"Дурак, дурак, сентиментальный дурак", - корил он себя в глубине души, а его душе, как это ни удивительно и сверхъестественно, было все равно. Она была светла и пьяна победой над его трусливым телом. Она с гордостью несла, как знамя, имя девушки. Это будет стоить тебе жизни, сказал он себе, но труба вдалеке и это знамя в душе придавали ему мужества. "Я выиграю, - сказал он, - и она похвалит меня. Это первая в моей жизни безрассудная глупость". Он больше не смотрел на галерею и поэтому не видел тучной старухи с легкомысленными прядями желтых волос, которая прокладывала себе дорогу к двери, и, когда двумя минутами позже мистер Брэддок с клочком белой бумаги в руке вышел из зала суда, он отвечал на вопрос сэра Генри Мерримана:
- А что вы там делали?
- Помогал грузить в лодку бочонки бренди. Затем я вошел с ними в лодку и греб к берегу. Они начали выгружать груз, и, пока они это делали, я улизнул. Луны не было. Было темно, и они не видели, что я ушел. Я удрал в дюны и спрятался.
- Почему вы улизнули?
- Я не хотел быть там, когда появятся таможенники.
- Каким образом вы узнали, что таможенники появятся?
- Двумя днями раньше я послал анонимное письмо начальнику таможни в Шорхэме, указав время, когда мы намеревались привезти груз, и точное место высадки.
- Вы ушли и спрятались среди дюн. Что случилось потом?
- Неожиданно раздались крики и шум убегающих людей. Затем выстрелы. Я дождался, пока все стихло, и потом уполз.
- Теперь будьте внимательны в своих ответах. Можете ли вы сказать присяжным, кто был с вами перед высадкой?
- Да. - Он без колебания назвал людей на скамье подсудимых.
- Был ли еще кто-нибудь?
- Да, Карлион, руководитель, потом человек, которого мы звали кокни Гарри, и Джо Соллер.
- Вы знаете, где эти люди сейчас?
Вновь его глаза встретились с глазами на галерее. Вновь глаза его врага были полны страхом и мольбой. Эндрю улыбнулся. Он был теперь уверен в себе.
- Нет, - сказал он.
- Сколько выстрелов вы слышали, пока прятались?
- Я не знаю. Стреляли одновременно, и все смешалось.
- Но стрелял не один человек?
- Да. Несколько.
- Высказалось предположение, что у одного из ваших товарищей была личная ссора с Рекселлом. Вы знаете что-нибудь об этом?
- Нет.
- Спасибо. Достаточно.
Как только сэр Генри Мерриман сел, в суд вернулся мистер Брэддок.
Он улыбнулся довольно злобно сэру Генри и начал перекрестный допрос.
- Сколько лет вы связаны с командой "Счастливого случая"?
- Три года.
- Ваши отношения были дружескими?
- В своем роде.
- Что значит в своем роде?
Эндрю прищурился и ответил не адвокату, а подсудимым.
- Меня терпели, - сказал он, - относились с презрением. Никогда не спрашивали моего мнения.
- Почему вы тогда не ушли от них?
- Мистер Брэддок, это относится к делу? - с ноткой раздражения спросил сэр Эдвард Паркин.
- Мой лорд, с моей точки зрения, чрезвычайно. Если ваша светлость настаивает…
- Очень хорошо, тогда продолжайте.
- Почему вы от них не ушли? - свирепо повторил мистер Брэддок.
Эндрю отвел взгляд от знакомых лиц на скамье и посмотрел в красное холерическое лицо адвоката. Его забавляло, что человек с таким лицом должен задавать ему вопросы о таких туманных вещах, как мотивы. Факты, твердые и прочные, как щепки дерева, - вот единственное, что он в состоянии оценить.
- У меня не было денег, мне некуда было идти, - сказал он.
- Приходило ли вам на ум, что можно честно зарабатывать на жизнь?
- Нет.
- Были ли у вас какие-либо иные мотивы оставаться на "Счастливом случае" в течение трех лет?
- Да, дружба с Карлионом.
- Как вы там оказались?
- Из-за дружбы с Карлионом.
- С человеком, которого вы предали?
Эндрю покраснел и потрогал щеку кончиками пальцев:
- Да.
- Что вас побудило написать донос в таможню?
- Вы действительно хотите это знать? - спросил Эндрю. - Или это напрасная трата вашего времени и времени суда?
- Не надо речей, - проговорил сэр Эдвард Паркин высоким надменным голосом. - Отвечайте на заданный вопрос.
- Это случилось потому, что у меня был отец, которого я ненавидел и которого мне всегда приводили в пример. Это сводило меня с ума. А я - трус. Вы все это знаете.
Эндрю схватился за край перегородки и наклонился вперед, в его голосе послышался гнев, лицо покраснело от стыда.
- Я боялся боли и ненавидел море, шум и опасность, и, если бы я хоть что-то не сделал, это продолжалось бы всегда, и я хотел доказать этим людям, что со мной надо считаться, что я могу расстроить их планы.
- И повесить их.
- Я никогда не думал об этом. Клянусь. Как я мог предположить, что начнется стычка?
