Самойлов снова уловил запах водорослей и морского песка в комнате у Сёрика, вспомнились "девять кило губной помады"… вагон повидла и еще один вагон секундных… стрэлочек, и еще один анекдот, который горячим шепотом рассказывал на линейке Ходыко. То был изжеванный и пресный анекдот-вопрос:
- Почему девочки, когда целуются, закрывают глаза?
- Не только девочки, - звонко, как армянский звонок, прозвучала убойная реплика Сермяги, и девственный Ходыко тут же смолк и покраснел.
- Слышь, Сэмми, Элик передает тебе громадное "сорри" за то, что ей надо позаниматься в музучилище с девочкой-ученицей. Элик задерживается.
"Сэмми" Самойлов хладнокровно поставил перед Нэнси пепельницу-ракушку.
- Ты давно стригся? - спросила Нэнси без снисхождения.
- Месяц… нет, больше… назад.
- Нормальный ход. Если к тебе не пристебутся до экзаменов, уже к июлю успеешь капитально зарасти…
Нэнси делает атлетическую затяжку и, выпустив дымовую завесу, грустно размышляет сквозь нее:
- … хотя, это, конечно, далеко-далеко не финиш. Не в плане длины волос, а в смысле твоей молодой жизни.
Самойлов готов пожаловаться, как трудно ему укладывать свои пепельно- серые вихры таким образом, чтобы ни синяк-директор, ни жирная классная не тыкали в него пальцем, как в главного врага, но воздерживается - надо вести себя взрослее. Вместо этого, он расхваливает "Sweet Freedom", сравнительно недавний альбом Хиппов, оцененный им не сразу. Все-таки трудно ожидать чего-то из ряда вон, после того, что уже сделано этой великой группой. Нэнси соглашается, подаваясь вперед кукольным личиком со слегка обрюзгшими щеками.
С опозданием появляется Нора, жестикулируя, проходит в комнату, несколько раз целует Нэнси, от волнения глотая буквы, падает в кресло (купленное после продажи гаража):
"Ну вы тут нафли бев меня обфий явык?" - как всегда громко спрашивает она, прикуривая от протянутого Нэнси мужского "ронсона".
В черных очках, парике, бежевом комбинезоне. На груди - жабо, на запястьях - кружевные манжеты. Модница с задней обложки "Крокодила". А ведь ей тоже четвертака нет!
Самойлову показалось, будто Нора не совсем в восторге от того, что Нэнси злоупотребляет духами так, словно чем-то больна, и хочет заглушить исходящий от нее болезненный дух. И Нэнси, сидя на трофейном венском стуле, вытянув длинные шершавые ноги с крупными, словно вымазанными мокрым песком пальцами, тоже слегка поморщилась, когда вокруг ее шеи сомкнулись руки в кружевных манжетах.
Самойлов достал бутылку "Таврiйського", спрятанную в нижнем ящике письменного стола. Он отметил, что, в отличие от босоногой Нэнси, ее старшая подруга осталась в старомодных тупоносых туфлях с пряжками.
- Ну! Нинка, каков мэн?
- Мэн? - Супермэн.
Отхлебнув (конспирация) из горлышка и пустив бутылку по второму кругу от Норы к Нэнси, Самойлов повернулся к окну, предвкушая головокружение. Его взгляд скользил по перрону, запоминая то, что вот-вот должно скрыться из виду - протуберанцы кленовых ветвей, изогнутые и застывшие, но все же когда-то протянутые…
Шумит листва - гул магнитофонной ленты без записи, поскрипывают суставами ведьмы… то есть - ветви. А он смотрит на улицу сквозь убогий тюль, словно в окно вагона.
Между тем перекресток по диагонали пересекает "Карина", приехавшая к своей сестренке Нэле из Москвы, а можно подумать, что из самой Венеции. По крайней мере, она и этим летом здесь появится (в данный момент перекресток пуст) по дороге на Кавказ, где отдыхают известные артисты и богатые хиппи. "Карина" (если ее действительно так зовут) запомнилась ранними усиками и похожим на белый гольф колпаком, свисавшим, будто обмякшая реторта с головы вылупившегося гомункула.
А по другой стороне улицы ее всю ночь выслеживала мужеподобная лесбиянка… И "Русский Икар" падал и отскакивал, кувыркаясь в воздухе, от шумящей листвою верхушки старого клена.
Карина должна быть уже идущей по двору - вот она проходит под виселицей футбольных ворот, сквозь натянутую сетку… Пригнув голову, скрывается в узком, как гробик, подъезде - там, если войти за нею следом, она, упершись плоским задом в радиатор отопления, неожиданно сдернет колпак и обернется гладким демоном цвета какао с плоскими ступнями древнего египтянина, но бежать будет поздно… Ее старшая сестра - неприятная отличница Нэля постоянно что-то выдумывает. Врет на каждом шагу. "Пиздит как Троцкий" - говорят про таких. Сорок восемь хрустальных ваз у них в доме - этому еще можно поверить. Остальному - нет.
