- Мы полагаем, что вы и ваша жена говорите не всю правду, - заявил доктор Митчелл. - И мы думаем, что у нас есть доказательства.
- Да как вы смеете разговаривать со мной таким тоном! - вознегодовал судья Уомплер.
- Я смею так с вами разговаривать, потому что с Эдом Луби и его братом покончено, - сказал доктор Митчелл. - Я смею, потому что в город приехали представители полиции штата. И они вырежут прогнившее сердце этого городишки. С вами разговаривают федеральные агенты и сотрудники полиции штата. Джентльмены, - доктор Митчелл обернулся к стоявшим позади людям, - снимите-ка маски, пусть досточтимый судья увидит, с кем имеет дело.
Маски были сняты. На лицах представителей закона читалось глубочайшее презрение к судье.
Казалось, Уомплер вот-вот расплачется.
- А теперь расскажите нам, что вы на самом деле видели вчера вечером, - приказал доктор Митчелл.
Судья Уомплер помедлил в нерешительности, потом свесил голову и прошептал:
- Ничего. Я был внутри. Я ничего не видел.
- И ваша жена тоже ничего не видела? - спросил доктор Митчелл.
- И она тоже ничего не видела, - признался судья.
- То есть вы не видели, как Эллиот ударил женщину? - настаивал доктор Митчелл.
- Нет, не видел.
- Зачем же вы соврали? - спросил доктор Митчелл.
- Я… я поверил Эду Луби… - прошептал Уомплер. - Он… он рассказал мне, что произошло, и я… я ему поверил.
- Вы по-прежнему верите словам Луби? - спросил доктор Митчелл.
- Я… я не знаю… - уныло протянул Уомплер.
- Судьей вам больше не бывать, - сказал доктор Митчелл. - Вы ведь это понимаете?
Уомплер кивнул.
- А человеком вы перестали быть давным-давно, - заметил доктор Митчелл. - Ладно, наденьте на него халат и маску. Пусть посмотрит, что будет дальше.
Судью Уомплера заставили облачиться в такой же наряд, как у всех остальных.
* * *
Из операционной позвонили карманному начальнику полиции и карманному мэру Илиума и велели немедленно прибыть в больницу, поскольку там происходит нечто очень важное. Звонил судья Уомплер, под строгим надзором представителей закона.
Еще до того, как явились мэр и начальник полиции, двое сотрудников полиции штата привели таксиста, который привез убитую в клуб Эда Луби. Увидев перед собой целый трибунал хирургов, таксист пришел в ужас и в смятении уставился на Харви, распростертого на операционном столе и все еще одурманенного уколом пентотала натрия.
Честь поговорить с таксистом предоставили судье Уомплеру: он мог более убедительно, чем кто бы то ни было, сообщить, что Эду Луби и капитану Луби пришел конец.
- Скажите правду, - дрожащим голосом произнес судья Уомплер.
И таксист сказал правду: он видел, как Эд Луби убил девушку.
- Наденьте халат и на него тоже, - велел доктор Митчелл.
Таксисту выдали халат и маску.
Затем пришла очередь мэра и начальника полиции, а после них - очередь Эда Луби, капитана Луби и громилы-телохранителя. Все трое вошли в операционную плечом к плечу. Они и пикнуть не успели, как их разоружили и надели наручники.
- Какого черта?! Что вы себе позволяете?! - взревел Эд Луби.
- Все кончено. Вот и все, - заявил доктор Митчелл. - Мы подумали, что вам пора об этом узнать.
- Эллиоту пришел конец? - спросил Эд Луби.
- Это вам пришел конец, мистер Луби, - ответил доктор Митчелл.
Эд Луби напыжился - и мгновенно сдулся от оглушительного грохота: выстрел в ведро, наполненное ватой, был произведен из пистолета тридцать восьмого калибра, изъятого у телохранителя Луби.
Луби растерянно смотрел, как эксперт достал пулю из ведра и подошел к столу, где стояли два микроскопа.
- Погодите минутку… - просипел Эд Луби - на большее его не хватило.
- Чего у нас хватает, так это времени, - сказал доктор Митчелл. - Никто никуда не торопится - если, конечно, вы, ваш брат или ваш телохранитель не спешите на какую-нибудь другую встречу.
- Вы вообще кто такие? - злобно спросил Эд Луби.
- Через минуту вы это узнаете, - пообещал доктор Митчелл. - А пока, я думаю, вам следует знать, что все присутствующие пришли к единому мнению: вам крышка.
- Да ну? - усмехнулся Луби. - Знаете, в этом городе у меня полно друзей.
- Джентльмены, пора снять маски, - сказал доктор Митчелл.
Все сняли маски.
Эд Луби увидел, что его дело совсем плохо.
Эксперт, сидевший за микроскопом, нарушил молчание.
- Они совпадают, - сказал он. - Отметины на пулях совпадают. Обе пули были выпущены из одного пистолета.
На мгновение Харви прорвался сквозь стеклянные стены забытья. От кафельных плиток операционной отразилось эхо - Харви Эллиот хохотал во все горло.
Харви Эллиот задремал, и его отвезли в отдельную палату отсыпаться после укола пентотала натрия.
