Про ниночку
Все случилось утром между девятью и десятью, у маленького панельного дома на улице N. На ветку сирени, третью от верхушки, уселся упитанный воробей. Уселся, чирикнул, да и расслабился. Если бы воробей расслабился на пятой, седьмой или даже четвертой ветке, истории бы не получилось. Но это была исключительно вредная птица, и оттого акт дефекации произошел именно на третьей ветке и ни сучком ниже. Клейкая струйка птичьего дерьма довольно долго скатывалась по листьям и наконец остановилась на одном из них - том самом, что упирался в окно второго этажа панельной многоэтажки. Под тяжестью отходов птичьего желудка лист согнулся, и тоненький лучик солнечного света ворвался в спальню, спрыгнул с подоконника, пробежал к кровати и остановился на Нинином носу.
Нина проснулась, зевнула от души, посмотрела в висящее напротив зеркало и ужаснулась.
- Ох! А у меня нос! - вот как ужаснулась она. - Ну надо же!
И действительно, в этом утреннем и таком прицельном солнце выходило, что у Нины - нос, и не просто нос, а нечто выдающееся и некоторым образом случайное - так это, приляпали, чтоб было в наличии.
- Ну ни фига себе приляпали! - удивилась Нина и встала с кровати, чтобы рассмотреть нос получше.
Невзирая на то что беспощадный луч остался на подушке, нос проследовал за Нининым лицом точно так же, как Бобик за ливерной. И хотя это был уже самый обычный нос - чуть курносый, немного веснушчатый и без прыщиков, Нина была неумолима. Так уж устроены женщины, что пережитый ужас накрепко впечатывается в их память наряду с рецептом пирога и датой выдачи аванса у мужа.
"Как флюгер на мэрии", - подумала она, застегивая платье.
"Гаже, чем у Сидоровой", - показалось ей в ванной.
"С этим неприлично жить", - заключила она перед трюмо, завершая макияж.
- Колинька, а когда у тебя аванс?
Муж Нины, Николай Петрович, хоть был не глух и не слеп и уж тем более не состоял на учете в психоневрологическом диспансере, вмиг приобретал все эти качества, едва речь заходила о финансах. Поэтому в первый раз он ответил очень односложно.
- Чиво? - спросил Коленька и зевнул.
- Коленька, ты что, глухой? - удивилась ученая Ниночка. - Я же тебе говорю: аванс когда?
- А зачем? - спросил Коленька и зевнул еще раз.
Пересчитав Коленькины коронки, Ниночка окончательно обиделась.
- Затем что ты жлоб, - ответила ему она. - У меня нос большой, и вообще!
В то утро Николай Петрович был слишком сонный, а оттого совершенно не заметил воронов, кружащихся над его головой: вместо того чтобы объяснить Ниночке, что никакого "носа" у нее нет, тем самым сохраняя семейные отношения и финансы, он зевнул в третий раз и изрек страшное.
- И что теперь? - сказал Коленька.
- Значит, и ты заметил, что большой! - удовлетворенно вздохнула Ниночка. - А теперь только ринопластика!
Еще через две минуты выяснилось, что у Нины не одна беда, а целых две. Коленька не только не захотел давать денег на "какую-то уринопластику", но и вовсе даже обозвал ее дурой и бездельницей. Конечно же, Ниночка, не осталась в долгу и тут же напомнила Коле, что он такое же черствое мурло, как и его папа, но это не принесло ей должного удовлетворения. Как только за Колей закрылась дверь, Ниночка осталась с носом, причем как в переносном, так и в непосредственном - прямом - смысле. Делать было нечего: наплакавшись от души, Ниночка принялась звонить Сидоровой.
- Знаешь, Лидочка, мало того, что он сказал, будто у меня большой нос, так еще и не дал денег на ринопластику!
- Что, прямо так и сказал?! - ужаснулась Сидорова.
- Ну, не совсем так, - вздохнула Ниночка, - но что-то вроде того. Да еще и дурой назвал, можешь себе представить?
- Вот ведь сволочь, - представила себе Сидорова. - И что теперь?
Услышав этот нехороший вопрос во второй раз, Ниночка всхлипнула.
- Не знаю, - честно ответила она. - Вот правда, не знаю. Веришь?
- Верю, - посочувствовала Сидорова. - Может, сесть на диету?
- Какая диета?! - взвыла Ниночка. - Во-первых, с меня и так штаны сваливаются - я тут из любопытства свой школьный костюм примерила… А во-вторых, он ведь еще больше будет вытарчивать, нос-то!
- Да, беда, - согласилась Сидорова.
- Беда, - выдохнула Ниночка.
- Прям совсем беда, - еще раз посочувствовала Сидорова и тоже зачем-то всхлипнула.
На этой похоронной ноте девушки и распрощались.
