Но недаром же говорят, что врожденный талант - талант от Бога. Будь кто другой на ее месте - отступился бы, а талант Евдокии Порфирьевны подсказал ей еще один способ. Можно сказать - старинный, народный. Накрепко забытый. А в ней вот, где-то в глубине ее, сохранившийся и в нужный момент проснувшийся.
Евдокия Порфирьевна вытащила из стола банку с медом, окунула в него слегка мизинец, дала меду, подняв палец, растечься по всей подушечке и этим-то медовым пальцем залезла под основание ножа.
А когда она вытащила его оттуда, на влажно-блестяще обдернувшейся медом подушечке тускло сияла желтая крупица.
Как ни тщательно протирала Марья Трофимовна миксер, а судьба оказалась ловчее ее. Достаточно было застрять одной, чтобы раскрыться их тайне, - одну судьба и упрятала.
Евдокия Порфирьевна смотрела на желтую крупицу у себя на пальце и чувствовала, как глаза у нее буквально становятся круглыми. Она потянула мизинец в рот, ухватила крупицу зубом и надавила им. Между зубами металлически скрежетнуло, но в то же время крупица и подалась зубу - словно бы прилипла к нему!
Евдокия Порфирьевна выкатила крупицу обратно на ладонь и теперь долго-долго, поворачивая ладонь и так и эдак, смотрела на желтую находку.
И пока смотрела, глаза ее мало-помалу перестали круглиться, и в них зажегся тот бешеный охотничий блеск, каким они горели обычно, когда, войдя в автобус, она наметанно угадывала в пассажирской толчее лица безбилетников.
- Ах вы, старички божьи! - снова произнесла она, и в голосе ее был этот же охотничий азарт. - Вот он, кофе-то растворимый, вот он… особый!
Глава четвертая
1
- Та-ак! - сурово протянул участковый Аборенков, выслушав жаркий рассказ бывшей своей недолгой любовницы. У него было подозрение, что всю эту историю она затевает не для чего другого, как для того, чтобы снова лечь под него. Второго дня послала его к старикам неизвестно зачем, сегодня прибежала сама, притащила какую-то будто бы вещественную улику… нет, очень похоже, что насаживала червячок на крючок. Бревно неошкуренное, подумалось ему при воспоминании о той недолгой поре, когда она бывала под ним. Не было у него никакого желания взгромождаться на нее снова. - А может, это и не золото вовсе, мало ли какое по виду?! - придавая лицу уж совсем заскорузлое суровое выражение, сказал он.
- Не золото? - вопросила Евдокия Порфирьевна, беря с расстеленного на столе белого носового платка желтую крупицу и поднося к лицу Аборенкова. - Возьми на зуб, попробуй - не золото!
Бревно неошкуренное, снова подумал о ней Аборенков. Он не понимал, как отделаться от нее.
- Ладно, - сказал он, - допустим. А если это не их? Откуда у них золоту быть? И что им с золотом на миксере делать?
- Ага, мое золото! - с готовностью вскинулась Евдокия Порфирьевна. - Было б мое - я бы к тебе прибежала? А что они с ним на миксере выдумывали - это уж ваше дело, милицейское. Не мое.
- Странно все как-то… - протянул Аборенков, уличающе глядя на нее. - Золото, миксер… А может, оно там у тебя тысячу лет уж лежало?
- У меня? Я положила?! - Евдокия Порфирьевна очень натурально изобразила негодование. - Ну и дуб! К тебе с чем, а ты что? К тебе с каким подарком, ты хоть оценить можешь?!
Но на такие силовые приемы были у Аборенкова свои контрприемы. Аборенков был профессионал. Если по нему били молотком, он отвечал кувалдой.
- Это ты брось - могу, не могу! - поднялся он из-за стола с суровым видом, взял платок с желтой крупицей и стал сворачивать его. - Сейчас мы с тобой поедем. Доложим по начальству. Если что, тебе и отвечать.
Тут, он полагал, бывшая его любовница должна слинять, вырвать у него платок обратно и убраться восвояси - потому как зачем ей какое-то там начальство, - но к его удивлению она ответила согласием! Да еще и добавила:
- А не поедешь - я сама двину.
Этого Аборенков уже никак не ожидал. А вдруг, впервые, как Марсельеза объявилась у него в "Опорном пункте", подумалось Аборенкову, она и в самом деле из-за этой штуковины приперлась, а не ложиться под него? Подумай он о том всерьез раньше, совсем по-другому повел бы себя с нею, составил бы протокол, принял бы эту крупицу по описи - и лежи она себе в сейфе хоть двадцать лет. А теперь не отступишь, действительно придется тащиться к начальству в райотдел…
- Давай, давай, - даже поторопила его Марсельеза. - Пошевеливайся, чего замер?!