В палате его ждала Клэр.
- Миссис Эллиот, с вашим мужем все в полном порядке, - заверил юный доктор Митчелл, сопровождавший Харви. - Ему просто нужно отдохнуть. Я думаю, вам тоже отдых не помешает.
- Боюсь, что я неделю заснуть не смогу, - пожаловалась Клэр.
- Могу дать вам лекарство, если хотите, - предложил доктор Митчелл.
- Может быть, потом, - ответила Клэр. - Попозже.
- К сожалению, нам пришлось обрить вашего мужа наголо, - извинился доктор Митчелл. - На тот момент у нас не было другого выхода.
- Такая сумасшедшая ночь… то есть сумасшедший день, - вздохнула Клэр. - Что произошло?
- Нечто очень важное, - ответил доктор Митчелл. - Благодаря некоторым отважным и честным людям.
- Благодаря вам, вы хотите сказать. Спасибо, - поблагодарила Клэр.
- Вообще-то я имел в виду вашего мужа, - возразил доктор Митчелл. - Что касается меня, то я получил массу удовольствия. Я узнал, как стать свободным и что нужно делать, чтобы оставаться свободным.
- И что же?
- Нужно бороться за справедливость, даже если видишь человека впервые в жизни, - сказал доктор Митчелл.
Харви Эллиоту наконец удалось открыть глаза.
- Клэр… - пробормотал он.
- Милый… - ответила она.
- Я тебя люблю, - сказал Харви.
- И это чистая правда, - заверил доктор Митчелл. - На случай, если вы когда-нибудь в этом сомневались.
ПЕСНЯ ДЛЯ СЕЛЬМЫ
Перевод. О. Василенко, 2010
В школе Эла Шрёдера редко называли по имени, для всех он был просто Шрёдер. То есть не совсем просто Шрёдер: его фамилию выговаривали на немецкий лад, как будто он и есть тот знаменитый немец Шрёдер, который давно умер, хотя на самом деле Эл был стопроцентный американец, вскормленный на кукурузных хлопьях, и в свои шестнадцать очень даже жив.
Хельга Гросс, преподаватель немецкого, первой стала произносить его фамилию с немецким акцентом, и остальные учителя тут же поняли, что так и должно быть: это сразу выделяло Шрёдера среди остальных и напоминало, что он требует особого отношения. Для блага Шрёдера причина такого особого отношения тщательно скрывалась от всех учеников, включая и его самого.
Он был первым в истории школы настоящим гением. Невероятный IQ Шрёдера, как и IQ всех остальных учеников, хранился в строжайшей тайне: результаты тестов лежали в кабинете директора, в запертом шкафу с личными делами.
По мнению Джорджа М. Гельмгольца, дородного декана кафедры музыки и дирижера школьного оркестра, Шрёдер вполне мог стать столь же знаменитым, как Джон Филип Суза, автор национального марша "Звездно-полосатый навеки". Всего за три месяца Шрёдер научился так играть на кларнете, что стал первым кларнетистом, а к концу года уже освоил все инструменты в оркестре. С тех пор прошло два года, за которые Шрёдер успел написать почти сотню маршей.
Сегодня оркестр начинающих практиковался в чтении нот с листа, и в качестве упражнения Гельмгольц выбрал один из ранних маршей Шрёдера под названием "Приветствие Млечному Пути" в надежде, что энергичная мелодия захватит новичков и заставит их играть с энтузиазмом. Сам Шрёдер об этом своем произведении говорил, что от Земли до самой далекой звезды в Млечном Пути почти десять тысяч световых лет, а значит, привет ей нужно посылать очень громко и изо всех сил.
Начинающие музыканты воодушевленно блеяли, вопили, завывали и квакали, посылая привет далекой звезде, но, как это обычно и бывает, один за другим инструменты умолкали и наконец остался только барабанщик.
Бум-бум-бум! - грохотал барабан под ударами Большого Флойда Хайрса - самого большого, самого милого и самого глупого парня в школе. Пожалуй, Большой Флойд был еще и самым богатым, ведь со временем ему предстояло унаследовать папочкину сеть химчисток.
Бум-бум-бум! - колотил в барабан Большой Флойд.
Гельмгольц махнул палочкой, призывая барабанщика к молчанию.
- Спасибо, Флойд, - сказал он. - Твое усердие должно стать примером для всех остальных. А теперь мы начнем сначала - и пусть каждый из вас продолжает играть до конца, несмотря ни на что.
Только Гельмгольц поднял палочку, как в класс вошел школьный гений Шрёдер. Гельмгольц приветственно кивнул.
- Так, ребята, - сказал он оркестру начинающих, - а вот и сам композитор. Постарайтесь его не огорчить.
Оркестр вновь попытался послать привет звездам и вновь потерпел неудачу.
Бум-бум-бум! - грохотал барабан Большого Флойда - сам по себе, в ужасном одиночестве.
Гельмгольц извинился перед композитором, сидевшим в уголке на складном стуле.
- Извини, - сказал Гельмгольц. - Они всего второй раз его играют, сегодня впервые попробовали.