С приходом Линдона Джонсона в Белый дом уходили в прошлое правила приличия и дипломатический декор. После нападения на американский эсминец в Тонкинском заливе президент отдал приказ начать бомбардировки территории Северного Вьетнама. В Филадельфии прошли расовые волнения, чернокожие протестовали против жестокости полиции. Свыше двухсот человек получили тяжелые травмы. Малколм Икс назвал американскую мечту американским кошмаром. Хитами в тот год стали "Приветик, Долли" Луи Армстронга, "Ах ты, хорошенькая!" Роя Орбисона, битловская "Ночь после трудного дня", "Мы все кого-нибудь любили" Дина Мартина.
Оуэн и Фэй встречались нечасто и случайно на поселковых собраниях и коротко обменивались приветствиями и новостями, иногда осмеливаясь прикоснуться друг к другу, полагая, что никто ничего не замечает. А если и замечают - нестрашно. В их кругу считалось естественным, если кто-то к кому-то испытывает симпатию. Взаимная приязнь скрашивала постоянные заботы о доме, о детях, о домашнем хозяйстве. Это заменяло им то, чем жила молодежь - вызывающе драную, как на чучеле, одежду, бешеные танцы, кайф с травкой у кого-нибудь на квартирке, где к тому же можно было с кем-нибудь переспать. Джок и Филлис даже одобряли - до известной степени - отношения между Оуэном и Фэй, хотя и догадывались, какие это были отношения. Если твоя половина желанна, то и ты тоже желанен(на).
На вечеринке у Морисси, артистичная атмосфера дома которых толкала на безрассудные поступки, Фэй спросила у Оуэна, спросила, не разжимая губ, чтобы никто не смог догадаться, что она говорит:
- Мой психоаналитик рекомендовал спросить тебя кое о чем.
- Правда? О чем же?
- Подумай.
Оуэн был поражен, что Фэй берет психоаналитические сеансы, и ни о чем другом думать уже не мог.
- Не представляю.
- Это же очевидно, Оуэн. Он рекомендовал мне спросить, почему ты не хочешь заняться со мной любовью.
Оуэна всего обожгло, словно его столкнули в кипящий котел.
- Это не так. Я хочу, только…
- Что только? Боишься своей прыткой женушки? - мрачно усмехнулась Фэй.
- Нет, но как это сделать?
Фэй тоже нервничала. Ее тоже словно сбросили в кипящий котел.
- Не знаешь как? Говорят, ты умный, в компьютерах разбираешься. Или договориться по телефону для тебя слишком просто?
Позвонить с работы было непросто. Его отсек в помещении фирмы был отгорожен от отсека Эда всего лишь полутораметровой перегородкой. Позвонить из дома не легче. Даже если Филлис выходила за покупками, по комнатам бегали девятилетний Грегори и семилетняя Айрис. Позвонить Фэй оказалось труднее, чем с ней флиртовать.
Шли дни, а Оуэн все откладывал звонок и продолжал жить обычной на внешний взгляд жизнью. Но он чувствовал свое жаркое сердцебиение и терзался виной. В основном перед Фэй - за то, что не откликается на ее заманчивое предложение. Ложась спать рядом с Филлис, он видел перед собой ту, другую, видел ложбинку между небольшими грудями, которую приоткрывал низкий вырез платья, остекленевшие серо-зеленые зрачки, когда она перебирала с выпивкой, повлажневшую ладонь, прикоснувшуюся к его руке, скорбно сжатые, чтобы не улыбнуться, губы. Он плохо спал, и виновата в том была Филлис. Ему казалось, что будь на ее месте Фэй, он мгновенно провалился бы в глубокий сон. Ему словно бы хотелось лечь, растянувшись, подле Джинджер Биттинг.
Телефонных будок в Миддл-Фоллс было предостаточно, но Оуэн выбрал будку на окраине поселка, у шоссе, вдоль которого некогда цвели сады и стояли молочные фермы, сменившиеся теперь закусочными, где можно было перекусить, и лавками, торгующими удешевленными хозяйственными товарами: ковровым полотном, черепицей, оконными рамами. По шоссе проносились грузовики, вздымая пыль и заглушая слова на другом конце провода.
- Алло? - это была Фэй. Ее голос показался ему низким, такого он не слышал прежде.
- Это говорит Оуэн Маккензи, - назвался он полным именем на тот случай, если кто-нибудь слышит их разговор. Его формальный тон даст ей понять, что рядом есть кто-то третий, и тогда он спросит, не оставил ли он у них очки. Накануне Дамхемы и Маккензи сыграли партию в волейбол, а потом вместе с детьми подкрепились пиццей.
"Длинный был удар, длинный и сильный, - услышит Фэй, - мне не удалось его взять".
Фэй молчала.
- Я звоню спросить, не оставил ли я у вас очки…
- Оуэн, это ты? - выдохнула она. - Наконец-то!
- Ты сказала, чтобы я позвонил.
- А ты не звонил. Целая неделя прошла.
- Я боялся.
- Чего ты боялся? Это же так естественно, когда встречаются мужчина и женщина. Твое молчание меня обидело.
- Прости, пожалуйста. Как я сказал… - Он старался не повторяться, старался подыскать верные слова.
Фэй прервала его:
- Хочешь меня видеть? - В ее голосе появилась убаюкивающая напевность.