- А как же ваш друг, Карлион? Вы ничего не сделали, чтобы предупредить его?
- Надо было выбирать: он или я.
Бородатый мужчина, которого звали Хейк, во втором ряду заключенных вскочил на ноги и потряс кулаком в сторону Эндрю.
- Вот и теперь: он или ты! - закричал он. - Карлион тебя за это достанет.
Тюремщик толкнул его вниз.
В суде становилось невыносимо душно. Судья и дамы на галерее обмахивались надушенными платками. Лоб Эндрю был горячим и липким от пота. Он вытирал его ладонью. Ему казалось, что он уже несколько часов стоит незащищенным под пристальными взглядами в суде. Его губы пересохли, и ему очень хотелось пить.
"Дай мне силы пройти через это", - в душе молил он - не Бога, а образ, который носил в своем сердце и за которым пытался укрыться от глаз, смотревших на него.
- Где ваш отец? - спросил мистер Брэддок.
- В аду, я надеюсь, - ответил Эндрю, и с галереи донесся взрыв смеха, который был подобен прохладному весеннему ветру в тропическую ночь. В суде не разрешалось никаких освежающих прохладных ветров. Смех был пресечен криками служителей.
- Вы хотите сказать, что он умер?
- Да.
- И из-за ненависти к умершему вы предали своих товарищей, с которыми жили в течение трех лет?
- Да.
- Вы надеетесь, что присяжные поймут это?
- Нет. - Голос Эндрю дрогнул от усталости. Ему вдруг захотелось объяснить этому краснолицему адвокату, который так надоел ему вопросами, что он не спал всю ночь. - Я не надеюсь, что кто-нибудь поймет, - сказал он и мысленно добавил: "Кроме Элизабет… и Карлиона".
- Вы надеетесь, что присяжные поверят этому?
- Но это правда.
Красное лицо вновь приблизилось к нему с настойчивостью насекомого.
- А я предполагаю, что весь ваш рассказ неправда.
Эндрю покачал головой, но он не мог отделаться от этого голоса, который приближался к нему снова, и снова, и снова.
- Вы никогда не писали доноса?
- Писал.
- Вы говорите это, чтобы спасти себя от скамьи подсудимых?
- Нет.
- Вы никогда не высаживались с грузом в ночь на 10 февраля.
- Говорю вам, я высаживался.
- Вы были с женщиной, пользующейся дурной славой.
- Нет, это неправда.
В Эндрю росла слабость. Чтобы не упасть, он ухватился за борт свидетельской ложи. "Я мог бы сейчас уснуть", - сказал он себе.
- Можете ли вы поклясться перед присяжными, что не были в обществе падшей женщины?
- Нет, я отказался, - утомленно сказал он. Он не мог понять, каким образом этот красный пузырь с назойливым голосом был так хорошо осведомлен о его поступках.
- Что значит вы отказались?
- Я был в Сассекс-Пэд в Шорхэме, когда ко мне подошла одна девчонка, но у меня с ней ничего не было. Карлион зашел выпить, и я побоялся, что он меня увидит. Поэтому я сказал: "Нет". Я сказал: "Нет. Я не хочу спать с тобой. Не сегодня". И ускользнул. Я не знаю, видел меня Карлион или нет. Я боялся и пробежал несколько миль по холмам.
- Это, без сомнения, не та женщина. Нет необходимости рассказывать присяжным обо всех женщинах, с которыми вы общались.
Мистер Брэддок хмыкнул, и присяжные захихикали. Сэр Эдвард Паркин позволил себе слабую улыбку, не сводя глаз с молодых женщин на галерее.
Лица перед Эндрю: адвокаты за столом, судебный пристав, судейский клерк, который теперь крепко спал, бородатые заключенные на скамье подсудимых, зрители на галерее, двенадцать враждебных, похожих на коров присяжных - стремительно превращались в неясное пятно, одно большое составное лицо со множеством глаз и ртов. Только лицо мистера Брэддока, красное и сердитое, отчетливо выступало из этой массы, когда он наклонялся вперед, чтобы выпалить очередной из своих вопросов, которые казались Эндрю абсурдными и бессмысленными.
- Вы все еще утверждаете, что высадились вместе с заключенными в ночь на 10 февраля?
- Говорю вам - это правда. - Эндрю сжал кулаки, страстно желая вдавить это красное агрессивное лицо в серый туман, окружавший его. "Тогда бы я уснул", - подумал он и с тоской представил себя на прохладных белых простынях, под теплым и чистым одеялом, которыми не воспользовались прошлой ночью ни его беспокойный мозг, ни тело.
- Вспомните, это было два дня тому назад. Разве вы не были в обществе женщины, пользующейся дурной репутацией?
- Нет, я не понимаю, о чем вы. Я не был с такой женщиной уже несколько недель. Вот мой ответ, и давайте покончим с этим.
Глядя в лицо мистера Брэддока, которое качалось взад и вперед, Эндрю с удивлением увидел, что оно у него на глазах явно распадается на части. Оно смягчилось, распалось и изобразило тигриную любезность.