Бэха прошел к засаленной занавеске, отделяющей заднюю часть гаража и заглянул в углы. Матросов успел заметить ободранный край тахты, поставленной на стопку кирпичей, и смятое одеяло.
- Отходов вообще нет. А все продукты давно хранятся в алюминиевом бидоне.
- Вы что же, и спите здесь? - спросил Матросов.
- Они спят. А я местная, я ухожу домой.
- Рассыпьте вокруг яда, - сказал Бэха. - Я же привозил в прошлый раз. Яд вкусный. Крысы его любят.
- Яд не помогает.
- А что я сделаю? - огрызнулся Бэха. - Буду сам гонять их палкой? Мы заказали службу уничтожения. Но там очередь.
Людмила закусила губу и отвернулась. Матросов смущенно переступил с ноги на ногу.
- Что с товаром? Всё успели обработать? - спросил Бэха.
Людмила кивнула.
- Все двести кило?
- Осталось немного. Грамм, может, пятьсот… Через полчаса будет готово. Станете ждать?
- Нет. Заберем в следующий раз. Рецептура в норме? Ничего не перепутали?
В руках Бэхи появился химический ареометр - стеклянная трубка со встроенной шкалой и резиновой грушкой на конце. Он шагнул к бочке, отстранил рукой молодого рабочего и опустил ареометр в раствор. Рабочий утер пот с лица и оперся на лопату. Бэха грушкой набрал в прибор жидкости и поднял его к свету. Проверил что-то по шкале, кашлянул и спрятал ареометр в карман.
- Рецептура - это главное, - напомнил Бэха. - За рецептуру - головой!
Людмила с достоинством отвернулась. Это само собой разумеется. Даже и напоминать не стоило.
Бэха огляделся, улыбнулся пошире и хлопнул молодого рабочего по плечу.
- Как дела, земляк? Порядок?
Рабочий обнажил сахарные зубы в ответной улыбке.
- Мы привезли еще пятьдесят килограмм, - сказал Бэха Людмиле. - К завтрашнему дню сделаете?
Людмила пожала плечами. Раз надо, значит сделают.
Старший рабочий тоже улыбнулся, подошел к одной из плиток, вставил руки в брезентовые рукавицы, взялся за края противня и принялся встряхивать его в воздухе, перемешивая выпаривающийся раствор.
- Борной хватает? - покосившись на шум, спросил Бэха.
Людмила бросила взгляд на трехлитровую банку.
- Еще на пару дней…
- Мало… Завтра привезу еще, - сказал Бэха.
Бэха бросил недовольный взгляд на большого Матросова, который не знал, куда себя деть в тесном гараже, и сказал:
- Ну, а я - как договорились. Еду привез.
- Это хорошо.
- Все, как они просили: макароны, хлеб, лук…
- А майонез?
- И майонез.
Людмила кивнула.
- Еще нужны мыло и сигареты.
- Привезу. - Бэха огляделся по сторонам. - Ну, все! Давайте грузиться.
Людмила придержала его за рукав:
- Нет не все. Я еще должна сказать… - она отчего-то смутилась, но справилась с собой. - Я еще хотела поговорить о деньгах.
- О деньгах?! - Бэха сделал вид, что удивился.
- Да. Вы обещали платить каждую неделю, а прошел уже почти месяц! - Людмила покраснела. - Я даже не о себе, я о наших рабочих. Они живут в нечеловеческих условиях! Работают по 16 часов в сутки. А у них дома семьи! Ребятишки маленькие…
Бэха нахмурился.
- Деньги будут. Не волнуйтесь. Сегодня сдадим обработанный порошок - и расплатимся.
- Вы каждый раз так говорите. Мы отказываемся работать бесплатно!
Матросов с сочувствием посмотрел на красную Людмилы, смутился, крякнул и вышел из гаража.
Семен Семеныч сидел в кабине, по-шоферски положив локти на руль, и от нечего делать барабанил пальцами по приборной доске. Он покосился на Матросова, который забрался в кабину и уселся на сидении рядом с ним. Из гаража доносились возвышающиеся голоса: Людмила настаивала, Бэха не соглашался.
Матросов некоторое время сидел молча. Потом улыбнулся:
- Что нужно делать, чтобы коровы меньше ели и давали больше молока?
- Ну? - навострил уши Семен Семеныч.
- Их нужно меньше кормить и больше доить! - ответил Матросов.
СеменСеменович замер, а потом расхохотался. Хорошая шутка, он такой не знал.
- Ты это к чему? - сквозь смех спросил он.
- Сам не знаю, - пожал плечами Матросов. - Просто так.
Некоторое время Матросов молчал, улыбаясь каким-то своим мыслям, и следил за божьей коровкой, ползущей вверх по наружной стороне лобового стекла. Семен Семеныч несколько раз смотрел на него с интересом: а этот Матросов ничего, шутник. Он хотел было и сам рассказать какой-то анекдот, но Матросов вдруг заговорил опять.
- Знаешь, я люблю смотреть на маленьких детей. Когда, например, они во дворе играют, или в песочнице… - Матросов улыбнулся, представляя себе эту картину. - У них такие чудесные глаза - у всех без исключения. Потому что сердца еще чистые… И ждут они от мира только добра. Сидят они все вперемежку - синеглазые, кареглазые, черноголовые, белобрысые, - и не обращают на это внимание. А взрослые со всех сторон их учат уму разуму: смотри, не зевай, а то сосед отберет у тебя совок и ведерко; не будь раззявой и работай локтями; смотри, ты беленький, а он смуглый, значит чужой; стой за себя - он тебя коленом задел, а ты его лейкой, лейкой! Так их светлые души и портятся! Ведь маленький человек - как губка. Впитывает в себя все подряд, и плохое, и хорошее. И набирает в голову всякой ерунды. В его глазах появляется жестокость… и выражение такое неприятное - себе на уме…
Матросов посмотрел на свои большие ладони, лежащие на коленях, чему-то грустно улыбнулся, поднял руку и поскреб пальцем стекло под божьей коровкой, будто хотел почесать ей брюшко.
Семен Семеныч пошевелился на своем месте, осторожно покосился на странного Матросова и, чуть помедлив, спросил:
- А это ты к чему?
- Не знаю, - опять рассмеялся Матросов. Но все же заговорил, будто пытаясь пояснить свои слова: - У меня мама рано умерла, мне едва двенадцать исполнилось. Я с отчимом остался, с отцом моей младшей сестры. Ему с нами трудно было - тогда я, конечно, не понимал, а теперь понимаю… Он был неплохим человеком, но так… жидким… А я - подросток… Учился плохо, дрался… То директор школы на меня пожалуется, то участковый милиционер домой придет. Отчим после этого ставил меня перед собой и орал. Не бил, но орал. А я должен был стоять по стойке смирно и слушать. А чтобы до меня доходило лучше, он время от времени плевал мне в лицо. С ненавистью, будто бы я во всем был виноват - и в смерти мамы, и в его неприятностях с начальством, и в несложившейся жизни! До сих пор помню его ненависть… И запах слюны - кислый такой, с винцом… Уж лучше бы порол… Честное слово…
Матросов замолчал. Потом, взглянув в ставшее напряженным лицо Семен Семеныча, рассмеялся.
- Вот и объяснил! Ладно, не бери в голову. Это я просто так.
Обе створки гаража разъехались в стороны, и ставший на пороге мрачный Бэха махнул приятелям рукой: вылезайте! Семен Семеныч выбрался из кабины, чтобы откинуть для погрузки задний борт. Матросов тоже спрыгнул на землю, чтобы помочь рабочим с погрузкой.