- Хочу, о Господи! Очень хочу.
- В следующий вторник сможешь выбраться?
- Только во вторник? А что, если сейчас, раз уж я застал тебя?.. Ты будешь дома?
- Буду, но в любую минуту может кто-нибудь зайти. - Фэй помолчала, потом, отбросив осторожность, сказала скороговоркой: - Я очень хочу встретиться с тобой, но не у себя дома. Во всяком случае, не в первый раз.
- Да? Это звучит так, что вообще ничего не будет. А мне хочется просто обнять тебя, убедиться, что ты живая женщина, а не видение из сна.
- Все так говорят…
- Кто - все?
- Мужчины, вот кто. Не строй из себя наивного ребенка, Оуэн… Слушай меня внимательно. Во вторник в десять утра придет няня, а у меня в Хартфорде сеанс у психоаналитика. Я хочу пройтись по магазинам, заглянуть в "Вудсворт", в "Атенеум". Сумеешь на несколько часов сбежать от своего Эда? Сошлись на то, что у тебя визит к стоматологу. Сделаем вылазку на природу, я знаю одно хорошее место. Буду ждать тебя у нового пассажа. Ты знаешь мою машину - темно-бордовый "мерседес". Если у тебя что-нибудь не получится, сообщи мне в понедельник. Если трубку возьмет кто-то, кроме меня, скажи, что нашел очки у себя дома.
- Как спокойно ты все распланировала! - вырвалось у него.
Фэй рассмеялась.
- Оуэн, пора быть практичным. Жизнь - это не сон, где бродишь вслепую.
Фэй в свое время была учительницей. Ему нравился ее наставительный тон.
Хорошее место, о каком говорила Фэй, был небольшой заповедник площадью восемь акров, на Уайтфилд-Рок. Знаменитый евангелист, согласно местному преданию, читал здесь некогда свои проповеди. Затем на основе топографических съемок установили, что Уайтфилд проповедовал не здесь, а по другую сторону цепи холмов в двух-трех милях отсюда. Тропы заповедника были порядочно исхожены, в скалистых трещинках виднелись коробки из-под сигарет, палочки от мороженого, бумажные обертки. Оуэн и Фэй свернули с главной тропы и вышли к небольшой тенистой лужайке. Купы кустов и деревьев защищали здесь от сентябрьского ветерка и глаз случайных прохожих.
Для многих заповедник был святым местом, и толчеи в нем не случалось, а после Дня труда он вообще был пустынен.
Летом кто-то побывал в укромном уголке, куда они пришли: под одним из кустов поблескивала банка из-под пива.
Фэй захватила с собой одеяло и корзинку с закуской, но есть им не хотелось. Они даже не попробовали розового португальского портвейна в низкой бутылке с отвинчивающейся пробкой. Им было не до того. Они кинулись в объятия друг друга. Оуэн не мог поверить в чудо: другая женщина, не Филлис, целует его, воркуя, лижет ему ухо, не сопротивляется, когда он начал расстегивать ее кремовую шелковую блузку.
Для поездки в Хартфорд Фэй надела светло-зеленый костюм из твида и туфли-шпильки, которые сменила в машине на мягкие мокасины. Опершись на локоть, она повернулась к Оуэну спиной и втянула лопатки, чтобы он легче справился с застежкой на лифчике. На ее плечах лежал легкий загар. Он едва не вскрикнул от восторга, увидев ее груди, маленькие и упругие, не то что у Филлис. Теперь он может гладить их и целовать взасос.
Вокруг них зеленой стеной стояли деревья, верхушки гнулись под ветром, листья поворачивались серебристой изнанкой. На кленах и буках они уже желтели.
Когда Оуэн насытился ее грудью, Фэй приподняла таз.
- Сними юбку, - приказала она, - а то помнется.
Он начал стягивать с нее юбку, но бедра у Фэй были шире плеч, и у него ничего не получалось.
- Там же застежка сбоку, глупыш! - нетерпеливо подсказала она.
За юбкой пошли трусики, и он уловил тончайший запах гениталий. Оуэн вспомнил, как снимал трусики с Эльзы, только тогда была полнейшая темнота, а сейчас он сделал это среди бела дня.
Открытия следовали одно за другим, как подарки на дне рождения. Оуэн увидел, что растительный покров на лобке у Фэй не такой густой, как у Филлис.
Две волнообразные полоски рыжеватых волос стекались в ее венерину дельту. Ему хотелось заглянуть ей в лицо. Она, конечно, видит, как восторженно он взирает на ее женское лоно. Невозможно предугадать, сколько продлится их связь, но другого такого момента, как этот, когда все впервые, не будет. На ее лице с прикрытыми веками читалось предвкушение удовольствия. Казалось, будто она вместе с ним упивается зрелищем собственной промежности и влагалища, верхняя часть которого была различима сквозь редкий волосяной покров, упивается выражением лица возлюбленного, упивающегося ее наготой. Фэй гордилась своим обнаженным телом - только мокасины на ногах и заколки в волосах - и Оуэну понравилось ее наивное, бесхитростное бесстыдство.
Пока он судорожно прислушивался, не захрустела ли ветка под ногами непрошеного прохожего, Фэй, встав на колени, потянулась к молнии на его ширинке. Очнувшись, он расстегнул ремень и спустил брюки вместе с трусами.