Все же она почувствовала себя успокоенной, умиротворенной и сжалилась над стоявшим на повороте аллеи слепым нищим, которому прежде никогда не подавала милостыню. А сегодня она даже бросила в его опрокинутую старую шапку целую горсть монет.
Пение загадочной птицы повторялось и в последующие дни. Оно доставляло удовольствие не только женщине. Гуляющая публика, настроенная на романтический лад, парочки, украдкой встречавшиеся на аллее, пожилые иностранки с книгой или фотоаппаратом в руках, все останавливались, завороженные таинственными звуками песни.
Стали расспрашивать нищего, но тот ничего не знал и даже понятия не имел, о чем идет речь, - ведь он слепой и к тому же почти совсем оглох.
Женщине хотелось безраздельно наслаждаться чарующей музыкой, и ее раздражали расспросы любопытных. Однако постепенно расспросы прекратились, хотя она и заметила, что аллея стала еще многолюднее.
Однажды она увидела рядом с нищим нескладного оборванного мальчишку, того самого, что своим назойливым свистом помешал слушать свирель и нарушил приятную меланхолию. Он говорил что-то нищему на ухо, не только не напрягая голоса, но почти шепотом. Нищий отталкивал от себя мальчишку, но тот не унимался, приставал к нему, как надоедливая осенняя муха, до тех пор, пока не получил несколько монет. Тогда он засвистел и без оглядки пустился наутек. Женщина, смотревшая ему вслед, видела, как он вскоре исчез, словно дикий зверек в зарослях леса.
"Мальчик может что-нибудь знать о таинственном музыканте", - подумала она и решила выследить его, чтобы обо всем расспросить. Но мальчишка больше не появлялся. Впрочем, зачем ей сдался этот музыкант. Вполне может статься, что это какой-нибудь чудак, притаившийся в кустах или за стволами деревьев в чаще леса.
- Для чего тебе знать, кто я? - спрашивала ее свирель. - Разве моя история не похожа на твою? Зачем ты преследуешь меня? Берегись, как бы лесная фея не разгневалась и не заставила тебя пожалеть об этом. Ведь моя история так похожа на твою.
Но женщина была любопытна. Все люди сотканы из любопытства. Они готовы забыть, что их обокрали, лишь бы допытаться, каким образом воры совершили кражу. Люди стремятся найти причину постигшей их болезни, как будто это поможет им исцелиться.
Желание во что бы то ни стало узнать, кто же все-таки играет на свирели, лишало женщину удовольствия слушать музыку.
Возможно, тут примешивалась еще и некоторая настороженность, а может, это было рождением какой-то мечты.
Однажды нескладный мальчишка очутился как раз возле самой виллы. Он предлагал купить у него кролика, которого, несомненно, где-то украл. Кстати сказать, мальчишка запросил за кролика в три раза больше того, что он стоил.
Возмущенная кухарка уже готова была прогнать мальчишку, когда неожиданно появилась синьора.
- Ну что ж, - спокойно заявила она, - мы купим кролика, но за это ты должен сказать мне, кто играет на свирели в лесу.
Мальчишка пристально взглянул на нее своими бесстыжими зелеными глазами, но ничего не ответил.
- Возьми кролика, - обратилась синьора к кухарке, - а ты, мальчик, пойдешь со мной.
Прежде чем отдать кролика, мальчишка потребовал деньги и только тогда последовал за синьорой. Однако заставить его говорить оказалось не так просто. Пришлось посулить ему пять лир, которые женщина не переставая вертела в руках.
- Идите за мной, - сказал наконец мальчишка, опережая ее и делая знак следовать за ним.
Они ступили на одну из бесчисленных тропинок, переплетающихся между собой, словно жилки, и углубились в лес. Постепенно, шаг за шагом, лес становился все гуще, темнее, а ветки кустов и деревьев цеплялись за одежду своими колючками. Все это немного пугало женщину, и она то и дело останавливалась в нерешительности, не зная, идти ли ей дальше.
Вдруг она услышала знакомые звуки, и это ее успокоило. Ей даже показалось, что кто-то зовет и манит ее к себе. Свирель устремляла свою прозрачную мелодию в тишину леса и словно высвечивала мрачные тени деревьев серебряными лучами. И все вокруг залилось лунным светом, точно в волшебной сказке: тропинки стали шире, а кусты ежевики казались теперь кустами роз в каком-то заколдованном саду.
Но у музыканта оказался тончайших слух. Звуки свирели разом стихли, едва мальчишка шепнул женщине:
- Идите вон к тому корявому дереву и поглядите на верхушку ели, что растет рядом. Я не могу идти дальше, потому что, если попадусь ему на глаза, он убьет меня.
Шорох шагов и платья заставил свирель умолкнуть совсем. Женщине удалось лишь увидеть какого-то странного уродца, зарывшегося в больших и мохнатых ветвях ели, свисавших вниз под его тяжестью. Уродец сверлил ее сверху злыми глазами, такими же зелеными, как и у мальчишки.
- Ты решил подшутить надо мной, - сказала она своему поводырю, который спрятался неподалеку и теперь поджидал ее, желая получить обещанные пять лир.
