Тщательно собрав все крошки, завернув их в тряпицу, Иларион набрал воды в свою легионерскую баклажку и решительно встал:
- Ну, брат Прокл, не буду вам со старцем мешать. Мне еще с ним много и долго беседовать, если это можно назвать беседой, времени у меня немерено. А тебе, пожалуй, стоит поторопиться.
- С чего это мне надо торопиться? - удивился Прокл.
- Смертный ты, - просто сказал Иларион и, не дожидаясь естественного вопроса, зашагал вниз, внезапно исчезнув среди скал.
Почти сразу же из пещеры выполз Антоний:
- Ушел?
- Ушел.
- Ну и слава Богу. Надоел.
Антоний устроился на камнях поудобнее, задрал голову к солнцу, неожиданно улыбнулся беззубым ртом:
- Погода хорошая. Не жарко.
- Да, - осторожно поддержал разговор Прокл. - Хорошая…
- Чего хотел-то? - добродушно спросил отшельник.
- Да как жить дальше, хотел спросить. Я не знаю. Запутался.
- А чего тут знать? Что, старые друзья обманули, служат мамоне и власти земной вместо власти небесной? Ну так это нормально. А чего ты ждал, что все прямо такие подвижники окажутся и подвиги веры будут совершать? Нет, конечно. Это удел избранных. А человек слаб и грешен. И не просто слаб и грешен, а очень хочет быть и слабым, и грешным. Зато потом как сладко-то грехи замаливать да утверждать, что благодать на себе почувствовал, очистился, мол.
- С ними понятно. А мне как быть?
- А ты чего хочешь?
- Служить Ему хочу. Как и ты.
- Так и служи, кто мешает-то?
- Мир мешает. Люди мешают. Слабость моя мешает. Не знаю я.
- Уйди из мира. В миру и я не смог бы. А так - красота. Хлеб есть, мало, но мне хватает. Вода есть, слава Всевышнему. Укрытие в непогоду есть, славное такое, летом прохладно, зимой тепло. А лишнего мне не надо. Мне необходимого достаточно. И ничто мыслям не мешает. Кроме этого болтуна, вот же навязался на мою голову!
Прокл немного подумал и решился.
- А мне можно с тобой остаться?
- Нет. Нельзя.
- Почему?
- Потому что ты - лишнее. А мне его не надо. Там, где больше одного, начинаются отношения. Мне же отношений с Создателем хватает с лихвой, людских отношений не нужно.
- А как же Иларион? - ревниво спросил Прокл.
- И он мне не нужен, не знаю, как прогнать. Прилип, собака, не оторвешь. Как только ни гнал, чем ни забрасывал, как ни унижал, ни обижал - сидит на камне, что твой гнойный чирей на заднице. А ведь он знаешь кто?
- Кто?
- Посланник.
- Чей? - спросил, холодея, Прокл, хотя ответ он уже знал.
- Врага рода человеческого. Для искушения мне послан под видом спасения. Думает, мол, поддамся на посулы да и пропаду душой. Но не на такого напал.
Прокл подумал про себя, что старик, похоже, от одиночества немного того… Головой бедствует. Но оно и не удивительно: свихнешься от такой жизни, годами ведь один, десятилетиями даже. Тут родного отца за нечистого примешь.
- Ну так что ж мне делать-то? Посоветуй, авва.
Антоний встрепенулся:
- Авва, говоришь? Так вот тебе и ответ! Иди, Прокл, найди себе пещеру, вот как я, селись там, молись да трудись. А будут приходить к тебе такие, как ты, пытливые да с пути сбившиеся, ты их, как я, не гони, ты не я, тебе общение нужно. Будь для них аввой, учителем, наставником. Мудрости и пытливости в отшельничестве приобретешь, помощников и учеников найдешь, они - братья, ты - их отец. Но не папа, а - авва. А? И назови себя звучно как-нибудь. Скажем, авва Пантелевон.
Прокл задумался. Ничего, вроде красиво. И идея неплохая, честное слою, неплохая. Вот только…
- А справлюсь ли?
- Если будешь думать, что не справишься, - то и не справишься, конечно. Не выдумывай ничего, главное. Будь прям и честен. А в остальном Он поможет.
Антоний слез с камешка, почесался.
- А теперь - ступай, мне молиться пора, а ты мешаешь.
И скрылся в пещере.
- Хлеба возьми на дорогу, мы себе еще накрутим, - гулко прозвучало изнутри.
"Мы! - ревниво подумал Прокл. - Значит, не так уж он от этого Илариона и избавиться хочет!" Но хлеб взял да воды в тыковку набрал, напившись на дорожку до ломоты в зубах и туго натянутого живота.
У спуска в долину увидел Илариона, шедшего ему навстречу.
- Ну, набрался мудрости? - насмешливо спросил тот.
Прокл посмотрел на него исподлобья:
- Набрался. И именно мудрости.
- Вот видишь, как здорово! - улыбнулся Иларион. Искренне улыбнулся, без усмешки. - Удачи, авва Пантелевон!
