Хлопнула входная дверь, и главред провалился в сладкий утренний сон, который может себе позволить только свободный от обязательств и битвы за хлеб насущный человек.
3
И тут ему опять приснился анус на затылке… А что делать? По утрам сны некрепкие, сквозь сумрак небытия прорывается сознание и навязывает нажитое, пережитое и, казалось бы, забытое навсегда.
– Спать! – приказал себе редактор во сне.
Однако поспать не дали. Звонок прозвучал тревожно и омерзительно.
Не разлепляя глаз, нашарил на тумбочке трубку.
– Але! – рвануло гранатой. – Ты что делаешь, придурок?!
Этот голос главреду был знаком. Вечный пресс-секретарь при сменяющихся губернаторах, старый лис Ираклий Климов, жесткий ИКа, нагоняющий страх и икоту на все близвыходящие СМИ. Негласный цензор, честь и совесть. А куда деваться? Бывших секретарей по идеологии, как впрочем, и полковников, а ИКа совмещал в себе оба эти явления, как сказано, не бывает.
– Ну? – рыкнул шестидесятидвухлетний Ираклий на пятидесятилетнего главреда.
– Иду ко дну, – вяло отозвался полусонный главред.
– Шутишь? Ща я тебя буду трахать в твою безмозглую голову, тогда посмотрим на запас твоих шуток. Ты уже подписал себе приговор! – губернский пресс-секретарь перешел на язык прошлых, но столь близких сердцу времен. – Ты какого дьявола материал губерский снял? А?
Что смиряло смишников с Ираклием, так это его профессионализм – тут уж никуда против правды не попрешь. Вот и заказную галиматью из Главного Дома статьей он не назовет, только потому, что она оттуда, не то, что эти новоявленные младопузыри от обдерьмокраченного пиара. Все это пронеслось в мгновение ока в голове главреда. Но главное он уловил и аж привстал на кровати от удивления, глаза распахнулись сами собой. Сердце окутал предательский холодок.
– Погоди, погоди, – несмотря на разницу в возрасте, еще с комсомольских и партийных времен они были на ты. – Как это снял? А разве от вас никто не звонил?
– Ты что?! Совсем офонарел?! Грибов глюконатных объелся? Когда это ТАКОЙ материал снимали не по-моему звонку персонально тебе? Что там у вас произошло?!
Вот теперь главред проснулся окончательно. "Сука! – подумал с тоской и ненавистью. И тут же: – Козел!" Первое предназначалось ответсеку, вернее, ответсечке, а еще вернее, полной ответс…е. В том, что она его просто-напросто подставила, он почти не сомневался. Второе пришлось адресовать самому себе.
Как это произошло? Куда делись мозги, опыт? Ответ, однако, был очевиден: куда могут деться мозги после таких снов. А еще эта девчонка со стихами Пашки-поганца. Да, конечно! Какого рожна он открыл эту тетрадь? Зачем стал читать? Сна было мало? И вот оно – спаялось, срослось. Свободы захотел, козлина!
– М-м-м, – редактор невольно застонал.
– Че воешь? – рявкнул в трубку Ираклий.
Но голос потеплел: эффект был достигнут. Похоже, у главреда что-то там не срослось. Все же вот уже полтора десятка лет, со времен андроповских тисков и горбачевской напасти, главред был из собственной обоймы Климова, а своими людьми пресс-секретарь не разбрасывался.
– Ладно, собирайся. Встретимся в одиннадцать в кофейне на Площади. Подумаем, что делать будем. И еще, ты вот что мне объясни: ну, снял, бог с ним. По чести сказать, я бы сам на твоем месте этим подтерся. Или даже нет, не стал – раздражение пойдет. Но что ты поставил взамен?! У тебя что, литературный журнал местной поэзии? И главное – на целую полосу!
– Не трави душу, Ираклий. Помутнение.
– Помутнение! Ладно, жду. А я пока к губеру загляну – попробую упредить. Даже не знаю, ЧТО и объяснять… Есть еще полчаса, может, придумается что-нибудь. Ну не про звонок же этот неведомый говорить?
– Ни в коем случае!
– Без тебя знаю… Если что умное придумаешь в течение получаса, сам позвони. Я это время буду на месте. Ну а не надумаешь, лучше попусту меня не тревожь. До встречи, – и Климов повесил трубку.
Главред отвалился на подушки и прикрыл лицо руками. "Надо ж так обос…ться!" И опять завыл белугой. "Все, беру себя в руки. Полчаса лежу, ни о чем не думая. Хуже уже не будет. Потом умываюсь, бреюсь и – прогуляться спокойно до встречи с Ираклием. И никаких до этого звонков в редакцию, никаких!"
