2
Кабинет у Ивана Федоровича был большой, просторный и всегда прохладный. В нем проходили все педагогические совещания и деловые встречи.
– Директора приходят и уходят, а кабинеты остаются, – заявил он как-то, начав на заре школы эту перестройку.
В кабинете все было и стильно и уютно: и зашитые батареи, и подвесной потолок, и встроенные шкафы, и зона отдыха.
И только комнатные растения не приживались, как ни старалась хозяйственная и аккуратная секретарша.
– Иван Федорович! Ну вот, опять все цветы завяли! Не пойму. Не климат им здесь, что ли? Но у меня в секретарской растут! А ведь кабинет практически один, только перегородкой разделен.
– Ну, что ж я сделаю! Не любят меня комнатные растения, – улыбался директор.
– Да вы их тоже не жалуете. Ну, зачем в горшках окурки гасите! Видели бы школьники!..
– Придется меня наказать, – вздохнул директор, словно что-то припомнив. – Знаешь, голубушка, убери ты их от греха подальше. И без них здесь красиво.
А вечером, как всегда, опоздав в садик за трехлетним сыном, он обнаружил его, маленького и худенького, в одних трусах и маечке в раздевалке.
Выскочила заждавшаяся воспитательница:
– Иди, дорогой, быстренько одевайся. Вы знаете, Иван Федорович, у вас замечательный мальчик. Просто сегодня он немножко провинился, отнял у девочки яблоко и откусил. Пришлось немного наказать. Ведь это важно, чтобы дети уже в таком возрасте запомнили, что такое "хорошо", а что такое "плохо". Ведь вы же сами педагог, понимаете?
У Ивана Федоровича перехватило горло и сдавило грудь, словно ледяными тисками. Воспитательница уловила что-то в позеленевших до изумруда глазах директора, пискнула:
– Извините, – и мышкой прошмыгнула в группу.
Дома Иван Федорович сказал жене:
– Знаешь, Светочка, ну его на хрен, этот садик! Ты – бухгалтер, можешь работу и на дом брать. Я устрою. А пацана из садика забирай. А то, видит Бог, пригоню бульдозер и снесу к чертовой матери всю эту дошкольную педагогику!
Светлана Александровна мельком взглянула на мужа и поняла: точно снесет, возможностей хватит.
– Как скажешь, дорогой, – и потрепала по короткому ежику темных волос, подернутых ранней сединой.
За три "кукареку"
1
Игорек был толст и не то, чтобы совсем неловок, но все же неповоротлив. В салочках и прочих детских играх с догонялками ему почти всегда приходилось "водить". Физические недостатки компенсировались общительностью и незлобливостью характера.
Игорек обладал острым и живым умом, постоянно болел ангинами и имел хороший аппетит. Сангвиник по натуре, склонный к холерическим вспышкам, он, безусловно, переживал свою физическую несостоятельность, но долго на этом не зацикливался.
Он даже не знал, что это подарок Бога – при такой физиологии иметь такой характер. Был бы меланхоликом и – пиши пропало! – превратился бы "жирпромкомбинат" с центнером сомнений и комплексов. Впрочем, опять же, при флегматическом характере жировые отложения перетопились бы в силу. Знаете, есть такие мальчики-увальни, молчуны, которые смотрят исподлобья и, перекатываясь с боку на бок, внушают если не страх, то опасения – лучше не связываться. Игорек, напротив, при всей своей внешней неповоротливости был словоохотлив, шустер и постоянно везде участвовал и во все влипал. Даже уроки физкультуры в начальной школе он воспринимал жизнерадостно, за исключением сдачи нормативов по прыжкам в высоту и по бегу на время.
Впрочем, бег еще куда ни шло. А вот прыгать в высоту он и стеснялся, и боялся. В общем, комплексовал по полной. За школьные годы так и не научился прыгать ни "ножницами", ни "рыбкой". Разбегался, подпрыгивал, как жирный горный баран, поджимая под себя копыта, и всякий раз задевал пухлым задом планку. Его личный рекорд был пятьдесят сантиметров.
Когда он окончательно понял, что высота – не его стихия, он сказал себе: "Нас…ть". И даже уже потом, в восьмом-десятом классах, похудев, как на заказ, основательно и бесповоротно, при сдаче прыжков в высоту заявлял учителю:
– Пишите пятьдесят эсэм, ставьте "два" и отправляйте меня на два лишних круга по стадиону.
2
В первом классе ему было скучно. Он умел читать бегло и любил это дело. Писал вполне сносно. Вычитал и складывал устно в пределах двадцати без проблем. Поэтому в школе он все время искал разнообразия. Учителя удивлялись, как при такой полноте мальчик такой вертлявый, шумный и шустрый! Первый раз за дверь его выставили в первом классе.
Учительница сказала:
– Дети, будем вспоминать, как говорят различные животные. Смотрите внимательно на картинку, – и показала корову. – Кто знает ответ, поднимает руку, и если я на него покажу, он встает и дает полный ответ. Например: "Корова говорит "Му!". Все поняли?