"Откуда он знает?" - мелькнуло в голове у Прокла, но он постарался поскорее забыть эту мысль. То, что он оставил позади, его больше не интересовало. Теперь нужно было идти вперед.
Сайт "Русские новости", июль 2010
В эфиопском монастыре найдена рукопись, которая может оказаться старейшим в мире иллюстрированным христианским текстом. Текст, чей возраст превышает 1600 лет, назван в честь монаха аббы Гаримы. Согласно легенде, он переписал Евангелие всего за один день сразу после основания монастыря Гарима, недалеко от Адуа, на севере страны, сообщает "The Daily Telegraph".
Исаак Гарима - эфиопский святой, последний из "девяти преподобных", прибывших в Аксумское царство. Он происходил из "римского" (т. е. византийского) императорского дома, был крещен и пострижен в монахи аввой Панталевоном.
На месте прежнего языческого капища в Мадара, в 10 км к востоку от современного города Адуа, Гарима основал монастырь, существующий до настоящего времени. В житии утверждается, что, если бы Гарима "не обошел Эфиопию, она была бы неверной".
* * *
- Н-да, - только и протянул я. - Если все это правда…
- Все это правда, - перебила она меня.
- Но тогда все гораздо хуже, чем я себе представлял. Похоже, ты все-таки демон и охотишься за моей душой.
- Дался тебе этот демон! - Странно, но она, похоже, начинала злиться. Разве демоны злятся, не говоря уж об ангелах? Им известны человеческие чувства?
- И чувства эти не человеческие, а всеобщие, - в сердцах ответила Натаниэла на мои мысли. - Ведь говорили же, что нет никакой принципиальной разницы, и все, что тебе нужно делать, это - желать. Я уже сама откорректирую, что исполнять, а что - нет.
- Вот спасибо! - я шутовски поклонился ей в пояс. - Вот обрадовала, матушка-благодетельница! Всю жизнь бабы из меня жилы тянут, решая за меня, что мне нужно делать, а что - нет, теперь и ангелы с демонами подтянулись. Какая удача!
Она неожиданно рассмеялась:
- Да ладно тебе! Ты еще ничего, нормальный. Знаешь, сколько иногда приходится биться, чтобы человек тебе поверил? Вон с Антонием вообще ничего не получилось.
- Какая поучительная история!
- А ты зря ехидничаешь. Действительно поучительная. - И она стала читать нараспев, как дьякон: - "Имеющий уши да слы-ы-ышит!.."
- Имею уши, имею, - рассмеялся я. - А знаешь, что самое интересное? Оказывается, от твоих благодеяний можно отказаться. И остаться при этом точно таким же праведником.
- Ну, что точно таким же, это ты загнул. Если тебе позарез необходимо запереться в пещере и оттуда кидаться в гостей всякой пакостью - тогда да, конечно. Но простая и неопровержимая логика говорит о том, что нужно быть полным идиотом, чтобы отказаться от неограниченных возможностей во имя говнометания. Вот сам подумай, неужели тебе не хотелось бы гарантированно исполнять свои желания?
- Да нет, соблазнительно, конечно. Зато теперь я знаю, что у меня просто есть такая возможность - отказаться.
Она пожала плечами:
- Да лишь бы на здоровье было. Хочешь отказаться - отказывайся. Только сперва подумай: зачем? Во имя чего ты отказываешься от того, о чем мечтают все, - от исполнения желаний?
- Неважно. Важен сам факт выбора.
- Ну да. Мы так любим выбор, это что-то! Нам обязательно нужен выбор, чтобы выбрать именно то, что мы хотели выбрать с самого начала, а не то, чего мы ни в коем случае выбирать не хотели. Но выбор - важен.
- Ты зря издеваешься.
- Я? Ни за что! - Она явно издевалась. - А теперь, когда ты понял, что у тебя есть выбор и ты можешь отказаться от моих назойливых благодеяний, что ты, друг мой Александр, желаешь пожелать?
- Ну да, осталось только пожелать. А желать-то, я смотрю, много чего нельзя.
- Наоборот. Нельзя очень немного, а вот то, что разрешено, практически безгранично.
- То есть если я сейчас пожелаю стать всемирно известным оперным певцом, то я им стану, несмотря на отсутствие слуха и голоса?
- Непременно. Причем все будут считать, что у тебя абсолютный слух и потрясающий голос.
- Серьезно?
- Конечно. Ты даже не представляешь, до какой степени это просто.
- Значит, я могу завтра взять билет до Милана и явиться на прослушивание в Ла Скала?
- Легко!
Она переменила позу. Разговор ей был явно скучен, но виду она не подавала. Вернее, подавала, но незаметно. Вернее, заметно, но ровно настолько, насколько нужно было, чтобы я это заметил и подумал именно так, как подумал. В общем, я запутался.
- Но ведь тогда это буду не я гениальный певец, а просто исполнится мое желание?