5
В пятом магазине снова давали по талонам колбасу и сахар. Видимо, у директора пятого магазина были свои, особые связи, и ему для плана присылали то, чего в других магазинах не объявлялось месяцами. Слухи, как водится, распространялись быстрее света, и, когда Марья Трофимовна с Игнатом Трофимычем прибежали к магазину, хвосты очередей вылезали из входных дверей на крыльцо.
- Ай, беда! - всплеснула в сердцах руками Марья Трофимовна, увидев эти хвосты. И не преминула укорить своего старого: - Ходил бы вот на разведку почаще - первыми бы у прилавка оказывались.
- Ага, конечно! - ответил Игнат Трофимыч. - Ждут тебя, когда ты придешь. Прямо к приходу твоему выбросят!
- Оборотистей надо быть, - не отступилась от своего Марья Трофимовна. - С заднего хода зайти. Там знают, когда привезут.
Они встали в очереди, те, войдя с крыльца в магазин, поползли каждая в свою сторону - и развели их. Однако время шло, очереди развернулись, двинулись в обратном направлении, и Марья Трофимовна с Игнатом Трофимычем на некоторый промежуток времени снова оказались рядом.
- Слушай, ветчиннорубленная-то, говорят, кончается, - сообщила она ему.
- Неуж кончается? - огорчился он. - Уж сколько на зуб не пробовал…
- А песку-то на талон только по полтора килограмма стали давать, - огорчила его и другой новостью Марья Трофимовна. - Я на варенье восемь килограммов заняла, дак это и отдать не хватит!
- По полтора - это нам никаких больше заготовок не сделать, - сокрушенно покачал головой Игнат Трофимыч.
- Какое "заготовок не сделать", - рассердилась Марья Трофимовна. - Я говорю, долг отдать - и то не хватит.
- Не хватит, нет, не хватит, - вынужден был согласиться Игнат Трофимыч. И спросил: - А откуда у них-то, у кого заняла, сахар лишний?
- Крутятся люди, не то что некоторые! - воскликнула Марья Трофимовна. - Оборачиваются!
Того, что возле них, подслушивая их разговор, крутятся двое парней в джинсовых "вареных" куртках, они не заметили. Как не заметили и того, что парни эти шли за ними от самого их дома, более того - следили за их домом уже несколько дней без перерыва. И что ж удивительного, что не заметили, если даже не заметили те, которые бы должны были заметить, которые именно за это самое дело - чтоб замечать! - и получали деньги?
А парни между тем, покрутившись около Марьи Трофимовны с Игнатом Трофимычем, отошли в сторонку и, перебросившись быстро несколькими словами, принялись продираться к выходу.
Выйдя из магазина, они обогнули дом, в котором располагался магазин, занимая половину первого его этажа, и во дворе прямым ходом направились к служебному входу. Служебный вход был окованной блескучим белым железом дверью, дверь эта стояла нараспашку, и они, не задержавшись на пороге ни на мгновение, вошли в нее.
Не было их минут десять. Через десять минут они появились и, спеша, устремленно направились обратно к общедоступному входу.
Тот, что имел пшеничные усы скобкой, войдя в торговый зал, остановился неподалеку от двери, а другой, со смоляными усами, протолкался к Игнату Трофимычу и, озарясь смущенной, неловкой улыбкой, вызвал его из очереди, отвел на свободный пятачок у окна и, все так же смущенно улыбаясь, достал из кармана с десяток талонов на сахар.
- Слышал тут, дедусь, ваш разговор с бабусей, а у меня, видишь, пропадают.
Сердце у Игната Трофимыча трепыхнулось пойманной на крючок рыбой.
- Продаешь, что ли? - смятенно спросил он. То, что ему предлагается целая куча талонов на сахар, - это он понял, но вот почему именно ему?
- Что ты, дедусь, - продаю! - парень изумился. - Так отдаю. Пропадают, объясняю же! Разъехались, понимаешь, все, наоставляли мне, двадцать килограммов набрал уже, куда еще!
Игнат Трофимыч потерялся. И не нравилось ему все это, не было у него в привычке брать чужое, неприятно ему было чужое, плохо становилось от него, когда приходило в руки, а в то же время все звучал и звучал у него в ушах голос Марьи Трофимовны: "Оборотистей надо быть!"
- Чего у вас, мужики? - сунулся к ним какой-то алкоголический тип. - На сахар талоны? Почем торгуете?
- Иди, - сказал парень, оттесняя его плечом. - Не торгуем.
Надо брать, понял Игнат Трофимыч.
Марья Трофимовна, увидев у своего старого целую колоду талонов, даже привзвизгнула от счастья:
- Ой, дак молодец какой! Где взял?!
Из магазина они вышли с тремя полными сумками. И невезенье с ветчиннорубленной колбасой по три семьдесят, которая кончилась, и пришлось взять "Докторскую" за два двадцать, мокрую, как половая тряпка, хоть выжимай, полностью перекрывалось удачей с сахаром.
- Ну молодец! Ой молодец! - все не уставала повторять Марья Трофимовна.
Их благодетель стоял неподалеку от магазинного крыльца, курил с каким-то таким же в "вареной" куртке, только со светлыми усами и, увидев Игната Трофимыча с Марьей Трофимовной, заулыбался, тотчас же бросил сигарету на землю и шагнул к ним:
- Все в порядке? Отоварились?
