- Неправда, - возразил он. - У меня щёки слишком толстые. С короткой стрижкой я как хомяк. Так что нужно сделать, чтобы остановить тебя? - снова задал он тот же вопрос.
Значит, он выбрасывает белый флаг; и хотя самонадеянность Алека мне претила, видеть его на лопатках нравилось мне ещё меньше.
- Ты глубоко заблуждаешься, Алек. Твой враг - не я.
- А ты тогда кто? - поинтересовался он. - Потому что ты явно мне и не друг.
Я сунул руки в карманы. Он прав, я ему не друг, но ведь это не моя вина.
- У тебя нет друзей, Алек, - произнёс я. - У тебя есть подданные и прислужники.
- Да-а, уж как бы тебе хотелось заполучить хотя бы десятую часть уважения, которое оказывают мне! Но не выходит, и поэтому ты меня ненавидишь. И ещё из-за Шерил.
- Не впутывай в это Шерил.
Я опёрся на стол и глубоко втянул в себя воздух. Мой визитёр явно провоцировал меня, пытался разозлить. Напрасно.
- Слушай, - сказал я, - может, это была последняя проделка. Может быть - допустим на одно мгновение - человек, который творит всё это, понял, что зашёл слишком далеко, и раскаивается.
Алек пристально следил за мной холодными, враждебными глазами.
- А может и нет.
Как я ни старался сдерживаться, но его гневная подозрительность вызвала во мне ответную волну неприязни.
- Поживём - увидим.
Горькая пилюля
После ланча меня вызвали на ковёр к мистеру Грину.
В его кабинете стояло несколько кресел: одно мягкое и приятное - чтобы создать у собеседника чувство удобства и безопасности; другое - кресло-мешок для неформальных воспитательных бесед; третье... Это был старый, обшарпанный монстр тёмного дерева с высокой спинкой и широкими подлокотниками, в обиходе называемый "электрическим стулом". Именно его мистер Грин и поставил напротив своего стола, когда в то утро меня препроводили в его кабинет.
- Заходи, Джаред. Присаживайся.
Я опустился на "электрический стул" и приготовился выслушать старую песню про то, что я - средоточие всего городского зла, но завуч всего лишь произнёс:
- Мне нравится твоя рубашка.
Я глянул на себя - речь шла о той же самой рубашке, на счёт которой прохаживался Алек.
- А мне нравится ваш галстук, - ответил я. - Вы уже говорили с моими родителями?
- Не получилось пока.
Больше он ничего не сказал, лишь сидел и молча пялился на меня.
- Простите, у вас ко мне что-то важное? Потому что я опаздываю на английский.
- Только один вопрос, Джаред, - проговорил он, - и я ожидаю, что ты дашь мне правдивый ответ.
- Само собой.
- Это ты подсунул скунса в фургон Алека?
- Нет, не я, - твёрдо сказал я.
Он откинулся на спинку стула с едва заметным выражением удовлетворения на лице.
- Тебе, возможно, захочется пересмотреть свой ответ. - Он сунул руку в ящик стола, вытащил оттуда крохотный пластиковый пакетик и бросил его на стол перед собой. Сначала мне показалось, что пакет пуст, но потом я увидел: в нём что-то лежит. Что-то маленькое. Круглое и голубое. Пуговица, очень знакомая на вид. Я глянул на свою рубашку - на ней красовались точно такие же. Схватившись за воротник, я обнаружил, что на нём пуговицы не хватает. "Электрический стул" подо мной сделался внезапно страшно жёстким, и я понял, что означает это выражение удовлетворения на лице мистера Грина. Так выглядит палач, собирающийся перекинуть рубильник.
- Ты знаешь, где была найдена эта пуговица? - спросил он.
Я помотал головой.
- Её нашли на подъездной аллее у дома Алека Смартца, как раз на том самом месте, где тем вечером стоял их фургон. - Он забрал у меня пакетик с пуговицей. - Так как, может, теперь ты дашь мне другой ответ?
Но я лишь промычал что-то невразумительное - ведь чтó бы я ни сказал, он всё воспримет как враньё.
- Тебе нечего сказать в свою защиту?
- Это не моя пуговица, - пробормотал я, но мы оба знали, что она конечно же моя. Вопрос в том, как она туда попала? Я никогда и близко не подходил к дому Алека Смартца.
