С сорока баксами в кармане пересекаю Найтс-парк и иду к дому родителей Тиффани. Она уже ждет меня на улице, но я замечаю в окне ее мать. Стоит нам встретиться взглядом, как миссис Вебстер тут же ныряет за штору. Тиффани не здоровается и не ждет моего приближения, а начинает идти. На ней розовая юбка по колено и легкий черный свитер. Из-за босоножек на платформе она кажется выше, а волосы у нее немного взбиты и падают на плечи. Глаза слишком сильно подведены, губы розовые-розовые, однако не могу не признать, что выглядит она замечательно, о чем ей и говорю.
- Милые туфли, - кивает она на мои ноги, и следующие тридцать минут мы шагаем в молчании.
В закусочной садимся за отдельный столик, официантка приносит воду. Тиффани заказывает чай, я решаю ограничиться водой. Читаю меню с некоторой тревогой: а вдруг не хватит денег? Это глупо, конечно, ведь у меня с собой две двадцатки, а каждое блюдо стоит не больше десяти баксов, но я же не знаю, что возьмет Тиффани, а вдруг она захочет десерт, и ведь еще надо дать на чай.
Жена приучила меня оставлять щедрые чаевые, потому что у официанток работа тяжелая, а получают они сущие гроши. Никки знает: она работала официанткой все время, пока была в колледже, - мы тогда учились в университете Ла Саль. И если мне случается где-нибудь поесть, я оставляю на чай побольше, чтобы хоть как-то загладить свою вину. Зря я ссорился с Никки из-за нескольких долларов, уверяя, что пятнадцати процентов больше чем достаточно, - мне-то ведь никто не давал на чай, не важно, хорошо я поработал или нет. Нынче я твердо убежден в необходимости оставлять щедрые чаевые, потому что стараюсь проявлять доброту, а не доказывать, что я прав. Оттого-то и страшусь, читая меню: а вдруг не хватит денег на хорошие чаевые?
Я так углубился в беспокойные мысли, что, должно быть, прослушал заказ Тиффани. Из этого состояния меня выводит голос официантки, которая явно обращается ко мне.
- Сэр?
Я кладу меню на стол; Тиффани и официантка смотрят на меня во все глаза, будто что-то не так.
- Хлопья с изюмом, - выдаю я, припомнив, что хлопья стоят всего два доллара двадцать пять центов.
- С молоком?
- А сколько стоит молоко?
- Семьдесят пять центов.
- Да, пожалуйста, - отвечаю, решив, что это не ударит по карману, и передаю меню официантке.
- Все?
Утвердительно киваю. Официантка, уходя, довольно внятно вздыхает.
- Что ты заказала? - спрашиваю Тиффани. - Я не расслышал.
Стараюсь, чтобы мой голос звучал любезно, но втайне беспокоюсь, что не останется денег на приличные чаевые.
- Только чай, - отвечает она.
И мы оба смотрим в окно, разглядывая припаркованные на стоянке машины.
Приносят заказ. Я открываю одноразовую коробочку и пересыпаю хлопья в миску. Заливаю коричневые хлопья с засахаренным изюмом молоком из миниатюрного кувшинчика. Продвигаю миску с хлопьями на середину стола и предлагаю Тиффани угощаться.
- Можно? - переспрашивает она.
Я киваю, Тиффани берет ложку, и мы едим.
Сумма в счете - четыре доллара пятьдесят девять центов.
- Сдачу? - Официантка смеется и качает головой, когда я протягиваю ей обе двадцатки.
- Нет, спасибо, - отвечаю я, думая, что Никки была бы рада, ведь я оставляю щедрые чаевые, а официантка поворачивается к Тиффани:
- Дорогуша, я его недооценила. Приходите к нам еще, да поскорее!
Видно, что выручкой она довольна, потому что идет к кассе, почти пританцовывая.
На обратном пути Тиффани молчит, и я тоже. Когда мы подходим к ее дому, говорю, что замечательно провел время, благодарю и протягиваю руку для пожатия, чтобы она не поняла превратно.
Она смотрит на мою руку, потом поднимает глаза и глядит мне в лицо, но на рукопожатие не отвечает. Секунду мне кажется, что она вот-вот снова заплачет.
- Помнишь, я сказала, что ты можешь трахнуть меня? - говорит вдруг Тиффани.
Медленно киваю: слишком живо помню, к сожалению.
- Я не хочу трахаться с тобой, Пэт. Понятно?
- Понятно, - говорю.
Она поворачивается и идет к себе, а я остаюсь один.
Дома мама с энтузиазмом выспрашивает, что мы ели, и, когда я отвечаю, что хлопья с изюмом, она смеется и не верит.
- Нет, ну правда, что?
Не говоря больше ни слова, поднимаюсь в свою комнату и запираю дверь.
Лежа в кровати, рассказываю Никки на фотографии все-все про мое сегодняшнее свидание, и про то, как я оставил официантке хорошие чаевые, и про то, какой грустный вид у Тиффани, и как мне хочется, чтобы время порознь поскорее закончилось, чтобы я мог пригласить жену в какое-нибудь кафе, разделить с ней порцию хлопьев с изюмом, а потом идти рядом, дыша прохладным воздухом раннего сентября, - и тут я снова плачу.
