Волны расходятся и сходятся, туда и сюда, и, глядя на них, могу подтвердить: конечно, те дни были - слипшиеся крупинки манной каши. Они канули так же, как и все предыдущие, и только, созерцая негладкую морскую гладь, спрашиваю себя: а вот эти самые дни, в которых так хорошо, спокойно, и я столь богата временем и свободой, что ещё позволяю себе ретроспекцию, углубления, каналы, переходы, ассоциации - минуют они в точности так, как те?
Ну наверно. А как же?..
Шорох камней - со спины подходит кто-то, приземляется чуть не на расстоянии вытянутой руки. Я оборачиваюсь, нахмурясь. Пляж пустынный, можно было сесть и подальше.
С загорелого, почти медного лица смотрят ярко-зелёные глаза. По всему, вероятно, рабочий. Спрашивает:
- Не помешаю?
- Вообще-то да.
- Что, помешаю?
- Помешаете.
- Ну ладно, помешаю тогда, - он живо огорчён, немного жаль, задела ни с того ни с сего. - А я подумал, что ты одна тут сидишь. Давно наблюдаю за тобой. Приходишь и сидишь. Зачем?
Пожимаю плечами. Не рассказывать же.
- Ты извини, ради бога, что я так с тобой разговариваю. Пообщаться просто с человеком захотелось, понимаешь, нет? Вчера закончили смену, двое парней - поехали, разбились на машине. Одному череп вообще снесло, а у него жена, ребёнок - ну как такое может быть? Вчера только разговаривал, вот сидели, как с тобой, - он рукой показал расстояние. - Ну, как так может быть, а?
- Не знаю…
Море лизало берег, волна одолевала кручу, норовила подобраться к ногам.
- А я не то что, ты не подумай, зачем ты плохое думаешь? Я просто пообщаться.
- Да ничего я не думаю…
- Нет, думаешь. Я же вижу.
Вот человек.
- Как же ты можешь видеть? Мы не можем видеть, что думают другие, - говорю я.
- А скажи, ты же ведь не отсюда?
- Не отсюда.
- А как же ты одна ходишь, я удивляюсь?
- А что такое?
Он действительно удивлён. Такое живое, непосредственное недоумение. Как в мультиках. Бывает же. Глаза расширяются, круглится рот. Я отвыкла от таких прямых эмоций, у нас как-то не принято. Он смотрит то на море, то на небо, исчерканное самолётными линиями. Не может подобрать слов. Не трудись, всё и так понятно.
- Есть у тебя парень?
- Есть, - соврала я.
- Ну и как же он тебя отпустил? Я бы тебя не отпустил. Тебя как звать?
- Таня, - снова соврала я.
С утра всё равно пелось из Онегина. Правда, ария месье Трике - "Медам, я буду начинайт!.."
- Ну вот, Танюша… А мы тут работаем, - взмах рукой в сторону холмов, - я слесарь, второго разряда. Отопление проводим, в детском саду вот - где дети ну как… Они недоразвитые или как сказать. Работаем, они гуляют, выходят, смотрят. И только не понимаю, как такое может быть? Конечно, какой человек он может ощутить по-разному, что они вроде дебилы или что, а они просто дети такие же… Ну как…
Он смотрит пристально, проверяет - понимаю или? Я киваю.
- Повезло твоему парню. Только я бы не отпустил, - говорит он. - А я на место брата пришёл, зарплата тут хорошая, я на деньги не обижаюсь. А брат - четыре года старше - на мотоцикле разбился, мотоциклы два лоб в лоб, и тоже никто толком не знает, пьяный был или что.
Зелёные, ярко-зелёные глаза в ярких, словно фломастером, ободках, красных от водки, ветра и несправедливости мира, уставляются на меня. Требовательно, призывая к ответу.
- Ну вот как такое может быть?
Зачем ты меня-то спрашиваешь? Что я могу тебе сказать?
Море шатает, как пьяное, как от усталости.
Есть несколько знакомых, в чьих жизнях появляюсь не чаще раза в год или даже в полтора, со временем, наверно, промежуток будет только увеличиваться, он уже увеличился на срок моего замужества - на два года. (Они бы хотели видеть меня чаще, да и я бы, возможно, тоже, но наш мир для этого не приспособлен). Таких людей не много, пожалуй, их и всего-то двое или трое. И когда в очередной раз один из них окликает на улице, где я по ситуации, по делу, а он постоянно работает и каждый день бывает, начинаю понимать, я в его жизни - некая константа. Быть может, в каком-то смысле постояннее всего, что его окружает: неминуемее жены, очевиднее сотрудников, непременнее автомобиля.
У меня нет иллюзий на свой счет, понимаю, он, в конечном счёте, констатирует меня так же, как и я его. Пересиливаю такого знакомого в одном: не ищу встреч. Никогда не перезваниваю. Меняю место обитания. Выкидываю пейджер. Гублю сотовый телефон. Ухожу с работы и иду на новую. Забываю код электронного почтового ящика и прихожу к мнению, что так должно быть - завожу новый. Получается само собой, а со стороны могло бы выглядеть, как смена всех резиденций, паролей и явок. Но наблюдателя "со стороны" в моей жизни нет, поэтому мне приходится его замещать.