Куда подевались чулки с песком, буквально на каждом шагу свисавшие с деревьев, как казненные подпольщики? Колпак Карины чем-то сродни этим чулкам. Правда, то был обычный трикотаж цвета половой краски, не нейлон. И откуда у Карины взялась такая шапочка, и почему она не стесняется в ней разгуливать в свои тринадать лет, наверняка с благословения родителей? Ведь это явно не дань молодежной моде, а что-то национальное, по типу тюрбана или фески…
За минувший год Самойлов посещал Сёрика неоднократно - там его, собственно, и прозвали "Сэмми", за первые буквы фамилии и за любовь к Дяде Сэму. Никто уже не предлагал ему ничего переписать, при нем уже не стеснялись в выражениях - мол, здесь дети, а вы… За это время Самойлов из непорочного вундеркинда с причудами превратился в подростка-новичка, пока что себя ничем не проявившего.
Он смело загадывал загадку: "Женская профессия - начинается на "б", заканчивается на "мягкий знак". И сам поспешно ответил: "Библиотекарь".
"Его уже ничем не смутишь", - разрядил обстановку Сёрик. Сказано было с грустью, словно пророчество из уст утопленника.
Однажды он застал всю их компанию пляшущей под песенку "Кузина": Сёрик, Нэнси, Элеонора и какая-то миниатюрная рыжая девица, похожая на лисенка - дружно подпевали, зная наизусть все слова, кроме непонятных мест, где Горовец скандирует: "Гекуба…", нет - "гекуммен…" Вернее, скандирует он что-то другое. А эти просто поет. В общем, Самойлову показалось, что в компании просто не хотели, чтобы он видел, что они полностью понимают текст.
Сёрик увещевал Самойлова переходить с катушек на фирменные пласты. Пропагандировал какую-то группу, не называя имени:
"Рудники. Закат. Что-то типа каньона, и здоровенные негры рвут цепи".
Лишь под конец описания спохватился, и, похоже, на ходу придумал:
"Горные люди".
Пределы осведомленности Сёрика уже не казались Самойлову безграничными.
- Сэмми, в твоем возрасте можно выкуривать максимум по три сигареты в день, - предупреждает Нора - Ты с меня пример не бери, я курю много от тяжелой жизни. Голос совсем прокурила.
От тяжелой и прожитой жизни.
Нора рвется к Глафире. Ей нужно записать "Суперстар" в полной версии, как "Хованщину". Говорит она об этом совершенно серьезно, и сразу заметно, что с мозгами у "кузины" не все в порядке.
В склоняемой тут и там рок-опере Самойлову понравились только первая сторона и финал. А вообще, если честно, - хуйня от начала и до конца. Потому ее в прессе особо и не обсерают. Напоминает экранизацию Шекспира. Вот-вот выскочит лысая гнида Даль… Оттого так и нравится здешним сволочам.
Нора притащила большую катушку, ей нужна качественная стереозапись на девятнадцатой скорости. Чирик ее устраивает.
- …я звонил. Его пока нет дома. Дома одна бабушка.
- Где, ты говорил, он работает?
- На Узловой… в "Ремонте электробритв".
- Неисповедимы пути господни. Ты уже продемонстрировал Нэнси свою коллекцию Хендрикса?
- Нет. Не успел.
- Он собирает все, что связано с Джими.
Самойлову неудобно вытаскивать уже убранные вырезки, плакатики, фото большие и малые, два с половиной диска (один без обложки, у другого играет только сторона "Б")… Так только наивные дети хвастают перед гостями горсткой ничего не стоящих марок. У него тоже был такой альбомчик, и не один. Два уцелевших он по сей день не знает, куда деть. А в руки брать противно.
Нора относится к Нэнси восторженно-снисходительно, как к вещи, из которой успела вырасти. Где-то в комнате притаился "Альбом почтовых марок "Спорт", которым от него хотели откупиться за безвыездные каникулы в обществе старых идиотов и прочие дошкольные радости. С помощью этой подачки ребенка собирались наебать те, кто отвечает за его воспитание, настроение и психическое здоровье. "Альбом почтовых марок "Спорт". Составители - Гуревич и Садовников. Кстати, ему известен еще один Гуревич - фантаст, написавший "Мы - из Солнечной системы". А ви из какой?
Самойлову стало понятно, чем его смущает сегодняшняя Нэнси. Что-то переменилось в данной девице всего за один год знакомства. Все эти месяцы Элеонора неуклонно (с усердием больного на голову человека) хотела придать своей подруге облик молодой жены того лупоглазого ("Гарри, вы подлец!") в "Опасном повороте", и этой ей частично удалось.
"Горные люди" - явно несуществующий коллектив. Вымышленное название, и никому в циклопической Америке нет дела, что за ним скрывается. "Джаз - выдумка черномазых скотов", - внушал Сёрику дедушка-белоэмигрант. И теперь Сёрик под градусом сам выдумывает "черномазых скотов", бредущих, звеня кандалами, по краю пропасти. Зато в романе Роберта Стоуна (странно, что от него никто не охуевает, возможно, он просто общается не с теми людьми), черным по белому стоит: "А по другой стороне улицы за нею всю ночь ходила мужеподобная лесбиянка". По кличке Кот Ученый. И "Русский Икар" вертелся, словно праздничная свастика в доме отдыха Ветеранов СС, пока в дверь не позвонила эта Нина Потапова. "Потопова", как было написано на конверте из Польши… Потопова… Дымом поганым и вонючим… - как же там дальше?