И учительница стала по очереди показывать различных животных. Дети в нетерпении трясли руками. Счастливчики вставали и давали полные ответы:
– Гусь говорит "Га-га!"
Игорек уже устал трясти рукой и поддерживал ее второй. "Ну, почему она меня не замечает?!"
Наконец, рисунок петушка – и учительница указывает на него:
– Ну?
Игорек радостно вскакивает и, одновременно боясь не успеть и желая чем-то блеснуть особо, кричит, как настоящий петух:
– Кукареку! – даже не так, а: – "У-а-е-у!", – зажимая горлом согласные, делая их неузнаваемыми.
Ведь это ж понятно, что петух так не говорит. Он просто кричит, как получается только у него, а люди уже это перевели на человеческий язык.
И для пущей убедительности Игорек хлопает себя ладонями по толстым бокам, как петух крыльями. Имитация называется, и занимаются ею на уроках артистического мастерства в соответствующих вузах, а не на уроках чтения в первом классе общеобразовательной школы. Но даже для развитого первоклассника знать это было слишком мудрено. Дети весело смеются.
"Ну, почему в каждом классе обязательно появляется клоун?" – устало подумала учительница, для которой за шестнадцать лет в школе это был уже пятый набор. Стукнула указкой по столу. Класс притих.
Строго сказала:
– Я просила дать полный ответ, как говорит петух и как мы это читаем и пишем, а не кукарекать во все горло. У нас здесь не курятник, а ты не петух. Садись и будь внимательнее.
Игорек весь зарделся и опустил голову. Пухлые щеки предательски жгло румянцем. Все старания пропали даром. Почему-то он думал, что его похвалят. А вышло наоборот – опозорился перед всем классом!
Соседка по парте, веснушчатая и лопоухая с двумя тощими косичками, толкнула его в бок и ядовито прошептала:
– Жирпром-петух…
"Дура", – подумал Игорек и обиделся на всех.
А учительница продолжала урок:
– Как говорит … – и показала кошку.
И он, сам не понимая, как это вышло, вдруг закричал с места:
– У-а-е-у!
Дети просто заржали. Ванька – друг – схватился за живот и свалился в проход.
Учительница, опытная и уверенная в себе, погрозила ему кулаком, давая шанс все осознать самому.
– Тихо, дети! Смотрим еще, – и показала лягушку.
– У-а-е-у! – это уже был не он. Его рот, его горло, но не он. Ему уже было все равно.
Он сидел высоко на люстре и смотрел сверху на толстого мальчика за третьей партой, который кричал, как петух, и к которому подскочила учительница. Схватила за руку, выдернула из-за парты, подтащила к закрытым дверям и толкнула прямо в них:
– Вон из класса до конца урока! И чтобы стоял у двери молча!
Дети испуганно притихли. Они впервые в своей жизни видели, как выставляют ученика за дверь.
Он вышел в коридор и хотел в сердцах хлопнуть дверью.
Учительница не дала – опыт не пропьешь! – перехватила ручку и прикрыла дверь сама. Порядок и власть в классе были восстановлены.
Он слетел с люстры, просочился за дверь и опять вселился в жирпрома. В глазах защекотало. "Не бу-ду", – сказал себе, потер нос и стал ходить вдоль стены к окну в конце коридора и обратно.
За каждой дверью шел урок. Где – то было совсем-совсем тихо, где-то едва уловимый шум, а за некоторыми дверями – женское сопрано. Значит, и там учителя ругаются.
Дверей было восемь.
Он стал подходить к каждой и прикладывать ухо. Оказалось увлекательно, очень!
"Так можно сразу на всех уроках и во всех классах учиться", – подумал он.
А учительница дала задание детям рисовать палочки в прописи и подумала: "Ничего – всем будет уроком. Надо сразу показать, кто в классе хозяин. А этот, клоун, пусть под дверью поплачет – пока родителям говорить не буду".
Игорек приложил ухо к очередной двери: там шла математика.
– Сколько будет три плюс два? – спрашивала учительница.
– Пять будет, – прошептал Игорек.
– Молодец, – раздалось у него за спиной.
Он вздрогнул и повернулся. Над ним возвышался худой седовласый мужчина со звездой на груди. Игорь знал – это орден за войну.
– Я директор. А ты кто? – протянул руку мужчина.
– Игорь, первоклассник, – вложил свою ладошку мальчик.
– Что ж ты, Игорь-первоклассник, в коридоре учишься?
– Меня выгнали.
Директор взялся за дверную ручку.
– Меня не отсюда выгнали.
– А откуда?
– Оттуда, – и махнул в конец коридора.
– За что ж тебя выгнали?
– Я кукарекнул.
– Кукарекнул или кукарекал? – уточнил директор.
– Кукарекал, – вздохнул мальчик. Директору надо говорить правду.
Директор ничего не сказал и расспрашивать дальше не стал.
– Вот что, дорогой Игорь-первоклассник, раз уж ты не на уроке, пойдем-ка со мной, поможешь. Ты читать уже умеешь?
– Умею.