- Нет, - улыбнулся француз. - В нашем бюджете нет такого пункта. Просто мы сотрудничаем со многими медицинскими учреждениями, получаем от них информацию, в частности - копии выписок пациентов…
- Это же незаконно! Конфиденциальная информация медицинского характера…
- Простите, Инна Всеволодовна, наверное, я сказал что-то неправильно, - способность мгновенно уходить в закрытую наглухо оборону - одно из главных качеств делового человека. - Русский язык такой трудный…
- Особенно если ему учит ребенка с пеленок родная бабушка, - съязвила Инна Всеволодовна. - Ладно уж там, выкладывайте…
Оливье выполнил "приказ" дословно - щелкнул замками своего черного портфельчика и выложил на стол перед Инной Всеволодовной толстенькую пластиковую папку.
В папке были копии выписок пациентов отделения клинической аритмологии. Все они рекомендовали продолжать амбулаторное лечение препаратами, производимыми "Эбигейл лэбораториз". С учетом того, что амбулаторное лечение в девяносто девяти процентах случаев назначается согласно рекомендациям, данным в выписке из стационара (да еще и из такого авторитетного, как НИИ кардиологии и кардиососудистой хирургии имени академика Ланга!), это было ощутимым ударом по интересам "Перк, Сэндс энд Хаус". Не таким уж и большим ударом, но, с другой стороны, в бизнесе мелочей не бывает. Год назад они с месье Салатом договорились о целевом продвижении антиаритмических и гипотензивных препаратов производства "Перк, Сэндс энд Хаус", и вдруг такой сюрприз! Как будто отделение клинической аритмологии живет само по себе и не признает никаких авторитетов! Руководством института на основе тщательного изучения вопроса и анализа данных клинических испытаний рекомендованы определенные препараты как лучшие из лучших. А одна из заведующих, оказывается, гнет свою линию! Вот так номер!
- Я могу вам это оставить, - сказал Оливье, предвосхищая вопрос Инны Всеволодовны, и заодно позволил себе дерзость: - Мне было очень обидно…
- Давайте не будем устраивать трагедию из одного случая! - оборвала его Инна Всеволодовна. - Я разберусь. Кстати, если говорить насчет обид, то никто ведь не обещал вам полного отказа от сотрудничества с "Эбигейл лэбораториз". Или я ошибаюсь?
- Не обещал, - подтвердил собеседник. - Инна Всеволодовна, вы как та мудрая обезьяна, которая наблюдает с высокой горы за схваткой тигров…
Сказал и сразу осекся, потому что сравнивать женщину с обезьяной, пусть даже и в качестве комплимента, не очень-то стоит. Тем более если женщина лицом немного смахивает на предмет сравнения - слегка приплюснутым носом, надбровными валиками, массивной нижней челюстью.
Инна Всеволодовна пропустила сомнительный комплимент мимо ушей.
- Я далека от мысли стравливать вас и "Эбигейл лэбораториз". У меня несколько иные цели - я занимаюсь наукой…
Последняя фраза была сказана с долей пафоса. Наука - очень удобный, можно сказать, универсальный щит, которым можно прикрываться в любой ситуации.
- …И меня в первую очередь волнует то, что в одном из отделений нашего института происходит нечто…
- Антинаучное! - пошутил месье Салат.
- Давайте не будем перегибать палку, Оливье! Продукция "Эбигейл лэбораториз" соответствует всем требованиям, просто ваши антиаритмики и гипотензивные лучше зарекомендовали себя и, что немаловажно, стоят немного дешевле аналогов "Эбигейл лэбораториз". Поэтому мы и рекомендовали их. Кстати, Оливье, вы знаете, что сказал мне недавно ваш заклятый конкурент Паркер?
Ричард Паркер руководил российским представительством "Эбигейл лэбораториз".
Месье Салат поморщился, словно говоря: "Ах, ну что хорошего может сказать этот аферист?"
- Он сказал - "Эбигейл лэбораториз" готовит какой-то мощнейший демпинг, чуть ли не прорыв. Вы мне друг, Оливье, и поэтому я решила выдать вам эту тайну.
Паркер говорил нечто иное, но почему бы не подлить в неутихающий огонь конкурентной борьбы немного масла? Если даже Жермен сразу и не поверит, то, во всяком случае, задумается… А в следующую встречу можно будет сказать, каким был размер последнего пожертвования "Эбигейл лэбораториз" в благотворительный фонд "Мое сердце" при Российском научно-практическом объединении кардиологов и ревматологов. Можно будет и документы показать, если на слово не поверит.
Фонд и научно-практическое объединение были детищами Инны Всеволодовны, созданными в первую и главную очередь для себя и своих целей. В мыслях, а иногда и в разговоре с отцом или матерью, которых незачем было стесняться, она называла фонд "моя копилочка", а объединение - "мой паноптикум".
Только вот разговор о размерах взноса надо начинать после исправления ситуации в отделении клинической аритмологии. Сегодня это было бы преждевременно.
За Оливье Жерменом еще не успела закрыться дверь, а Инна Всеволодовна уже жала на кнопки телефона, подключенного к внутренней институтской сети.
