Именно та, первая ночь совершила уникальную метаморфозу с женским организмом, открывшимся навстречу вселенной, и поместила в его недра начинку в виде, как потом выяснилось, нежелательной беременности. Анна еще не понимала, каким словом можно назвать их отношения, но невольно для себя все решения уже были приняты, все мосты сожжены, и внутренний голос прошептал ей прямо в душу, что теперь вся она с ног до головы, с мыслями и надеждами, вопреки всем преградам, разумным словам и неожиданным обстоятельствам, принадлежит только этому мужчине и больше никому на свете.
Ах, если бы эта беременность наступила попозже, спустя несколько лет! До чего часто информация о беременности выныривает абсолютно некстати. Мало того, для мужчины, у которого "нога съехала с устава КПСС", как говорила Анина покойная бабушка, залёт с первого раза исключительно негативно влияет на свежие отношения. Как перепуганный заяц, Борис (такое имя было тридцать лет назад дадено новорожденному, пухленькому, краснолицему, горластому малышу) нырнул под корягу и, продышавшись там несколько дней, избегая не только встреч, но и телефонных звонков, категорически настоял на аборте. Несмотря на зыбкость и неясность будущего, непонимающая Анна была готова на ВСЁ. Страшное слово "аборт", как звук упавшего с неба кирпича, каркнуло и превратилось в реальность.
Мама Аниной подруги, заведующая гинекологическим отделением пятьдесят третьей городской больницы, хмуро произнесла всем известные заезженные слова о том, что первая беременность чревата последствиями, но каждая козявка женского пола, идущая на это, свято верит, что трагические прогнозы имеют некий процент, в который она никогда не попадет.
Квартиры нет, жить негде, зарплата маленькая, мама старенькая, сестра младшая – непутёвая, мужчина не готов, надо подождать…
В шестиместную палату, куда её привела под руку сама зав. отделением, уже пребывали две пузатые красавицы на разном сроке беременности, находящиеся на сохранении. Их бледные, но весёлые и сосредоточенные лица с интересом обернулись к новенькой. Громкий разговор об отёчности нижних конечностей и выборе наилучшей позы для сна при активном шевелении ребёночка среди ночи оборвался на полуслове, когда заведующая уложила Аню на кровать со словами:
– Поспи еще пару часиков, а потом домой. Есть, кому тебя забрать?
Аня еще не отошла от наркоза. Глаза медленно закрылись, и опять тесная комната без окон и дверей наполнилась поролоновыми кубиками, которые вплотную прижимались к ней и не давали дышать в полную силу. Она пробиралась сквозь обступающие конструкции, разметая их руками, но они всё плотнее наступали со всех сторон, подбираясь к горлу и лицу. Аня медленно открыла глаза, не зная, сколько прошло времени. Румяная медсестра заглянула в палату и громко сказала:
– Собирайтесь, Супримякина. За вами приехали.
Как быстро пролетели два часа… Атмосфера палаты резко изменилась. Когда Аня вошла, поддерживаемая врачом, доброта женщин, жаждущих родить малышей, лилась через край. Будущие мамочки с озабоченностью и участием глядели на Аню, подразумевая, что её проблемы те же, что и у них, что она здесь, чтобы спасти новую жизнь, во что бы то ни стало, и сочувственно провожали её взглядами, думая, что вскоре она поделится с ними своей печалью, а они, как могут, посочувствуют ей. Но сейчас, когда всё стало ясно, арктический холод окружил Анну со всех сторон. На вопрос: "Который час?" – никто никак не среагировал. А самым тревожным и невыносимым стали взгляды сквозь неё. Как будто её нет в этой комнате, где всё заточено на благополучное ожидание, а она принесла сюда разрушение и смерть, которые так испугали двух женщин, молящихся о противоположном, а именно – о новой жизни. Они отвернулись от неё в прямом и переносном смысле. Установили в палате незримую стену. Энергия неприятия стала такой невыносимой, что Аня быстро собрала вещи и вышла в коридор, где её ожидала сестра Женя.
Лучик божьего взгляда, просочившийся в греховную ночь и, несмотря ни на что, благословивший любящих на неудержимое деление клеток, погас. Анна Евгеньевна тогда не знала, что это навсегда.
* * *
Сейчас, сидя на постели около спящего Бориса, Анна рассматривала его поредевшие на лбу волосы и основательно наметившуюся лысину на макушке. Он тихо посапывал во сне и иногда похрапывал, громко крякал и поворачивался на другой бок. Прошло почти двадцать лет. Борис на Анне так и не женился. Почему-то вспомнилось, как в новогоднюю ночь Анна приехала к нему в новую однушку на юго-западе, которую он получил на службе. К этому времени они, крепко поссорившись, расстались, а расставались они триста раз, если не больше. Борис не открывал дверь, а она звонила, звонила, а потом спряталась за углом соседнего дома и стояла, трясясь от холода, часа два, пока он с новой знакомой не вышел на улицу, чтобы пукнуть петардой на счастье. Тут она и выскочила прямо на них, а он взял её за шиворот со словами: "Как ты меня достала!!!" и затолкал в метро.
Сейчас вот ногу сломал, когда они катались на лыжах в Высоких Татрах. Он никогда её не раздражал, хотя был, как говорила её сестра, невыносим. Почему-то его многие не выносили, а ведь он такой хороший, красивый, мужественный, уверенный в себе, с юмором, статный, требовательный, величественный, много знающий, умный… Не хватит места на бумаге, чтобы описать все его достоинства. Хочется его погладить и прижаться к нему, но пусть спит…
Подружка Нелька Ане весь мозг вынесла своими теориями о том, что он загубил её жизнь. Вот дура стоеросовая! Столько счастья Ане отпустила судьба, только вот детей нет, а из детского дома Борис брать не хочет. Но не всем же растить детей, кому-то не послано такого счастья. Аня повернулась к окну и тихонько заплакала, бесшумно глотая слёзы, судорожно вздыхая, не зная, почему текут эти нескончаемые реки. На подбородке они собирались в огромные капли и падали на юбку. Это всё неправда, я счастлива!
– Ань, принеси компота! – хриплый голос Бориса, как выстрел прозвучал неожиданно. Пуля вошла под левую лопатку и вышла из соска её до сих пор такой красивой девичьей груди.
Место в жизни
Трёхмесячная Леночка сладко спит в коляске, а я не приседаю на лавочку, а медленно прогуливаюсь по дорожкам. Движение – жизнь! Под этим девизом может быть не так страшна старость. Быть бабушкой – такое счастье, но, хоть любовь и придаёт сил любящему человеку, на одной любви далеко не уедешь. Требуется гораздо больше физических сил на то, на что лет пять назад тратился пустячок.
"Вставай! Так долго отдыхая, Утратишь силу ты сполна! Ведь не приносит урожая Невспаханная целина!". Лонгфелло Генри Уодсворд был абсолютно прав. Вспахивать каждое утро свое старое, неповоротливое тело с помощью физических упражнений и медленно возвращаться от сонного небытия к радостному утру нового дня – это почти подвиг. Следует заметить, что экономичная трата сил совершенно необходима, чтобы дожить до вечера в здравии. Выполнить множество женских и бабушкиных дел, поработать на славу, в течение дня не сломаться, – решение этой задачи мне пока удается.