Зарываюсь лицом в подушку и рыдаю тихонько, чтобы родители не услышали.
Петь, кричать, показывать
Я встаю в полпятого утра и сразу же приступаю к тренировке, чтобы закончить до начала матча. Когда наконец выбираюсь из подвала, по всему дому идет запах тостов с крабовым маслом, домашней пиццы и куриных крылышек.
- Вкусно пахнет! - бросаю маме на ходу, надеваю мешок для мусора и выбегаю на улицу.
А там - Тиффани, уже разминается, бегает туда-сюда мимо моего дома. Я в замешательстве: как так, вчера же ее не было, да и сегодня я бегу гораздо раньше обычного.
Направляюсь к Найтс-парку; оглядываюсь - она бежит следом.
- Откуда ты узнала, что я выйду так рано? - спрашиваю, но она даже не поднимает голову, просто молча бежит сзади.
Одолеваю десять миль и возвращаюсь домой, а она бежит дальше, так ничего и не сказав. Можно подумать, мы вовсе не ходили ни в какую закусочную, и не ели вместе хлопья с изюмом, и все осталось по-прежнему.
Серебристый "БМВ" моего брата уже возле дома, так что я шмыгаю в заднюю дверь, поднимаюсь по лестнице и бегу в душ. Помывшись, надеваю свою баскеттовскую футболку, с которой мама отстирала всю косметику, и в полной готовности болеть за "Иглз" иду в гостиную, откуда уже доносятся звуки предматчевого обзора.
К моему удивлению, рядом с братом сидит Ронни. На обоих зеленые выездные футболки "Иглз" с номером 18 и именем Столлворта; на Ронни - дешевая копия, с термонаклейками, на Джейке - настоящая. Отец сидит в кресле, в своей любимой футболке Макнабба, пятого номера.
- "Птички", вперед! - говорю я.
Брат встает и поворачивается ко мне.
- А-а-а-а-а!.. - кричит он, вскинув обе руки в воздух, и тогда Ронни и папа тоже встают, выбрасывают руки вверх и кричат:
- А-а-а-а-а!..
И вот мы кричим уже все вчетвером, подняв руки:
- А-а-а-а-а!
А потом мы все вместе скандируем, быстро выбрасывая в стороны руки и ноги, чтобы показать каждую букву:
- И! Г! Л! З! Иглз!
После этого брат огибает диван, подходит ко мне, кладет руку на плечо и запевает командный гимн, я вспоминаю слова и подхватываю:
- Вперед, орлы, вперед! К победе прямиком!
Я так счастлив оттого, что пою вместе с братом, что даже его объятие не раздражает меня. Мы вместе обходим диван и поем:
- Забьем отличный мяч - и раз, и два, и три!
Я гляжу на папу, и он не отворачивается, только принимается петь с еще большим воодушевлением. Ронни подскакивает ко мне, хватает за плечи, и вот я уже зажат между братом и лучшим другом.
- Тщетны все соперника усилья - все равно орлы расправят крылья!
Вижу маму, она стоит в дверях, прижимает руку ко рту - то ли плачет, то ли смеется, - но глаза смотрят весело, так что я знаю, на самом деле она радуется с нами.
- Вперед, орлы, вперед! К победе прямиком!
Тут Ронни и Джейк убирают руки с моих плеч, и мы снова принимаемся показывать буквы руками и ногами.
- И! Г! Л! З! Иглз!
Мы все раскраснелись, папа тяжело дышит, но нам ужасно весело, а я в первый раз чувствую себя по-настоящему дома.
Мама ставит еду на раскладные столики, и игра начинается.
- Мне нельзя алкоголь, - говорю я, когда мама приносит "Будвайзер".
- Во время матча "Иглз" выпить пива можно, - возражает отец.
Мама с улыбкой пожимает плечами и передает мне бутылку холодного пива. Спрашиваю у брата и Ронни, почему на них футболки не с Баскеттом, ведь Баскетт круче всех, а они говорят, что "Иглз" удалось заполучить Донте Столлворта и теперь Донте Столлворт круче всех. Раз уж на мне футболка Баскетта, я настаиваю, что Баскетт все равно круче.
- Посмотрим, - самоуверенно отвечает Джейк, а отец презрительно присвистывает сквозь зубы.
Удивительно слышать от брата такое: это же он подарил мне футболку Баскетта и сам уверял, что круче Баскетта никого нет, всего две недели назад.
Мама смотрит матч с волнением: знает, если "Иглз" проиграют, отец потом всю неделю будет ходить в плохом настроении и часто орать на нее. Ронни и Джейк обмениваются сведениями о разных игроках, то и дело утыкаются в свои мобильные телефоны, следя за обновлениями новостей про матчи и спортсменов: они играют в виртуальный футбол, это такая компьютерная игра, в которой получаешь очки за то, что выбираешь игроков, которые зарабатывают тачдауны и набирают ярды. Время от времени я поглядываю на отца - убедиться, что мое ликование и возгласы не проходят незамеченными. Я же понимаю, что он согласен сидеть в одной комнате со своим психически больным сыном, только если я буду как следует болеть за "Иглз". Вообще приятно вот так сидеть и смотреть футбол вместе с отцом, хоть он меня и ненавидит, а я до сих пор не простил его за то, что он тогда на чердаке пнул меня и ударил по лицу.