Из такого уютного и большого мольника белая прожорливая бабочка разлеталась по всему дому, забивалась в шкафы и сосредоточенно поедала, что ей совсем не предназначалась. Не раз я призывала домочадцев вынести мольник за пределы нашего обиталища и спалить его посреди грунтовой улицы с гиканьем, плясками и залихватским присвистом - все воззвания пропадали втуне.
А сейчас я подумала, мои мысли весьма похожи на мольник: висят одна на другой, ничуть не меняясь, ветшая, пылясь, и моль точит их изнутри, выводя свои голые белые полупрозрачные личинки.
Зима и Москва - синонимы. Лето на всей планете. Даже и в Лондоне среднефевральская температура - плюсовая. Ну хорошо, минус ноль.
Наталья тогда предприняла, что могла. Испробовала все средства. Она изящной белой штучкой обошла моё лицо… "Тебе надо губы отшелушивать. И провести чистку. Чистку лучше проводить не реже, чем дважды в год…" Да-да, ошелушить губы и будет порядок. Напрочь. "Совершенно ни к чему тут твоя ирония".
Достала щипцы для завивки, "вафельницу", чтоб пряди были гофрированы, как после мелких косичек, заплетённых по-мокрому.
- Я считаю, тебе надо просто проучить его, - говорила она, клацая щипцами в непосредственной и опасной близости от моего лица. - Надо, в конце концов, показать, кто тут хозяин.
Дмитрий оставался дома. При одной мысли я кривилась. Сбежала в очередной раз, к Наташке. В чём была, надо заметить. В старенькой вязаной кофте и домашних штанах. По лицу красные полоски от слёз. Теперь, под пудрой, их не видно… Мне уже хотелось к нему. Просить прощения.
- Хозяин? Не я.
- Тренируй позитивное мышление. "Не" сознанием удерживается на входе.
- Кто только выдумал такую ахинею?
Я покорно поворачивалась под деловитыми, бодро щёлкающими щипцами.
- Сама ты ахинея, - покровительственно сказала Наталья. - Знаешь анекдот? Так бы и ушел Иван Иваныч из бани мокрым, если бы не предупреждение на стене: "Занавесками не вытираться". Понятно теперь, какова сила по-настоящему позитивного мышления?..
В модном заведении для преуспевающей молодежи первой пятилетки XXI века в баре в три ряда стоят пятьсот, а может, и тыща бутылок самых разных конфигураций: приземистых и пузатых, вытянутых и стройных, круглых, кубических, в виде виолончелей и женских торсов (головы символизируют пробки).
Бутылки винные, удивляющие изяществом и соразмерностью пропорций, с самыми плавными и заманчивыми изгибами, на которые так и хочется опустить руку. Близ благородного выводка - тяжеловесные, косные, квадратные бутыли, в них еле колыхаются от ритмичных музыкальных ударов тяжёлые, как жидкое масло, политические напитки, напитки-чемпионы в тяжёлом весе: водка пшеничная, анисовая, можжевеловая (попросту джин), виски, коньяк… Для респектабельных, буржуазных, консервативных. А рядом теснятся джазовые бутылки, выспренние, оригинальничающие, единственные в своём роде, для тех, кто из грязи в князи и обратно быстрее, чем на экспрессе, сегодня пан, а завтра пропал, пропан, бутан. Новые, рискованные, аллергические марки, ликерные эксперименты, экстремальные пойла. Для альтернативщиков во всём, любителей малоизвестных и высокоскоростных видов спорта.
Я не из них. Даже с парашютом не прыгнула. Даже дайвингом не занималась.
И отдельной батареей, похожие друг на друга, как солдаты одного отряда, кегли боулинга, плотно, плечом к плечу, стоят пивные бутылки разных марок.
Вечеринки и существуют, чтоб всё смешалось. Для услады нежных ротовых полостей красивейших девушек Москвы здесь мешают коктейли жеманные, слоеные, с ледяной крошкой, огненной начинкой, разноцветные, в самых невообразимых сочетаниях, с ярко-красными и блестящими, словно покрытыми лаком для ногтей кусками клубники или зелеными кругами киви, желтыми - лимона, айвы, банана - словом, весь нехитрый, но значимый спектр светофора. И все огни горят одновременно, так что не знаешь: идти, стоять, ждать, бежать? Или, может быть, лечь - прямо здесь, станцевать на барной стойке, вывихнуть лодыжку (чужую) и уехать в ночь на такси, полном впечатлений?
В душе моей сидела заноза. Ворочался солитёр беспокойства. Дмитрий оставался дома. Я решила его проучить. Провеселиться ночь напролёт с Наташкой. Почему-то не веселилось. И круги, как у лемура, под глазами, и вид вообще скорбный. Как на похоронах.
Группа с банджо отыграла, и начал конденсироваться люд. Запах алкоголя, сигар, сигарет, сигарилл поплыл, мешаясь под потолком. Зазвонил мой мобильник. Мобильная классика. "Волшебная флейта" Моцарта. Дмитрий. Классическая музыка сопровождает повсюду.