То, что заговор зрел именно там, было наиболее вероятным выводом из всего происшедшего. "Вот это и надо будет обсудить с Ираклием. Тут ведь, может, даже не под главреда, а под самого Климова клинья вбивают. Это ведь его зона ответственности. Точно! Нити заговора надо искать в молодой нахальной московской команде пиарщиков, завезенных губером еще в период выборов и пристроенных в департамент информации". Туда же приписаны и бюджет, и тендеры. Ираклий все больше походил на министра без портфеля. И молодая столичная, акающая и цедящая слова сквозь зубы поросль давно шипела по углам и писала губеру записки о необходимости введения должности пресс-секретаря в штат департамента. Ираклий как-то накоротке за бутылочкой вискаря поведал главреду эту мерзопакостную внутреннюю чиновничью кухню. Теперь вот всплыло и срослось. И ведь чьими руками! Человека, который стольким обязан Ираклию. Главред опять застонал. На это раз от горького сожаления и стыда…
Вот ведь как бывает. Еще вчера он так радовался неожиданной свободе! Ему так легко и свежо дышалось впервые за последнее десятилетие. Расслабился, прибалдел. И всего-то один звонок, один-единственный звоночек…
И тут вновь раздался звонок. Думая, что это опять Климов, главред вскочил с кровати, схватил трубку и первый прокричал:
– Я слушаю!
На том конце наступила пауза, а потом прошелестело с дрожью:
– Это Матвей.
– А, это ты? – разочарованно протянул редактор, присаживаясь на кровать.
– Смотрю, Пашины стихи напечатал, а для моей сказки места не нашлось…
– Какой сказки? Что ты мне голову морочишь?
– Которую ты мне заказал.
И тут главред включил мозги. Как-то за разговором во время очередной околовластной тусовки, расслабившись под изрядной дозой алкоголя, он сочувственно выслушал стенания местного писателя по поводу непризнанности и отсутствия публикаций, без чего узнаваемость его как явления местной литературы сходит, можно сказать, на нет, а он же ведь далеко не из худших. В итоге, проникшись душой к этому в принципе не плохому и не бесталанному человеку от литературы, а главное – ровеснику, кого особо понимал и принимал, не то, что этих рыночных выскочек, главред возьми да и предложи:
– А напишите-ка вы какую-нибудь этакую философскую штучку-эссе в один из предновогодних номеров! Мы и разместим.
– Правда?
– Зуб даю!
За то и выпили.
Главред забыл случайный треп, а писатель принял все за правду и написал сказку для взрослых и приволок через три дня самолично в редакцию.
В целом сказка получилась ничего, но в формат газеты явно не влезала.
Отказать было не очень ловко, да и писателя этого, вечно грустного, жаль. Вот и придумывал главред разные поводы, почему в этот номер нельзя, да в тот невозможно, надеясь, что человек сам поймет и отстанет.
Человек не понимал и с периодичностью два раза, затем раз в неделю, а потом уже раз в две недели доставал персонально главреда со своей сказкой.
При этом разговор строился так, будто общались два добрых знакомых, интересующихся делами и жизнью друг друга, а истинный повод всплывал как бы между делом. Так, во всяком случае, казалось главреду.
– Привет. Как дела? Что нового в газете?
– Привет. Около дела. Тендер вот выиграли у администрации, теперь затрахают.
– Да, эти могут.
– У самого-то как?
– Тоже ничего. Знаешь ли, повесть вот дописал, в московский журнал думаю послать.
– Хорошее дело. Как там с гонорарами?
– Не знаю. Видишь ли, это ж не ради заработка, а чтобы реноме поддержать. А заработок – ну вот сценарий для очередного корпоратива сдаю.
– Сам-то не ведешь?
– Бывает, если приглашают.
И главред пытался представить корпоратив, который ведет вечно грустный писатель, растягивающий слова и склоняющий голову набок, любящий к месту и не к месту вставлять "знаете ли" и "видите ли". Смешно, конечно.
– Можно тебя спросить еще?
– Спрашивай.
– Как там моя сказка?
– Видишь ли…
И далее главред сочинял какую-то небылицу или почти правду о том, почему опять сказку разместить в ближайший номер не удастся. В конце, как обычно, он сглаживал отказ: сказка просто чудесная, и как только, так сразу. Писатель обязательно говорил "спасибо", желал удачи, и они расходились, как казалось главреду, довольные друг другом.
И вот теперь он вспомнил о том, что накануне был очередной звонок писателя по рабочему телефону. Главред как раз правил губернаторский материал и, завершая диалог старых друзей в традиционном стиле на вопрос "Что со сказкой?" ответил:
– Извини, в ближайшем номере не получится, ставим срочный материал на полторы полосы о поездке губернатора в районы.
Далее главред традиционно пообещал "как только, так сразу", а писатель также традиционно сказал "спасибо" и пожелал удачи.
– Слушай, достал ты со своей сказкой, честное слово! Ну, взрослый же человек. Неужели не понятно? Не будем печатать: в формат не входит.
– А как же стихи Цветкова?
– Дались тебе стихи эти! Это по необходимости.
– Что, материальчик заказной сняли?
– А ты откуда знаешь? – и уже не изморозь страха, а лед подозрения сковал проясненное сознание главреда.
– Так ведь это я ответсеку позвонил.
– ТЫ?! Почему ей?!