- Нет, клянусь вам. Это мой двоюродный брат, он - дьявол! Он играет для нищего, а тот дает ему за это пол-лиры в день. Свирель приманивает людей к аллее.
Драма
(Перевод Е. Гальперина)
Печальное событие, которое так страшило юного студента, хотя он цинично посмеивался и даже призывал его, к несчастью, все-таки произошло.
Мать ушла из дому.
- Читай, - сказал отец, разбудив его как-то утром.
Потом отец пошел на службу, словно ничего не случилось. Каждое утро он должен был расписываться в журнале явки, и только смерть или тяжелая болезнь могли помешать ему выполнить свой долг и обязанности чиновника.
А сын, с запиской в руке, остался лежать в чистой теплой постели, в своей светлой комнате, где в беспорядке были разбросаны вещи. Ему казалось, что все это дурной сон. В записке значилось всего несколько слов: мать сообщала, что уходит, о чем она предупреждала их накануне вечером уже в тысячный раз.
Она просто устала. Устала от своей бессмысленной работы, устала от безнадежной борьбы с сотней мелких будничных невзгод. И самое главное: несмотря на все старания, ей не только не удавалось порадовать чем-то мужа или сына, но даже просто успокоить их постоянное раздражение. Особенно трудно было ей с сыном. Что касается мужа, то он, хоть и ворчал беспрестанно, но, по крайней мере, не повышал на нее голоса. Сын же спорил с ней по всякому поводу и вечно был недоволен. То сорочки плохо выглажены, то обед невкусен, то носки не заштопаны, то будят его очень рано - в десять утра, то мало дают денег на карманные расходы, то никуда не годится служанка, которую мать постоянно выгораживает.
- Все у нас идет кувырком, а все потому, что не умеешь командовать служанкой, - выговаривал он матери, и это было не самое резкое из его замечаний.
Ну что ж, теперь он сам будет командовать служанкой! Но беспокойство в его душе не только не проходило, а, наоборот, усиливалось, Куда же она все-таки ушла? Наверно, уехала в усадьбу. Она каждый раз грозилась туда уехать, когда терпение ее истощалось. Слава богу, что хоть погода сегодня хорошая, и, слава богу, что мать еще накануне вечером распорядилась насчет всяких покупок, и служанка ушла рано утром, не подозревая о бегстве хозяйки.
Дело в том, что студент боялся скандального шума вокруг этой истории. Ведь втайне он гордился своей матерью, еще не старой и умной женщиной, которая всю себя отдала дому и семье.
Беспокойство все росло, но это не мешало бесу в его душе ликовать и радоваться. Это был тот самый бес, который не раз подстрекал его крикнуть матери, когда та грозила уйти из дому:
- Вот и хорошо! По крайней мере, освободимся от твоей тирании!
И теперь он свободен. Свободен! Но от чего? Он сможет без помех спать утром сколько захочет, сможет ругать служанку и заставлять ее вновь начищать уже начищенные ботинки. Сможет выходить к завтраку, когда ему заблагорассудится (конечно, если только отец согласится сидеть за столом в одиночестве и следить за тем, чтобы его порция не остыла и чтобы ее не утащила прожорливая служанка), сможет...
Вдруг у входной двери задребезжал колокольчик. Это заставило его подняться. Сердце тревожно забилось. Может, это весточка от матери? Нет, для вестей еще слишком рано. Но он внезапно осознал, что уже ждет их, ждет с нетерпением.
Увидев на пороге маленькую сутулую фигурку служанки, почему-то считавшую себя очень изящной и стройной, он почувствовал острую досаду. Служанка потеряла ключ, и ему пришлось выслушать ее россказни и причитания.
- А где же синьора? - спросила она.
- Пришла телеграмма, что дедушка при смерти. Она вынуждена была срочно выехать.
- Дедушка - это отец хозяина?
- Дура! Тогда бы поехал папа. Ну, поторапливайся... Сегодня, а может, и завтра, тебе придется иметь дело со мной. Почисть-ка снова мои ботинки, да поживей! И чтоб на эту тему мы больше не говорили! Научись наконец чистить их так, как мне нравится.
- Э-э, синьорино! Я вижу, вы не слишком огорчены, что дедушка ваш помирает!
Он не сразу нашел, что ответить, а тут опять зазвонил колокольчик, и у него снова заколотилось сердце.
- Тысяча чертей! Это пришла прачка. Обычно синьора сама собирала для нее белье и прилагала к нему список. Служанка даже не знала, где оно лежит.
- Скажи ей, чтобы зашла в другой раз, - буркнул синьорино, мысли которого были заняты только ботинками.
Как бы не так, синьорино! Вы, видно, не знаете, что такое прачка, не знаете, что у нее тоже есть чувство собственного достоинства! Предложение заглянуть в другой раз возмутило и обидело благородную труженицу. Она даже пригрозила, что больше вообще не будет стирать им белье. А служанка стала уверять синьорино, что если эта прачка откажет им, то другой не найти. Так что придется ему ходить всю жизнь в грязной рубашке.