IV
Франсуаза остановилась, задохнувшись, и сказала:
- Ты слишком быстро идешь, Жан-Марк, я за тобой не успеваю.
Он улыбнулся и пошел медленнее, ровным, крупным шагом, держа руки в карманах. Она следовала за ним. Пляж принадлежал им, огромный, плоский, однообразный. Отошедшее вдаль море стало всего лишь блестящей полосой на горизонте. От этого пейзажа - без вешек, без возвышений, полутвердого, полужидкого, голубого и бежевого, залитого солнцем, туманного, бесконечного - исходило ощущение сверхъестественного покоя.
- Так замечательно идти по этому твердому песку! - сказал Жан-Марк. - Ты часто сюда приходишь?
- Да, - ответила она. - Мы с Маду любим собирать здесь раковины.
- В сущности, Довиль переносим только в конце сезона… Ни души!.. Я бы мог идти и идти так многие километры… Теряешь контакт с реальным миром, уже ничего не видишь, погружаешься в свои мысли…
Он вздохнул глубоко, с наслаждением. Франсуаза была счастлива, что оба ее брата, возвратившись из своих поездок, приехали к ней в Тук на уик-энд. Они так давно не собирались втроем у Маду! Даниэль остался с тетушкой этим утром из-за фенеков. Она была и очарована этими зверьками, и одновременно озабочена, не зная, как их воспитывать. Разумеется, Даниэлю и в голову не пришла мысль о трудностях! Он действовал, прежде чем подумать! Жан-Марк поднял гальку и резким взмахом руки запустил ее далеко перед собой.
- Что ты теперь рассчитываешь делать? - спросил он.
Франсуаза посмотрела на траекторию камня в воздухе, опустила глаза, ослепленная солнцем, и прошептала:
- В каком смысле?
- Не собираешься же ты похоронить себя здесь, все-таки ты вернешься в Париж…
- Да, - сказала она, - я решила продолжить учебу в Институте восточных языков.
- Вот как? Ты внушаешь мне беспокойство!
- Почему?
- Не знаю… после того, что произошло…
Она горячо возразила:
- Именно, Жан-Марк! Со мной произошло нечто чрезвычайное! Я едва не умерла, долго существовала словно оглушенная шоком, и только сейчас наконец поняла, насколько было глупо, трусливо, ужасно то, что я делала…
- Но ты снова его увидишь?
- Я уже видела его! Он приезжал в Тук!
Жан-Марк остолбенел, пришел в замешательство и пробормотал:
- Ну, наглости ему не занимать!
И сразу же пошел быстрым шагом. Франсуаза догнала его.
- Своим приездом он оказал мне большую пользу! - сказала она. - Я осознала, что все это уже позади, что я снова обрела равновесие!.. Если бы ты знал, как это прекрасно - быть в согласии с самой собой, чувствовать себя чистой!..
- Все это слова! Когда ты вновь окажешься перед этим типом…
- Он уже ничем не может мне навредить. А я для него могу сделать многое!
- Что-то я уже ничего не соображаю!
- Очень жаль! Ты должен соображать больше, чем кто-либо! - Она подчеркнуто сделала паузу и сказала, понизив голос: - Как у тебя с Кароль?
Жан-Марк наклонился, поднял еще одну гальку и прицелился в покрытый водорослями обломок затонувшего судна, лежащий в двадцати метрах от них.
- С этим покончено, - ответил он, энергично разворачивая руку для взмаха.
Франсуаза была настолько не готова к такому ответу, что сначала не решилась обрадоваться.
- Как? - спросила она.
Камень с гулким звуком стукнулся об обломок и отскочил.
- Да так! - ответил Жан-Марк. - Я внес ясность в ситуацию. Впрочем, она очень хорошо это перенесла. Ты знаешь, Кароль сильнее, чем можно подумать!..
- А ты, Жан-Марк?
- Я тоже, я - здоровяк. Наконец… я им стал!
Франсуаза вся засветилась радостью. Она посмотрела на брата, тот выпрямился навстречу ветру, одетый в водолазку и брюки, обтягивающие бедра. Его лицо, покрытое морскими брызгами, выражало решительность и жажду жизни. Несомненно, он был счастлив, что освободился! Сам он, вероятно, приписывал этот успех собственной воле или охлаждению, в то время как Франсуаза видела в этом обстоятельства, предопределенные свыше. Она сочувствовала ему, видя, что он полагается только на себя в этот очень трудный для него период и тем самым лишается страха быть судимым и надежды на спасение Господом. Не удивительно ли, что ее брат и она почти одновременно обрели силу духа? Все было стерто, выровнено, вычищено перед ними, как на этом пляже после морского отлива. Они собирались вновь окунуться в жизнь с чистым сердцем и нерастраченной энергией. Они долго шли бок о бок, молча, выдыхая запах соли и йода, обходя большие лужи стоячей воды. Со стороны моря, едва различимого, доносился приглушенный рокот. Чайки кружили и садились там, где бахромой накатывалась морская пена.
