Она рывком поднялась с нагретой пыльной земли и побежала, не разбирая дороги, к белому городу, который рос на горизонте - она бежала, задыхаясь, выбрасываясь изо всех сил, с колотящимся сердцем, унимая его рукой, как будто оно могло выпрыгнуть из груди и опередить ее. И вот уже купол Софийского собора встал весь, целиком, как солнце над облаками, над каменными стенами, он вырос на белокаменной колонне здания, и слева и справа кресты все так же горели над куполами, и показались палаты князя, богато убранные мозаикой - даже на таком расстоянии были видны львы, гепарды и орлы - башни по углам крепости стояли незыблемы, как прежде, и реяли в жарком воздухе флаги. Но позади на горизонте росла черная полоса - она уже не вилась тонкой змейкой, как прежде, а бурлила темным дымом, и степь далеко разносила глузой и сухой топот сотен копыт.
Валентина скривилась и глотнула воды из стакана, унимая сердцебиение.
- Что-то сердечко стало пошаливать.
Помолчав, она вдруг неожиданно для самой себя спросила:
- Тебе не кажется, что я какая-то не такая? Я больная?..
- Не переживай, - сказал он вместо ответа на вопрос, - тебе это не грозит. Ведь ты же - абсолютная душевная норма. Хочешь еще "Айрон Адлер"? Или фройляйн предпочитает "Грюневальд"? Слушай, а давай сделаем твою выставку. Что ты снимаешь этим допотопным телефоном, им пользовались еще кистеперые рыбы - давай подарю нормальный аппарат.
- Нет уж, спасибо.
- Тебе не нужна выставка?
- Мне плевать на выставки.
- Тогда на хрена ты постоянно фотографируешь?
Виталий не понимал действий, которые ничем не заканчивались и не имели определенной цели.
- Мне нравится фотография, как схватывание действительности, - заговорила Валентина. - Роль фотографа очень мала. Он может быть слепым. Есть даже такой снимок - военный корреспондент поднял над окопом "лейку" на вытянутых руках, и скорее от испуга, чем сознательно, спустил затвор - в этот самый момент перед объективом оказался солдат, который падал, сраженный пулей, он еще жив, но уже погиб, он заваливается не так, как в кино. В нелепой позе, рука в размахе, отведена. Он словно отшвыривает от себя жизнь. Рукоятка автомата вываливается из ладони. Где-то я читала, что все другие кадры на той пленке никуда не годились или годились в любую газету: обычная черно-белая хроника войны. И только этот снимок, сделанный, в общем-то, неизвестно кем, вслепую, без выстраивания композиции и всего такого - только он оказался чем-то таким, непонятным, что его до сих пор еще печатают, о нем пишут искусствоведы… Он поражает воображение. Фотография - самозапечатлевающаяся реальность. Реальность сама созерцает себя в объектив, вот и все.
Когда они выходили из кофейни, пожилой гардеробщик, глядя, как Валентина оборачивает голову платком, вздохнул:
- Прямо пиши вас…
Она извлекла из кармана мятую бумажку и вложила в руку гардеробщика. Он склонился в поклоне. А ведь раньше, мелькнуло у нее, это все было непредставимо, непредсказуемо - казалось, Россия Гоголя закончилась, и никто не станет тебе кланяться, продав за мелочь никчемный комплимент. Слуги. Баре. Что гаже, что грустнее?
Валентина глянула в окошко сотового - там было сообщение от Сергея: "Скажи мне, где ты". Неверными утренними пальцами, изнуренными от сигарет, она набрала: "Когда я буду нужна, я позвоню".
Ответ пришел через минуту: "Поражаюсь твоей жестокости". Она хмыкнула, сунула сотовый поглубже в карман.
Виталий открыл перед ней стеклянную дверь. На ледяном крыльце курил охранник, выдувая в морозный воздух пар своего дыхания и сигаретный дым. Он скосил глаза на парочку, слегка посторонился, давая дорогу.
Виталий нажал на кнопку брелка - машина, вспыхнув оранжевыми огоньками, разблокировала двери.
- Прошу.
Валентина не знала, как называется подобный автомобиль, но знала, что это дорогая модель. В салоне торчал запах кожи.
Она села на переднее сиденье рядом с водителем и засмотрелась по сторонам. Москва в неоновом льду плавилась, как жидкое стекло, и стекала куда-то, - может быть, в решетки неведомой глобальной канализации за горизонтом.
C: \Documents and Settings\Егор\Мои документы\Valentina\Livejournal
Varnitsy.doc
Автобус, идущий из Борисоглебского монастыря в Ростов, сломался на том повороте, откуда до Варниц оставалось полтора километра. А еще решали, ходить в Варницы или не ходить. Дмитрий хотел идти, а Алёна говорила, что пора домой обедать. Теперь стало ясно, что обед откладывается. Но все восприняли это как чудо.