Игнат Трофимыч не успел даже раскрыть рта для ответа - Марья Трофимовна уже запела, прямо соловьем рассыпалась:
- Ой, милок, это ты? Ой, спасибо тебе, так выручил - прямо и не знаю как! Теперь и долг отдадим, и с вареньем будем… а без варенья-то нельзя! И витамины зимой, и простуда если… да и для внучат! А то как же так! Всегда внучатам варенья на зиму, а тут ничего!
- Да, для внучат! - подхватил, все улыбаясь, парень. - Была возможность - как не помочь! Давайте поднесем, если по пути, - протянул он руку к сумке Марьи Трофимовны. - Нам на Апрельскую, а вам куда?
Марья Трофимовна обрадовалась:
- А туда же, милок, тоже на Апрельскую. - И отдала свою сумку, и в самом деле тяжеловатую для нее.
- Давай, тоже помогу, - протянул руки к сумкам Игната Трофимыча другой парень, смачно сплевывая на землю дотлевшую сигарету. Этот не улыбался и ничего до того не произнес, а только стоял рядом со смолоусым и, оглядывая Марью Трофимовну с Игнатом Трофимычем блеклыми морозными глазами, все перетаптывался с ноги на ногу.
Игнат Трофимыч отказался от его услуг:
- Ниче, ниче. Я могу.
- Ну, гляди, - сказал парень и пошел рядом пустой, и снова все молчал.
Тот смолоусый рядом с Марьей Трофимовной мел языком - пыль стояла столбом, а этот шел рядом - и молчал. Будто какой конвойный. Игнат Трофимыч предпринял было попытку заговорить с ним, но парень в ответ промычал что-то такое корявое, что Игнат Трофимыч тут же и отступился.
Неприятно это было - такое молчание рядом, и Игнат Трофимыч стал думать, как бы это расстаться с парнями, чтоб не обидеть их, поблагодарить - и расстаться, но пока он думал, они достигли узкого длинного прохода между двумя глухими дощатыми заборами, который на том пути, каким они непонятно почему пошли, невозможно было миновать, углубились в него - и стало поздно.
Смолоусый, что шел впереди с Марьей Трофимовной, вдруг остановился, бросив сумку с песком на траву, и заступил Марье Трофимовне дорогу. А сзади, почувствовало сердце Игната Трофимыча, заперты они с его старой тем, другим, и, оглянувшись, убедился, что так и есть: светлоусый стоял, широко расставив ноги, а руки были разведены в стороны и сжаты в кулаки, будто он изготовился к удару.
- А ну-ка, ты что! - бросился Игнат Трофимыч к загородившему путь смолоусому. - Ну-ка! Ну-ка! - попытался он стронуть того с места, но сзади его, будто медведь наложил лапы, схватил светлоусый и, пронеся по воздуху, поставил рядом с обомлевшей в непонимании Марьей Трофимовной.
- Не гоношись, папаша! - ласково сказал смолоусый. - Плохо не сделаем, обещаю. Талоны вам достали? Еще достанем. И не только талоны. Чего душа пожелает!
- Караул! Караул! - попыталась крикнуть Марья Трофимовна, осознавшая, наконец, что они с Игнатом Трофимычем угодили в какую-то ловушку, но вместо крика из горла у нее вырвался только сиплый, пережатый хрип.
- Тихо, бабка! - рявкнул светлоусый, отпуская Игната Трофимыча, и замахнулся на Марью Трофимовну кулаком. - Заткнись! Рыпаться не будете - все нормально будет! Разговор к вам есть!
- Оставь, уйди, оставь! - вцепился в его занесенную над Марьей Трофимовной руку Игнат Трофимыч.
- И ты заткнись, без шухеру чтоб! - стряхнул светлоусый Игната Трофимыча со своей руки. - Ничего с твоей бабкой не будет, какого хрена! Разговор к вам есть, свари калганом своим!
Вполне даже речистым оказался светлоусый, вовсе даже не таким молчуном, каким проявил себя вначале.
- Перестань, без грубостей! - приказал светлоусому другой, со смоляными усами. - Грубостей твоих еще только не хватало!
Светлоусый послушно отступил от Марьи Трофимовны с Игнатом Трофимычем, и тот, со смоляными усами, занял перед стариками его место.
- Ну, ясно? - спросил он. - Разговор к вам есть.
- Что за разговор, что такое?! - Игнат Трофимыч все еще пытался петушиться.
- Вот, это я понимаю, это по-человечески! - смолоусый так и расцвел, в улыбке его было одобрение. - Давно бы ближе к делу! А то вы всё не по-человечески. По-человечески надо! А то что же: родной сын в отпуск приезжает - а вы ему от ворот поворот. В коммуналке живет, повернуться негде, а вы золотые яйца - по двадцать копеек штука. Разве ж по-человечески?
Игнат Трофимыч слушал смолоусого и чувствовал, что весь он будто онемевает. Становится ледяным камнем.
- Откуда Витьку знаешь? - спросил он омертвелыми губами.
- Как же мне Витьку не знать, папаша?! - вскинулся в совершенно искреннем удивлении смолоусый. - Мы друзья с ним. Жаловался нам. Что у меня, говорит, за родители такие…
Марья Трофимовна вновь обрела, наконец, дар речи.
- Врешь, ирод, врешь! - просипела она.