- Надо возвращаться, - сказала Франсуаза.
- Уже?
- А обед! Маду, наверное, клянет нас на чем свет стоит!
- И особенно Даниэль! Он может столько проглотить!..
Они со смехом повернули назад. Жан-Марк снова ускорил шаг. Франсуаза почти бежала за ним. Темные силуэты собирателей раковин выделялись на сероватом фоне искрящегося моря. Жан-Марк тоже подобрал несколько штук, но они оказались пустыми. Франсуаза спросила неуверенным голосом:
- Ты знаешь новость про маму?
- Какую? Что она опять беременна? - буркнул Жан-Марк. - Радоваться тут особо нечему, нет?
- Ее нужно понять, Жан-Марк.
- Ну, ты много от меня хочешь!
- Даниэль в курсе?
- Да. И ему совершенно наплевать. Он странный, ты не находишь? У него какие-то жалкие манеры, он говорит все безобразнее…
- Это возраст, - сказала Франсуаза.
Вдалеке показались первые кабинки у дощатой дорожки. По самому краю пляжа двигались всадники. Жан-Марк мечтательно произнес:
- Наверное, это потрясающе, вот так скакать по пляжу… Но не группой… одному… Совершенно одному… - Потом, сменив тон, спросил: - Скажи, твой преподаватель русского, я забыл его имя…
- Александр Козлов.
- Если ты вернешься в Институт восточных языков, ты снова окажешься в его классе…
- Да.
Краешком глаза он следил за ней, словно хотел оценить ее способность к сопротивлению. Эта братская забота вызывала у нее улыбку. Всадники приближались. Во главе группы на большой черной лошади, которая шла рысью, ехала белокурая девушка с тонким лицом, с гибким станом. Жан-Марк проводил ее взглядом, обернулся ей вслед, когда она пронеслась с кавалькадой, оживившей пространство глухим топом копыт, и сказал:
- Ничего! Ты видела?
- Да, - сказала она, засмеявшись, - очень хорошенькая!
- Заметь, что здесь многое создает обстановка! - вздохнул он. - Спусти ее с лошади, убери море, пляж, заставь говорить, и что от нее останется? Нужно влюбляться в человека только в его лучшие мгновения!
- Это очень глубоко, то, что ты сейчас сказал!
- Нет, это идиотизм!
Он перепрыгнул через черное бревно, наполовину ушедшее в песок. Франсуаза обогнула препятствие. "Ситроен" ждал их за кабинками, на дороге, которая тянулась вдоль пляжа.
Вернувшись в Тук, Жан-Марк и Франсуаза нашли Мадлен в одиночестве и в ярости. Один из фенеков сбежал. Даниэль отправился на его поиски в деревню.
- Что я буду делать с этими бедными животными? - жаловалась она. - Они привыкли жить в пустыне. Даниэль даже не смог сказать мне, чем их кормить. Завтра я позвоню ветеринару в Трувиль, чтобы он мне объяснил…
Она заковыляла от стола на кухню, царапая плиточный пол своей ногой, обутой в гипс. Второй фенек, привязанный цепочкой к радиатору, смотрел с виноватым видом, вытянувшись на полу, положив нос на лапы.
- Это ужасно! - лепетала Франсуаза. - Тут ездят машины, его задавят!
- Идем! - решил Жан-Марк. - Сейчас мы организуем облаву вокруг дома!
- Одним словом, мой обед расстроился, - сказала Мадлен, зажигая сигарету.
В этот самый момент дверь открылась и вошел Даниэль, с триумфом держа на руках беглеца.
- Ах! - радостно воскликнула Мадлен. - Он, по крайней мере, не ранен?
- Почему ты думаешь, он должен быть ранен? - ответил, смеясь, Даниэль.
Она пожала плечами, взяла фенека на руки, приласкала его и привязала рядом с другим.
- Как я и думал, он был сразу за церковью, - продолжал Даниэль спокойным тоном. - Ты видишь, Маду, даже когда они убегают, далеко не уходят. Это преимущество!
Мадлен метнула на него гневный взгляд и не произнесла ни слова. Ее дурное настроение испарилось, когда наконец все сели за стол. Завтрак она приготовила из даров моря: в центре стояло громадное блюдо с омарами, вокруг - на маленьких тарелках - созвездие раковин, морских улиток, мидий. Радость ее племянников при виде такого обилия пищи примирила Мадлен с действительностью. Она особенно рассчитывала на Даниэля с его аппетитом, но он не переставая говорил о поездке и ел мало. После десятка мидий и такого же количества раковин он отвалился от стола.
- Что случилось? Ты болен? - спросила Мадлен.