Там, на деятельном беспорядке стройки, заговорили с послушником Николаем. На вид ему можно было дать двадцать семь, тридцать пять… Тогда и то, и другое казалось им тогда одинаково солидным. Худой, а лицо гладкое. Волосы седеют - странно, двумя полосами. Валентина расправила плечи, он сказал:
- Правильно, грудь вперед!
Через некоторое время они болтали, как будто давно знали друг друга.
Николай говорил:
- Как вы узнаете истинную веру? Как вы узнаете истинных друзей? Заболели вы, как можете вы понять, кто истинные друг, а кто нет? Друг придет в больницу. Пусть от вас, ну, будем говорить, пованивает, друг придет. Православные гибли за Святую Русь, и убивали врагов, хотя в Писании сказано, не убий. Потому что ваш друг за вас глотку перегрызет, когда вас будут насиловать и убивать. Он не станет стоять в стороне и говорить: подставь левую щеку. Это и есть православие. Все остальное - кривославие…
Потом сидели у каких-то развалин, из которых каждые пятнадцать минут выпадал кирпич.
Глава 5. Посещения
C: \Documents and Settings\Егор\Мои документы\Valentina\Vademecum
Bezdny.doc
Евгений Торубаров, или просто Женя, Женёк, как его звали друзья, заметно изменился. Подстригся и побрился. Да, это было очень заметно.
- Бедняга Димка, - посетовал Женя, отхлебывая белую пену из стакана с молочным коктейлем. - Я тогда был у него. Может быть, Алёна тебе рассказывала? Привез ему какой-то диск, как дурак - будто ему можно было помочь какими-то дисками. Разговаривали о поэзии…
Они пересеклись с Валентиной, можно сказать, случайно - она зашла в то же кафе возле здания МИДа, где у него была назначена встреча. К нему опаздывали, и она подсела. Евгений был не москвич. В Москве первое время осел в церковном издании. Валентина видела одну его статью. О православных китайцах. Интересная репродукция иллюстрировала материал - китайский святой, узкоглазый угодник. С нимбом вкруг головы. Да, православный китаец - еще покруче, чем русский чань-буддист, подумала она тогда. Все еще недоумевали, надо же, куда его закинуло, а что в этом было удивительного? Затем он перешел в выборные спецпроекты никому не ведомых газет. И наконец, судя по всему, подфатило.
- Сейчас в пиар-агентстве. Консультирую одну партию. Так, по мелочи. Психолингвистические технологии, слыхала про такие?.. Во-первых, от самих членов партии требуется полная преданность вождю. Это будет нечто совершенно новое - такого еще не предпринимали.
- Да ладно, новое!
- Поверь, нечто такое, перед чем все предыдущие изыскания - детский лепет. Пиарщик должен оставаться отстраненным, но даже меня иногда увлекает. Русскому менталитету очень даже подходит такая преданность, зря технологи пренебрегают этой народной способностью. Тут можно столько привлечь электората… Точнее, пока просто сторонников и соратников - возможно, у партии не будет возможности пройти на выборы. Она не совсем послушная тому раскладу, который у нас откадровывается в последнее время…
Грустный длинный Женькин нос значительно удлинился и погрустнел со времен последней встречи.
- Лучше расскажи, как сам живешь? - спросила Валентина.
- Тебе до лампочки политика, да? А зря, я мог бы рассказать тебе о технологии, которую мы отрабатываем. Вот прикидываешь, руководство партии - там особая структура, долго объяснять - собирается в зале перед портретом вождя, женщины выстраиваются попарно с мужчинами - у них много женщин, таков один из принципов. Вообще, женщины сейчас намного активнее и пассионарнее мужчин. Ну, ты это сама знаешь, наверное. Так вот, мы выстраиваем их, и они присягают на верность - повторяя при этом "Я - твоя овца, веди меня, пастырь". А затем целуются.
- Фу, вот гадость! Сектантсты.
Женя поморщился:
- Ну зачем такие слова! Люди, скрепленные подобным общим переживанием и подчиняющиеся только пастырю, на самом деле не бывают овцами с другими людьми. А то ведь у нас обычно как: молодец против овец, а против молодца и сам овца.
- А стрижет вас кто?
- Лучше вступай в нашу партию, ты сама увидишь, какие перевоплощения переживают рядовые, серые, неинтересные люди.
- Значит, ты в партии все-таки?
- В этой партии будущее России. Той, конечно, которая останется - после того, как Китай оттяпает у нас Дальний Восток и Сибирь до Урала, НАТО отожрет окончательно Грузию, Абхазию и Приднестровье, а Украина сделается глухими задворками птичьего двора хозяюшки-Европы. Страна останется в территориальных пределах Владимирской Руси, но именно отсюда начнется ее возрождение…
- Женя, отстань, - сказала Валентина. - Чего-то вообще на тебя не похоже. Это все шутка, да?
- Никакая не шутка. Мир вошел в новую эру, эру Водолея, которая продлится двести четырнадцать лет и три месяца. А ты все о нефти думаешь!..
- Ты же, вроде, был православным?