- Так-так-так… Повело-повело-повело, - быстро забормотал, как заклинатель.
Поплавок сперва пошел, потом заплясал, запрыгал на воде, распространяя круги. И вдруг канул.
- Подсекай! - Задавленный вопль Сережи.
Поплавок вынырнул.
- Рано-было-было-рано, - залопотал шаман Сашко.
Поплавок опять качнулся, пошел не под воду, а вверх, приподнялся еще раз - и пропал. Пропал! Сашко плавно повел удилище и резко дернул!
Над зеркальной поверхностью больно высверкнуло серебро чешуи. На невидимой нити рыба летит над водой, судорожно изгибаясь, и с хвоста ее срываются капли, оставляя на воде цепочку расходящихся кругов.
- Ура! - По-рыбьи беззвучно орем мы.
- Видали, как он, поплавок-то, - говорит Сашко уже во всеуслышанье, его трясет. - Кверху, а? Видали?
- Скажи!
Карась широко разевает беззубую пасть и тупо водит вытаращенными глазами. Сашко хищно впился тонкими пальцами в жабры, другой рукой выкручивает из рыбьей глотки крючок. Он даже сам задирает подбородок, чтобы крючку легче было выйти.
Наконец плюхает рыбу в кан, где она обалдело мечется и затихает. Сашко не затихает:
- Видали? Это еще что! Я вчера такого корапа словил - во. - Показывает руками.
- Сбавь половину, - Скептически настраивается Лешка.
- Иди ты! Сбавь я ему, тю. Вчера вас звал-звал… Сами бы бачили.
- Да ладно…
- Тю, я те брехать буду, слышишь! Не веришь - не треба.
- Ладно. - Повторяет Лешка уже другим тоном, примирительным. - Серганыч, айда за удочками.
- Айда. Мы щас.
Разбуженное дикое чувство первочеловека гонит пацанов через крапиву. Я остаюсь, сбоку смотрю на Сашка. Он весь - увлечение. Напряженно глядит на воду. Рассказывает:
- Я с утра тут, с шести, да и то - проспал.
- Как утренний улов?
- Вже дома. Зъилы вже. Моим тильки дай. Тильки миг один.
- Последнего зверя на что взял? - Спрашиваю, показывая на карася. Рядом консервная банка с дождевыми червяками, кусок черного хлеба.
- Этого? На мякину, стрелянный горобей, повелся. - Сашко высморкался, утер нос коротким рукавом, для чего пришлось сильно выгнуть шею.
- Слушай, я тебе давно хотел… У меня драгоценность есть, - вдруг признается он, взглянув на меня.
- Какая? - Помедлив, спрашиваю я, чуя подвох.
- Камень драгоценный, - Сашко лыбится, внимательно смотрит.
Может, ждет, что я как тот карась, клюну?
- Чего ты? - Спрашивает. - Не веришь? Показать?
- Ну.
- Во, гляди, - из кармана выцветших, обтрепанных штанов достает что-то.
В немытых пальцах сверкнуло сиреневым. Стекляшка прокатилась на раскрытую ладонь и застыла, ударив по глазам солнечным фиолетовым лучом.
- Ух-тышки, - восхищаюсь я, - дай посмотреть.
Никогда не видела брильянта ярче! Честно сказать, я вообще бриллиантов не видела, но в этом на просвет сияет восьмиугольная звездочка. Край драгоценного камня отколот пиратами, которые некогда за ним охотились. Что и говорить, длинный и кровавый след тянется за этим прекрасным изумрудом, единственным изумрудом такого необыкновенного для изумрудов цвета.
- Откуда? - В благоговении спрашиваю я.
- Нашел, - просто отвечает Сашко. - Ну, точнее, у сестры брошка была, сломалась. Сестра хотела починить, но забыла.
Не хочет говорить всю правду, а врет неубедительно. Но я понимаю. Я понимаю. Если хочет, чтобы это была просто стекляшка, пусть будет стекляшка, так надежнее.
- Клевая штуковинка, - небрежно говорю я. - Держи.
Неохотно протягиваю владельцу этот потрясающий камень.
- Не. Это тебе. Дарю. - Смущенно улыбаясь, отводит руку Сашко.
Глава 7
В общаге - субботняя тусовка. Шаббат. Праздник по случаю долгого отсутствия праздников.
- Здорово, Юрась, ты туда же, куда и я?
- Все там будем…
Все, да не все. Никита - вряд ли, не ходок по подобным мероприятиям.
Приветственные возгласы, и мы окунаемся в разноголосицу грядущего пира.
- Народ, скидываемся, скидываемся, а то вина мало, - орет Юрка.
Над головами досточтимого собрания плывет жестяной поднос, в который с грохотом падают монеты.
- Щедрее, - напирает Юрка, подмигивая всей левой половиной лица.
- Слышала кору? - со всего маха плюхается на кровать Наталья. - Стасик, умора, в лифте застрял, а там вызов не фурычил. На весь дурдом верещал: "Выпустите меня отсюда, кто-нибудь!" Вишь, какой обиженный.
Маленький курносый Стасик и правда имеет забавный оскорбленный вид. Отовсюду ему шлют издевательские соболезнования.
- Вам бы так, - психует Стае.