- Ты где?
Строгий голос. Я собачка на невидимом поводке.
- В клубе.
Отчаяние спокойствия, спокойствие отчаяния.
- Я приеду.
- Приезжай.
Глупо, но я обрадовалась. Приедет. Будет нескучно.
- Может, по коктейлику?
- Можно, Наташ. Позволишь тебя угостить?
- Лучше я!
Наташка такая.
Начало завариваться общее умопомешательство, первые пузырьки стали выплывать со дна кастрюли и лопаться на поверхности.
Так что влечёт в Москву неудержимо? Сюда, в чад, в дым, где пульсируют ритмы, что задают частоту планетарного сердцебиения, но нигде не прощупываются толком - может, лишь в таких вот местах, куда сложно попасть с улицы, потому что не найдешь скромно нарисовавшуюся на задворках дверь, а если найдешь, никогда не догадаешься, что скрывается там, за ней - а догадаешься, всё равно не пустят, потому что у входа здесь дресс-контроль и фейс-код, или что там, кто разберёт.
Но Наташка и не в такие двери вхожа. В отличие от меня.
И я вспомнила халат. Когда-то давно халат мой был фланелев. Теперь он больше смахивает на махровый - оброс частыми катышками. Длинный. На пуговицах, они, конечно, терялись время от времени, и ныне розные, каждая на свой лад - которая с двумя дырочками, а которая с четырьмя. Однако синие все, и одного (примерно) размера, так что, если не приглядываться, разномастья и не заметишь.
Я частенько дома, когда никто из посторонних не видит, хожу вот так - в потрёпанном, видавшем виды халате. Ремедиос, блин. Приталенная длиннющая хламидомонада, по красному фону синие с белым цветы. Триколор. Правда, рубище было куплено ещё до всякого триколора, по стране всюду реял горделивый алый стяг, и никому в голову не приходило, что вскоре от него останется только скромная полоска в самом низу "бесика".
Халат простирается аж до щиколоток, и очень большой - просторный. Ходишь в нём - словно язык в колоколе, болтаешься. Собственно, когда-то был поясок, а сам смахивал на изящное женское одеяние, хоть и для дома. Сейчас пояс утрачен, и весь раздался, обалахонился. Внизу справа на подоле маленькая дырочка. Впрочем, поскольку пёстрый, её почти и не видно.
Собственно, может, ни в одной из многочисленных съёмных квартир, и не прижилась-то именно потому, что халат всякий раз оставляла в шкафу у родителей. Зачем, думалось, в новую жизнь тащить с собой эту рваную хренотень? Выкинуть даже хотела. А халат всё ждал меня из скитаний. И, похоже, дождался…
Москвичи и то не в курсе, что в городе бьёт такая жизнь. Можно годами ходить мимо, и не подозревать. Улавливать зимними ноздрями острый аромат за светловолосой женщиной в мехах, которая спешит зачем-то именно к той нарисованной двери на тонких, как иглы, каблуках - а ведь гололед… Мало ли, зачем она идет… Можно ещё зайти случайно днём, когда время че еще не настало (или, скорее, уже прошло), спросить чашку кофе (другого не подадут), выпить, заплатить двести рублей, удивиться дороговизне и так и не узнать, где был.
Всё равно, что разговаривать с принцессой, которая сияла, как алмаз, всеми гранями, вчера на балу - а сегодня не выспалась, волосы сожжены, разит перегаром и куревом, слипаются отекшие глаза и сыплются ресницы, вчерашний "изгиб до небес", потому что тушь некачественная, стойкая слишком. Бывает трудно представить, что принцессы и без помощи фей легко способны на подобные метаморфозы. "Вчера неудачник - сегодня преуспевающий коммерсант", вот наша общая мечта. И, пока вы беседуете с нынешней ПТУшницей, вы просто в ум взять не можете, как чудно она преобразится к нынешнему же вечеру. Будет красивее, чем когда-либо.
- Только вот уберет мушиный срач изо рта, - подтверждает Наташка.
Мы сидим, две девицы, за квадратным приземистым столиком. Здесь стоит больших трудов заказать место - но всегда есть выбор: платить или брать даром, и, памятуя, что вселенная щедра, девушки предпочитают не платить. Коктейли, танцы, наркотики, такси - нам ничего не стоит. А особо предприимчивым дёшево обходятся квартиры, собственные автомобили и яхты. И мы иногда втайне вздыхаем, что не настолько оборотисты.
Чем дороже нужно заплатить, тем проще обойтись другими методами. Хотя бы пренебречь. В России, судя по всему, так и не верят в реальность денег. Попробуй в трамвае поездить зайцем, методично, чтобы нарваться на контролёра. Зловредный, он душу вынет за десять рублей, но если не заплатишь за ужин пятьсот долларов, метрдотель, двоюродный брат трамвайного распорядителя, не посмеет отказать в обеде и на следующий день.
Потому что пятьсот долларов за ужин - пустяк, а десять рублей за поездку в трамвае - деньги. Арифметика.