Такие "редкие" знакомые опасны. Кто-то сказал, близкие опаснее всех - чушь. Поверхностный парадокс. Близкие безопасны. Они, конечно, могут убить, но это же не опасно.
Едва наша жизнь с мужем вошла в свою колею, он перестал быть опасен по-настоящему, а следовательно, и интересен. Конечно, от него можно было получить оскорбление или претензии, но, если бы нас не развело то, не знаю что, со временем я бы свыклась, как свыкаются все проживающие на средне-русской равнине бабы. Может, он вошел бы во вкус того, первого удара и поколачивал бы меня, а я б ему прощала, жаловалась подругам на судьбу, родила бы ребеночка и так далее, и всё у нас было бы как у людей.
Знакомые, заявляющиеся в твоей жизни с большими временными промежутками, опаснее, чем все другие, и ты для них опасен тоже. Сознание расположено воспринимать все появления одного и того же человека как длящуюся сюжетную линию, как один день, наполненный событиями, поэтому их непрошенное явление, которое невозможно предугадать, легче лёгкого застает врасплох. Происходит склейка насквозь, словно присборенное время проткнули и пропустили сквозь него шнурок.
Поэтому - поэтому - поэтому важно всегда быть в тонусе (я всё о том откровении), всегда быть красивой и такой, словно живешь сейчас, а не отбываешь дни между важным вчера и ярким завтра. И опять-таки поэтому моему мужу уже никуда не деться. Зачем писать ему письма - я всё обдумывала проект целого романа в письмах, кажется, но теперь, когда в жизнь вошло озарение, уже не понимала - зачем? Устраивать свидания, выяснять отношения, говорить с ним - всё это излишне. Я и так опустилась ниже некуда за время нашей так называемой совместной жизни. Совсем уж было поверила, судьба - мой единственный мужчина, первый и последний, и раз так, я должна быть беспрекословной.
Дмитрий, как же ты меня отпустил?
…Трудно жить с другим человеком в однокомнатной квартире. Да почти невозможно. И сейчас я уже вообще не понимаю, как мне такое удавалось на протяжении почти двух лет, тем более, что квартиры менялись, как в калейдоскопе.
Великодушно я позволяю ему всё: ты слышишь? Можешь жениться в другой раз, уехать за границу, исчезнуть на год, два, на десятилетие, навсегда. Можешь делать всё, что тебе вздумается. Это я тебя отпускаю. Ныне отпущаеши. Не потому, что безразличен.
Просто слишком хорошо сознаю высокий накал собственной власти. Прости.
Ливадийский дворец
Музеи - ложный опыт. Как ложный опыт и всевозможные литературные вечера. Что из него может вырасти? Конечно же, надо стать отшельником. Собственно, потому я и здесь. Я так и хотела. Хотя бы на две недели. Вряд ли выдержу три.
С удовольствием проснулась. Небо показалось мрачным, низким - хлопнула себя по лбу: горы. На стадионе под окном тренер в полосатых штанах демонстрировал классу физические упражнения. Возмутило лицемерие этого человека: сам едва нагибался.
Как-то опять из головы вон, что осень, и даже в Ялте осенью люди должны учиться, работать…
Входя на набережную, остановилась у первого же щита с надписью "экскурсии".
- В Ливадию у нас нет специальной поездки…
Старушка в берете предложила посетить заодно, в довесок к Ливадии, Воронцовский пассаж и Ласточкино гнездо. Столько впечатлений в один день - не для слабонервных. Мне же ведь хочется ещё и с морем поболтать…
- А что я вам чисто по-человечески советую, - сказало печеное яблочко, - видите флаг?
- Ну.
- Райисполком. Обойдёте, сядете на одиннадцатую маршрутку…
Да? Вот здорово. А что, правда до Ливадийского дворца можно доехать маршруткой?
Да не поеду, наверное…
Отметила, что пифии моей нет на боевом посту.
На побережье нашла кусочек битума. Битум по-прежнему пахнет, как тогда, как жевали с пацанами взамен жвачки, которой не было. Мы ели всё. Отчасти с целью заместить заморский продукт. Да, пахнет, словно и есть тот самый когда-то размягченный во рту кусок.
Обкатанное зелёное стёклышко - осколок горлышка бутылки из-под кефира. Острые грани сточены, да, несомненно, отсюда лился кефир - и таких бутылок, кстати, сейчас нигде не встретишь.
Я археолог недавнего прошлого. Самопровозглашенный палеонтолог вчера умершего быта. Стихийный ценитель уходящей натуры.
Ой, пришло семейство всегдашних пляжников с девочкой. А я уж было закучала…
Бредёт, волочит сумку продавщица. Говорит почти жалобно:
- Самса…
- Ну, дайте одну.
- Пожалуйста.
- Горячая. Спасибо.
- Я единственное, что переживаю - фарш не пересолила ли?
- Нет, что вы. Вкусно, - говорю, хотя до фарша ещё не добралась.
- А то быстро с утра прокрутила…