И мне запомнился тот ноябрьский город. Дмитрий возил невесту показывать родне.
В плацкарте пожилая женщина вешала пиджак на плечики, обернулась:
- Дима!
В углу интересом светилась ещё одна пара глаз.
- Здравствуйте!..
Светлана Ивановна и Роза Васильевна, преподавательницы педвуза, возвращались с какой-то столичной научной конференции. Дмитрий начинал учиться у Светланы Ивановны ещё в те времена, когда Роза Васильевна была просто Розой.
И вот уже Светлана Ивановна рассказывает нам свою историю.
- Село Сабунды под Целиноградом. Мыльное озеро. Делилось: чеченцы - мазанки. Немцы - стройные, ровные домики, стояли отдельно. Казахи - такие приземистые дома. Пыль столбом, ветер, голая степь. Я закончила университет в Минске в шестьдесят первом году… И отправилась на целину. Директор школы, казах: "Дайте-ка ваш диплом" - и закрыл его в ящике стола на ключ. Ой, а так бы уехала сразу.
- Правда?
- Ну вот клуб. Танцы после кино. И представьте себе такую сцену: ко мне подходит белоголовый парень, а я и не знаю, кто. Приглашает. А я была высокая… Отказалась. Потом подходят двое каких-то чёрных, старых, страшных. "Ты почему не пошла танцевать?" - "Так он же ниже меня!" - "Эй, ты попала к нам" - "А вы кто такие?" - "Мы - чеченцы. Первый раз мы тебе прощаем, потому что ты учительница".
Мы в купе, а слева, с боковушек, прислушиваются к разговору двое. Рабочие. Родом откуда-то оттуда, если не из Чечни, так, может, из Азербайджана. Или армяне. Мы всё ещё очень близоруки, не различаем ведь в основном уроженцев восточных республик…
- Потом мы с ними подружились. У них есть хорошие качества. Но возразить нельзя было. Они выкидывали девушек из клуба, и никто не мог подойти. Если девушки делали что-либо не так. Ох, было дикое время. Как-то в шестидесятые поляк приехал в Глазов в шортах, и что вы думаете? Забрали милиция: у нас не принято в белье ходить. Да…
Роза Васильевна, историк, делает движение бровями. Наверно, у нас у всех сейчас на лицах отражаются сложные чувства.
- Хрущов призвал нас, и мы поехали. Сумасшедшие были. Целину покорять. Больные на всю голову. - Светлана Ивановна засмеялась.
И, хотя говорила так, было ясно: гордится. И есть чем! А мне?..
- Учительница - что-то святое для них. Университет - запредельное, им казалось, мы всё могли преподавать. "Возьми химию", - сказал директор. А я - чистый гуманитарий…
Принесли чай в коричневых чашечках-напёрстках. Где знаменитые железнодорожные постаканники с глухарями? Где сахар, упакованный по два кусочка в обертке, на которой изображен состав?
Светлана Ивановна переключается на теперешних своих студентов.
- У нас много… Талантливых, оригинальны. Девочка одна - пишет, ответственная такая… Журналы выходят… Один певец, как их, рокер, Игорь, я его со школы помню, волосатый такой ходил, обтёрханный, вдруг, внезапно - ушел в церковь. Батюшка теперь, да…
Роза Васильевна тоже хочет рассказывать. Она говорит:
- У нас высок статус научной работы. Прохождение по научным степеням - не рутина, как для многих московских студентов, окончивших курс и не знающих, куда себя деть. Скорее - возможность поехать куда-нибудь, поучиться. Заграницу, в Москву… И, может, почти единственная возможность. И я, слушая вас, Светлана Ивановна, вот как сказать? Затужила, что ли: на долю нашего поколения не досталось проекта. Амбициозного, дерзновенного. Проникнутого высокими идеями. И плоская пропаганда образа действия такова - ну, да мы все её знаем…
- Маленькие восточные народы страшно ревнивы. - продолжает Светлана Ивановна. - Армяне не любят азербайджанцев, дагестанцы не терпят грузин, чеченцы болезненно воспринимают ингушей. И всех их злит, что мы их не различаем, а для нас, русских, которые меж всем этим - всё едино. Мы всех любим. И всегда принимали тех и других…
- А расскажите, как вы дальше жили на целине?..
- Да как жили. Как все живут. Вышла замуж, родился сын. Теперь чертыхается, вписывая в анкеты место рождения. Длинно, говорит, непонятно, никто не знает, где. Многое было. Туалет так: казашка шла с чайником, присела. Встала, пошла. Мы внедряли культуру… Механизаторы заканчивали работу, все в масле, и шли в клуб. Мы решили бороться. Ходили в белых блузках. И что вы думаете? Первые блузки выкинули! Не отстирать было. Зимой на каблуках. Летом - плавали в купальниках. Всё село сбежалось смотреть. Ребята говорят: "А нам в чем?" - "А в плавках". Купили…
Рабочие слева, огромные, рослые мужики, внимательно слушают. Почти в забытьи. Один даже рот приоткрыл. Нас всех занимает. Светлана Ивановна с привычным накатом лектора, с удовольствием впивая наш интерес, обращается ко всем, расправив плечи, расширив аудиторию.