Заведующая отделением Махова осматривала вместе с палатным врачом Даниелян одного из новых больных, когда в палату влетела старшая медсестра.
- Анна Ильинична, вас срочно требует Инна Всеволодовна!
- Продолжайте без меня, Карина Ашотовна, потом обсудим, - сказала Махова врачу и обернулась к лежавшему на кровати пациенту: - Извините, меня срочно вызывает руководство.
В коридоре она вопросительно посмотрела на старшую медсестру. Та пожала плечами и развела руками - не знаю, по какому вопросу. Но было ясно, что ничего хорошего ждать не стоит. От Инны Всеволодовны вообще не стоило ждать хорошего, а уж если она "срочно требует" - и подавно.
- Не уходи, пока я не вернусь! - предупредила Махова и, не заходя к себе в кабинет, отправилась, куда звали.
Шла она быстро, еще бы чуть-чуть - и сорвалась бы на бег, но бежать было несолидно. Но и заставлять ждать Инну Всеволодовну тоже не хотелось - каждая минута ее возмущенного ожидания могла обернуться лишними проблемами. Инну Всеволодовну не интересует, где в данный момент находится и чем занимается сотрудник, которого она пожелала видеть, - на операции, на обходе или вообще оказывает кому-то реанимационное пособие. Царевна Лебедь тебя вызвала - значит, как в сказке положено, стань передо мной (то есть перед ней), как лист перед травой. А то…
Впрочем, сегодня Анне Ильиничне можно было идти к директорской дочери медленно, не торопясь, - все равно хуже бы не было. Инна Всеволодовна предъявила доказательство - папку, оставленную Жерменом, и устроила Анне Ильиничне показательный разнос, недолгий, но очень бурный, завершившийся фразой: "Такие заведующие, как вы, институту не нужны!" Правда, не дала команду "паковать чемоданчик", то есть не отправила прямиком в отдел кадров со своим излюбленным напутствием: "Даю вам шанс уйти по-хорошему", что внушало надежду. "Может, и обойдется, - думала Анна Ильинична, возвращаясь к себе и кусая губы от обиды и злости. - Может, пронесет".
Обижалась она на наглую директорскую дочь, как-то незаметно, но очень скоро поставившую себя выше всех, в том числе и выше своего отца, директора института, а злилась на себя, на свою неосмотрительность и самонадеянность. Это же надо было так оплошать - поддаться на уговоры коммерческого представителя "Эбигейл лэбораториз" и начать рекомендовать препараты их производства выписывающимся пациентам. Казалось, что этого никто не заметит - все же знают, что Субботина подмахивает выписные истории не глядя, - а сумма за месяц набегала впечатляющая. И врачи были рады - им тоже перепадало. Ах, Сережа, Сережа (Сережей, или Сергеем Яковлевичем, звали представителя "Эбигейл лэбораториз"), змей-искуситель! Надо же было так тупо подставиться! Медицинский мир - большая деревня, в которой все тайное очень быстро становится явным, уж ей ли этого не знать, с ее-то опытом!
Хотелось рыдать, выть, заламывать руки, разбить что-либо хрупкое и чтобы непременно пожалели. Но вместо этого приходилось идти по коридорам и переходам, растягивать дрожащие губы в улыбке и на вопрос: "Что случилось, Анна Ильинична?" (красную, как свекла, физиономию в карман, увы, не спрячешь) отвечать: "Пустяки, давление слегка подскочило". Слегка! Ха-ха-ха, как бы не так! Померить, так все двести двадцать на сто пятьдесят намеряешь, вон как в ушах-то стучит и грудь стиснуло. А в глазах красные круги плавают. А в голове вопрос: "Неужели придется в скоропомощную больницу уходить?" Ох, мать моя женщина, иначе и не скажешь…
Инна Всеволодовна славилась умением обращать все происходящее себе на пользу и извлекать эту самую пользу даже из поражений и прочих ударов судьбы.
Прозвали в институте Царевной Лебедь с намеком на то, что директорская дочь (в пределах института - настоящая царевна) не блещет красотой? Прекрасно! Вскоре на одной из пресс-конференций Инна Всеволодовна сказала:
- Я работаю по двадцать пять часов в сутки, стараюсь, пока есть силы и возможности (неплохое заявление для тридцатипятилетней женщины!), успеть сделать как можно больше. Недаром же меня прозвали Царевной Лебедь - волшебницей из сказки Пушкина.
Вот так - разом всех уела. Ехидничайте, ехидничайте, что вам еще остается делать? Для усиления эффекта Инна Всеволодовна повесила в своем кабинете ужасную лубочную поделку в старорусском стиле, купленную на барахолке в Измайлово (по ее мнению, называть это убожество "вернисажем" было бы чересчур, Инна Всеволодовна была взыскательна ко всем, в какой-то мере и к себе самой). На лубке была изображена крылатая женщина, а ниже старославянской вязью, но почему-то без ятей и всяких там "и" десятеричных, было написано:
Лебедь тут, вздохнув глубоко,
Молвила: "Зачем далеко?
Знай, близка судьба твоя,
Ведь царевна эта - я".