2
И загудела машина, завертелись колеса, понеслась с горки вниз, только засвистело в ушах.
Ничего не оставалось делать Аборенкову, припершись с Марсельезой в райотдел, как доложить о поступившем к нему сигнале со всею серьезностью. А спустя не очень долгое время был он вызван к самому начальнику райотдела майору Пухлякову. Человеку и в самом деле упитанному, пухлому, с розовым вторым подбородком, аккуратным валиком окаймлявшим подбородок основной, и от этой, может быть, своей пухлости человеку осторожному и оглядчивому, склонному во всяком деле переложиться со всех сторон мягоньким, чтобы, в случае неудачи, упав, обойтись даже бы и без ушибов.
- Что, товарищ старший лейтенант, - сказал он Аборенкову, когда тот вошел в его кабинет, - вот мне тут подали ваш рапорт… Дело, я полагаю, необычное во всех смыслах, без совета в горотделе никак нельзя. Поедем сейчас. Я уже позвонил, сообщил, нас ждут.
Не хотелось, ох не хотелось Аборенкову торчать в этой каше, которую сам же по своей дурости и заварил, эдаким половником, которым все кому ни придется и будут кашу таскать.
Однако неволен был Аборенков перечить начальству и только последовал начальственному примеру:
- А вот гражданочка Ковригина, которая принесла, в коридоре сидит, и ее бы тоже с собой прихватить.
- Отлично, - поддержал его предложение начальник райотдела, для которого, чем больше мягонького вокруг, тем было лучше.
Евдокия Порфирьевна, когда начальник райотдела, выйдя из кабинета, пригласил ее проследовать в машину и поехать вместе с ними, поперву взбунтовалась.
- Еще не хватало! - загремела она. - Я свое дело сделала, теперь вы давайте! Мне на работу пора.
Начальнику райотдела Пухлякову нравились крупные женщины. Он приобнял Евдокию Порфирьевну и похлопал ее по тугому бедру:
- Не волнуйтесь, гражданочка! Мы вам, нужно будет, любые оправдательные документы выдадим. Хотите, на весь день освобождение напишем?
Слаб был советский человек на всяческие освобождения. Пусть и контролер, а имеется возможность прогулять - прогуляет всенепременно, и Евдокия Порфирьевна на предложенном условии согласилась и проследовать, и поехать.
* * *
Городское управление внутренних дел размещалось в четырехэтажной стеклянно-панельной коробке, украшенной, как архитектурным излишеством, широким и длинным бетонным навесом над крыльцом. Не знаю, как и объяснить, невозможно объяснить это нехваткою особняков на главной улице, потому как, было бы нужно - нашли бы уж какой-нибудь, но городское управление внутренних дел стояло в иерархии городских учреждений на каком-то таком невысоком месте, что этой стеклянно-панельной коробки считалось с него вполне достаточно.
В кабинете начальника управления за столом для совещаний сидел уже весь синклит. Ниже Пухлякова по званию не было никого, все в основном полковники да подполковники, а уж с маленькими звездочками был лишь один Аборенков.
Сам начальник управления, полковник Волченков, за совещательный стол не сел, а остался за своим рабочим столом с пультом селекторной связи - получилось, вроде как он не участвовал в заседании, присутствовал, но не участвовал, наблюдал со стороны.
У него и улыбка была на лице, ну не то чтобы улыбка, а полуулыбка - как если бы он и в самом деле имел ко всему происходящему в его кабинете совершенно стороннее отношение и все это происходящее ужасно его веселило.
Евдокию Порфирьевну в кабинет начальника управления Пухляков, естественно, приглашать не стал. Евдокии Порфирьевне было предложено, как и перед тем в райотделе, посидеть в коридоре.
Доложить о деле Пухляков доверил Аборенкову. Сомнительного свойства было дело, чтобы докладывать о нем самому.
И какая же гроза, как того и опасался Пухляков, разразилась в кабинете, едва участковый доложил все подробности, какие молнии засверкали, какой страшный гром заходил перекатами, какой ливень хлынул на их райотдельские головы! А был тем Ильей-пророком заместитель начальника управления по политической части полковник Собакин.
Такая вот удивительная картина наблюдалась в фамилиях руководства горуправления: начальник - Волченков, а заместитель его - Собакин. Правда, еще более удивительную картину представляли собой мечущий громы и молнии полковник Собакин и принимающий их на свою голову майор Пухляков. Потому как похожи они были друг на друга, что близнецы, единственно что Пухляков помоложе, и поменяй им звезды на погонах - Пухляков совершенно спокойно сошел бы за Собакина, а Собакин - за Пухлякова.
Но тем не менее каждый из них был при своих звездах, и это не Пухляков низвергал потоки ледяной воды на Собакина, а Собакин на него.