Лидочка Сидорова была та самая женщина, которая якобы любит себя (ключевое слово - якобы, потому что та женщина которая действительно любит себя, стоит в центре нью-йоркской гавани и собирает голубиное дерьмо). В то время как другие, не очень опытные женщины сутками жевали капустный лист и копили на мезотерапию, Сидорова старательно принимала свое тело "как есть" и пыталась быть позитивной. Поэтому неудивительно, что, как всякая позитивно мыслящая женщина, она положила трубку, решив, что Ниночка - дура, и сразу же отправилась примерять школьные штаны.
Ох, эти школьные штаны! Если бы кто-то составлял коллекцию, я бы поставила их в ряд между раскаленной сковородкой и ведьминым креслом, как особый род пыток для слабого пола. Роди ребенка, построй дом, фикусы разведи, но если при всем этом ты не сможешь впиндюхаться в две кишки, именуемые брюками, - все остальное не считается, привет-корова.
Лидочка кряхтела и так и сяк. Штаны стонали, но не сдавались. Она вдыхала, и выдыхала, и даже было устраивалась на диван, чтобы просочиться в материю лежа. Никак.
"На Нинке висят, - застучало в сидоровских висках. - Болтаются парусом… Колышется свободно… как лодки на море… в отпуске…"
Отпуск! Сидоровская спина похолодела и покрылась мелкими мурашками. Согласно Лидочкиному плану, а также проспектам туроператора уже через две недели она обязана оказаться на Мальте в белом платье и толпах шоколадных мужчин, непременно с дайкири или-что-там-они-пьют, немного растрепанная, с огнем в глазах и…
У штанов был другой план, это Лидочка поняла сразу же.
- Халат-палатка, принятие бассейна в обеденный час, зеленый чай… ну и, может быть, какая-нибудь не особенно популярная экскурсия, - прошипели штаны. - Ты любишь достопримечательности, Сидорова?!
- Слушай, Лель, я понимаю, что это звучит по-идиотски… Но мне за две недели нужно скинуть двадцать килограммов!
Оля, которая все знает, удивилась, но, как и положено девушке, которая все знает, сокрыла этот факт в себе.
- Запросто, - заверила Лиду она. - На завтрак - чай из веника, на обед - веник, на ужин - воспоминания о прожитом дне.
- И что, работает? - удивилась Лидочка.
- Еще как! А уж если от веника отказаться… Кстати, а на фига тебе худеть?
Этот Олин вопрос застал Лидочку врасплох, и поэтому первый раз за всю свою жизнь она сказала правду.
- Я в отпуск поеду, - сказала Сидорова. - Уже через две недели. Мальта!
- Сережа, а у нас вообще есть отпуск? - спросила Лелечка и скрестила ручки на груди. - Или ты прописан на этой своей работе?
Невзирая на то что всего пять месяцев назад Лелечка "стребовала себе на машинку", тем самым действительно привязав мужа к работе, вопрос ее был гениален, потому что предполагал всего две последующие реплики:
а) ну и где он?
б) ну и дурак. Дожил до тридцати трех, а покупка какой-то там машины до сих пор выбивает семью из колеи!
Прекрасно зная своего мужа, Лелечка уже готовилась ко второму варианту ответа с последующим разносом тела. Тело разносилось легко, просто и быстро: неведомо каким образом Леле удалось родить ЕГО ребенка, а по сравнению с ЕГО ребенком все машины, пусть даже красные, терялись и меркли. Прекрасно зная свою жену, Сережа промолчал. Лелечка попыталась было попинать безжизненное тело в виде заявок "Тебе нечего сказать" и уничижительного "Ты только посмотри на меня", но муж старательно изучал потолок и вздыхал, как работник соцслужбы. Через сорок минут Лелечка выдохлась.
- Ухожу к Петровой, доширак в буфете, детской еды не жрать! - сказала она, перед тем как хлопнуть дверью.
* * *
- Нет, без отпуска нельзя, - сказала Таня. - Это я тебя прекрасно понимаю.
- Ну вот представляешь, машину купил, а теперь мне всю жизнь за это расплачиваться, - вздохнула Леля. - Причем ведь гад - ну почти что себе взял, чтобы по магазинам его не таскала в выходные.
- Они всегда так устраиваются, - подтвердила Таня. - Мужики - хитрый народ.
- И как я теперь буду? Так на море хочу…
- Бедная!
- Бедная!
- А Ольгин, между прочим, купил ей машину… И в отпуск, кажется, вот-вот повезет… Саша, да оторви ты голову от компьютера!
Александр Павлович Петров ссутулился, сжался и стал напоминать глаз icq: вроде бы и зелененькое, и активное, но все равно не скажет ничего путного.
- Нет, я, конечно, понимаю, что там тебе интереснее, но все-таки!
- Да прекрати ты строчить эту свою дрянь!
- Ну сколько можно это повторять!
- Я сейчас же ухожу к маме!
- Александр! Павлович! Петров!
- Чемодан в прихожей!