- Потом я организовала драмкружок. В общем-то, меняли что-то. Им нравилось. А когда выходила замуж - мне чеченцы сказали: "Если не пригласишь на свадьбу, всё тебе разнесём". А жениху: "Если ты её обидишь, мы тебя убьем". Они нас защищали, учителей. Но страшновато было. От этакой защиты… И вот теперь они изгоняют русских, казахи, Чечня… Мы столько делали для них!..
- Тихо, Светлана Ивановна! - громко говорит Роза Васильевна шипящим шёпотом, и умоляюще показывает округлившимися глазами на слушателей слева, чёрных лицом, волосом и руками.
Те, смутившись, отворачиваются к окну. Там ряд картин, что будят в душе знакомые чувства. Снег. Припорошенные ёлки. Поля. Стога…
А Светлана Ивановна словно бы и не слышит.
- Я возила десятый класс в Москву, своих казахов, у нас там были переростки - долго не было в Сабундах десятого класса, вот и собрали всех. Лет по девятнадцать встречались. Я повезла их. Они не видели никогда поезда. Увидели - испугались. Сбились вокруг меня. В стаю.
Смеётся, веерная паутинка морщин на висках.
- Я говорю, остановится - сядем. А спать на верхней полке… Как? Мы не можем! Купили торт. А он оказался мороженое. Не успели съесть, растаял. Где торт? Нету. Вы бы видели, они так плакали… А метро? В метро - вошли в какой-то вагон, уехали… Я метаться, дежурному: "У меня дети уехали!" - "Сколько лет?" - "Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать…" - "Гражданочка, - говорит, - вы что? Это не дети!" - "Дети, - говорю, - дети первобытные!"
Голосок Светланы Ивановны звенит молодо, по-комсомольски, словно серебряный колокольчик. И потихоньку рабочие разворачиваются снова.
- А в ГУМе строго наказала: "Я вас буду ждать у фонтана". Разбредутся же. И точно потерялись. Как я объявляла, собирала… Девочки покупали платья, капрон был в моде. Земляничное мыло, розовое, пахучее. Чай - торбами. Ребята - костюмы. Намучилась с ними. На будущий год, решила, не повезу. Хватит! А подошел конец года, они так смотрели на меня - им старшие нарассказывали. Подумали с директором, он говорит: "Ну что, Светлана. Вези". Я вздохнула. И повезла. А библиотеки в Сабундах не было. И я тащила с собой ящики на целину текстов! Мы "Войну и мир" читали вслух по вечерам. И слушали, все до единого, рот раскрыв… Нет, сейчас такого нет… И у меня было четыре золотых медали в классе, - ещё возвысила голос Светлана Ивановна. - Две казашки и две немки.
Она до сих пор испытывает материнскую гордость за тех своих учеников. И внезапно снизила голос, снова засмеялась:
- А ведь не отпускали. На целину? Из университета? На распределении отговаривали меня. А я говорю - ну, дура была, что сказать - "Мне надо ближе к маме, в Удмуртии, она болеет. Я в Казахстан". И комиссия слушает, кивает: Казахстан, Удмуртия - где-то там. Урал… Первая книга со студенческой стипендии - "Воспоминания о Ленине". Вам смешно? По велению сердца купила, да. По молодости…
Нет, нам не было особенно смешно.
- А как в меня десятиклассник влюбился. Я ему сказала: "Витя, если ты не будешь учить литературу, я с тобой вообще не буду разговаривать". Я его сдруживала с девочкой… Давай, говорю, мы с ней будем дружить… Провожали её вместе. Вот вспомнить! Пришел смотреть на сына, которого родила: "Какой-то урод у вас, Светлана Ивановна, родился". Немец, они такие. Прямолинейные.
Я слушала рассказ, смотрела на рабочих. Они же слушали так - казённое слово - чистосердечно. Подперев руками головы. Внимание читалось в каждой линии лиц - обветренных, просмоленных, грубо сработанных господом богом. И вот так же, наверно, слушали её ученики. Чудо из будущего - из высокого светлого мира науки и техники, больших цветущих городов, передовой культуры - девушка в светлом плате с пояском, с уложенными волосами, и со всеми своими белыми блузками, босоножками на каблуках, купальниками, столовыми приборами, земляничным мылом… Неподнятая целина.
- Малые народы учились у большого, - подытожила Роза Васильевна.
- Да, было, было… Но и нам - чему поучиться. - сказала Светлана Ивановна. - Вот бишбармак, знаете, как это вкусно. "Надо, - говорят, - есть руками". Я говорю: "Нет". Или - сидеть на полу, скрестив ноги…
Я поймала на рукаве прыгающее насекомое.
- Ой, - взвизгнула Роза, - блоха!
- Ну, блохи, - весело проговорила Светлана Ивановна. - Блохи - они скачут.
- И что?
- Ускачут!
Засмеялись. Рабочие - надсадно, словно забыли, как это делается: один покашливал в кулак, другой глухо перхал, ходили тяжелые плечи. У них на столике, кроме пластиковой маленькой бутылочки "Дюшеса", слегка подпрыгивала пачка папирос "Беломорканал". А больше ничего.
Пошла проводница по вагону, неся на руке металлическую корзинку, наполненную всякими дорожными нехитрыми яствами:
- Сухарики, соки, воды, газ-вода…
- Вот, уже "газ-вода", - сказал Дмитрий, - в Москве такого не услышишь…