А вот является наш полковой менестрель. Мишка Хоровод. Про него известно, что отслужил в армии. Сейчас такой парень - большая редкость. И, надо сказать, в девичьих глазах сей факт добавляет росту. Мишка это понимает, и без конца сыплет солдатскими прибаутками да демонстрирует военную выправку. Правда, сейчас он заспан, мешки под глазами:
- Всю ночь не спал, черти.
- У меня есть знакомый, - заводит кто-то, - так он спит по шестнадцать часов.
- Зачем? - Не понимает Мишка, о ком речь.
- Изучает параллельные миры. Этот ему не интересен.
- Все идет по плану, у-у-у, - ударил по струнам Мишка, отстукивая такт ногой. Стол, на который он воссел рядом с винигретом, жалобно завибрировал.
- Все разрушат, раздолбай, - обреченно капитулировала Наталья. Чего уж так убиваться хозяюшке? В комнатушке и разрушать-то нечего. Все раздолбано еще поколениями советского студенчества.
Интересно будет все это описать. Чего-нибудь подчирикнуть про романтику студенческих общаг. Дать этакую картинку: кто-то задумался под струнный стон, улетел далеко. Кто-то нетерпеливо смотрит на певца, ожидая возможности ухватиться за инструмент. Москвички-маменькины дочки недоверчиво озирают комнату. Стол, скучный казенный шкаф, выцветшие до невозможности обои, в оконные щели свищет ветер. Рисовать все как есть. Вот вернулись Юрик со Стасиком, бац на стол три бутылки "Монастырки".
- Пить! - призывает Мишка, в последний раз хлестнув гитару по морде. - На гражданке есть режим, набухался и лежим, ну, а в армии режим, подорвался и бежим.
- Тост! - вопит Юрик. - Тихо. Друзья, мы с вами собрались здесь для распития спиртных напитков, - он машет рукой в сторону батареи бутылок, - и пожирания импортных, отчасти - отечественных продуктов, - широкий жест на магазинное печенье и таз с салатом. - Это, скажу вам, господа студенты, нелегкое занятие для мыслящего россиянина. Но неизбежное. Так поднимем чашу сию…
- Вы не поверите, сейчас мне хочется обнять весь мир. - Через пяток минут после первой провозглашает отличница Инна.
- Не поверим, - соглашается Макс, - ты вот меня обними.
Младые надежды России-матушки впали в треп. Выхожу в коридор. Комната напротив тоже распахнута, там та же гитара, и тот же треп - гудит весь этаж.
- Катя, - догоняет Наталья, - можно с тобой?
Берет за рукав и уводит в какую-то темную нору.
- Вы друзья с Мишкой, - нерешительно начинает она, - и я подумала…
- Стоп. Что за враки? Не друзья.
Пахнуло вином. Наташа вдруг утыкается мне в плечо. В таких случаях бабушка говорит: "Це не дед плаче, це вино плаче…"
- У меня парень, - скулит она, - брат Миши. Мы давно с ним. А сейчас… Сейчас мне… Миша нравится…
Фу ты, ну ты, лапти гнуты. Страсти шекспировские.
- Мне теперь только повеситься…
На меня накатывает смех:
- Наташенька, утрись, родненькая. Есть от твоего горюшка избавление.
- Какое? - Глядит размазанными глазами.
- А ты усынови их. Обоих.
Наталья замирает на полувсхлипе. Хлопает ресницами так, что тушь брызжет.
- Обоих? Ну, ты… Это уж ваще…
- А что? - Хохочем вместе. - Нормально. Чего тебе-то страдать? Пусть лучше они мучаются.
В зеркале ванной Наташкино лицо уже с улыбкой…
Если жизнь кино, то, наверно, южноамериканский сериал. И все мы - Луис Альберты, Марианны, Изауры…
- Нет, вы представьте, - мелет Стасик заплетаюшимся языком, - Живет в обществе слепых зрячий. Один зрячий…
- Уж не ты ли? - Макс насмешливо отстраняет его с дороги.
- Нет, не я. Слепые живут по своим законам. У них особый мир. Они все воспри-нимают по-другому. Слепые благожелательно относятся к зрячему, дают во всем разобраться самому. Никто на него ни в чем не давит…
- А он таскает у слепеньких конфетки из сахарницы…
- Нет, не таскает. - Стае обращается к Юрке. - Зрячий среди слепых начинает чувствовать себя ущербным, понимаешь?
- Отстань, - отмахивается Юрка.
- Нет, вы понимаете? - возвышает голос Стае, - Он выкалывает себе глаза. Чтобы видеть мир, как все. Юрка, это ведь ужасно больно - выколоть глаза?..
- Не очень, - Юрка дружески хлопает его по плечу, - хошь, выколю?
- Внимание. Армейская песня. Для данной аудитории исполняется впервые, - раскатывается голос Мишки. Улыбается, а побледнел.
Вчера пришло письмо солдату, я с ним в одной казарме сплю,
Он мне прочел его как брату, открыл он тайну мне свою.
Поет серьезно. Всерьез. Хорошо поет, с чувством.
Ему подруга написала, мол, мы с тобою не друзья,
И служба - это срок немалый, решила замуж выйти я.
Ясно. Современный романс. Музыка народная, слова еще народней. Но интересно.