- Я дам тебе ещё один, последний шанс, Джаред, - сказал завуч с терпением человека, полностью уверенного в своей правоте. - Мне бы хотелось прояснить ситуацию ещё до наступления завтрашнего утра. В противном случае, последствия будут очень серьёзными.
Но я его больше не слушал. Я думал о пуговице. Одно из двух: либо Алек врёт о том, где нашёл её, либо... кто-то подкинул её намеренно.
Но кто? У кого была возможность спереть мою пуговицу?
И тут меня озарило, хотя поверить в это я не мог. Во всей школе был только один человек, который имел свободный доступ к моим рубашкам.
* * *
Когда я после уроков примчался домой, Тайсон уже сидел в гостиной с наушниками, в которых гремел один из моих CD. Я сорвал с него наушники; он распахнул глаза.
- Эй, ты чего? - возмутился он.
Меня так и подмывало схватить его и встряхнуть как следует. Я бы с места в карьер обвинил его и осудил, как Грин обвинил и осудил меня, но... один раз я уже поступил так с Тайсоном - решив, что все убийственные выходки прошлой осени были его рук делом, я сделал из него отбивную котлету. Я оказался в корне неправ. Пусть Грин включает свой рубильник, но я с Тайсоном так не поступлю. Как бы ни были сильны мои подозрения, он заслуживает, чтобы его выслушали.
Я набрал в грудь воздуха, медленно выпустил его и сказал по возможности спокойно:
- Тебе моя рубашка нравится?
Он вылупился на меня так, будто я сбежал из психушки.
- Нормальная рубашка, - буркнул он.
- А ничего ненормального не замечаешь?
Он ткнул пальцем во что-то у меня на груди.
- А, вот - тут у тебя горчица. - Я глянул вниз, и Тайсон ухватил меня за нос. - Опять прокатило! - воскликнул он. - Вечно все олухи ловятся!
Я отвёл его руку в сторону, и он наконец сообразил, что мне не до шуток.
- Да что с тобой сегодня такое?
- Помнишь, ты сказал, что ненавидишь меня?
Тайсон закатил глаза.
- Тьфу ты, опять завёлся!
- И сильно ненавидишь? Настолько, что готов сделать всё, чтобы меня выгнали из школы?
Он выпрямился и ответил мне так же прямо, как я ответил мистеру Грину:
- Нет. Не настолько. Я ненавижу тебя до такой степени, чтобы стянуть за обедом последний гамбургер, лишь бы он не достался тебе.
- Ты ненавидишь меня до того, что готов подкинуть улику на подъездную дорожку Алека?
- Ты меня в чём-то обвиняешь? - Лицо его начало багроветь, как случалось всегда, когда кто-то подпаливал чересчур короткий фитиль его взрывного нрава.
- Нет, просто спрашиваю. - Я не сводил с него глаз, пытаясь определить, правду он говорит или врёт.
- Ничего я не подкидывал. - Он мгновение помолчал, затем добавил: - Было время, я ненавидел тебя больше всего на свете; и мне до сих пор иногда очень хочется тебя возненавидеть, но не получается... И если ты не выкинешь какой-нибудь действительно адский номер, то никогда и не получится. - Он вскочил, кинулся в дальний конец гостиной и снова повернулся ко мне. - Ты мой лучший друг, окей? Ну вот, я это и сказал. Чувак, испортивший мне всю жизнь, теперь мой лучший друг. Во даю, а? Ну не дурак?
- Нет, не дурак. - Если кто-то здесь и дурак, то это я. В искренности Тайсона сомневаться не приходилось.
- Дурак, дурак, - настаивал он, - потому что знаю - ты мне вовсе никакой не друг.
- Что?!
- Тебе просто жалко меня! Ты чувствуешь себя виноватым, но на самом деле я тебе совсем не нравлюсь.
- Это неправда!
- Докажи! - потребовал он.
Я открыл рот и... закрыл его. Я не мог доказать Тайсону, что я ему друг, так же как не мог доказать Грину, что ни в чём не виноват.
- Мы никогда с тобой не расквитаемся, - проговорил Тайсон. - Разве что я испорчу тебе жизнь, а потом спасу её, как ты. Вот только тогда, если ты скажешь, что мы друзья - только тогда я тебе поверю.