Липскеров Дмитрий - Мясо снегиря (гептамерон) стр 15.

Шрифт
Фон

Исповедь Галатеи

- Здравствуйте, святой отец!

Она пришла на исповедь впервые. Ей было неуютно в церкви, и казалось, что все играют какой-то спектакль.

- Во-первых, я не святой, - уточнил немолодой монах. - Это у католиков все святые.

- А как? - Она почему-то злилась и одновременно боялась.

- Просто отец… Ну, рассказывайте.

- Вероятно, я что-то делаю не так, - призналась она. - Перестало с ним получаться.

- С кем и что? - хотел скорой сути монах - народу к нему очередь. Но артисток он принимал помимо, так как в молодости сам актерствовал.

- Вас мне народная артистка Тюрина посоветовала.

- Хорошо… Так с кем и что?

- Понимаете, святой… Ой, простите… Понимаете, у меня не получается жить с моим мужчиной! - наконец сформулировала она.

- Почему?

- Все так не просто?

- Он что, алкоголик?

- Нет же, совсем не пьет!

- Сумасшедший?..

- Не больше, чем мы все…

- Так не тяните, я понять хочу почему? - поторапливал монах. - В постели что-то не то?

- Нет, он лучший…

- Так что же, мать моя, может не получаться…

- Что-то мучает меня. - На глаза молодой женщины навернулись слезы. - Некомфортно как-то…

- Мало зарабатывает?

- Много.

- Бьет?

- Что вы?

- Венчаны?

- Нет…

- Грех, конечно. Может, от него дискомфорт, - предположил монах.

- Я устала-а, - вдруг не выдержала молодая женщина и зарыдала почти в голос.

- Ну что ты, - пожалел монах дитя. - Успокойся!.. Сам был артистом, природу твою носом чую!

- Понимаете, батюшка, - хлюпала она носом. - Он мне фильм "Смерть в Венеции" показывает и говорит, что это его любимый фильм, а я, чтобы сделать ему приятное, смотрю этот фильм, меня сон одолевает, а он плачет и все говорит: "Гений, гений!"

- Кто, Висконти? - спросил монах.

- Что?

- Ничего, - махнул рукой.

- Так я вынуждена тоже была плакать и повторять "гений"!.. Я вообще половину слов, которыми он говорит, не понимаю!.. - Она вновь зарыдала… - А вид делаю, что понимаю…

- Вот оно как!

- Да. - Она утерла сопли платочком, от которого вкусно запахло. - Он писатель… Я книжки его читаю, чтобы он видел - мы вместе! Но я в них ничего не смыслю! Я даже Толстого в школе читать не могла!.. Устала, батюшка!.. И так во всем!.. И с детьми его мне трудно!.. У меня пока своих нет, я не знаю как!..

Монаху было давно все ясно, а потому он сказал:

- Жена - посох мужу! А означает это, что во всем помогать она должна ему, партнерствовать! Нечего копаться в себе, трудиться надо! А ты все, мать моя, играешь в жизни, как в кино. Поплачешь вместе с ним над тем, чего в твоей головушке и не помещается! Ты трудись, книжки читай с самого начала, с детских! Кино смотри, а если не понимаешь о чем, так и скажи ему - не понимаю, нечего кино в семье разводить! И не копайся в своей голове, все равно ничего не найдешь, только ему душу измучаешь!..

- Да, - подтвердила она. - Мучается, бедный!

- А не хочешь трудиться - расходись! Из одной породы в другую тяжко перепрыгнуть! У тебя родители кто?

- Папа - электрик, мама - мастер по уборке территорий…

- А он писатель… - монах вздохнул. - Известный?

- Да…

- Тяжкий труд тебе с ним… А для него как тяжко! Поманился тобою, как искусом!.. Понимаешь, мать, не жалует церковь актеров! Сегодня ты одна, завтра - другая! Сама с ума сходишь от потери себя и всех вокруг сводишь!.. Подумай, стоит ли мучить его?

- А жить на что?.. Он столько для меня сделал!.. Да и люблю я его!

- Приходи еще, - пригласил монах и пожал молодой женщине руку. - Приходи…

Она ушла.

Монах еще два часа исповедовал обыкновенный люд, без рефлексий, а потом у себя, чаевничая, вспомнил актриску, подумал о том, что все в России потеряно невозвратно, что не восстановить русский народ! Избалован безверием и тупым безразличием к ближнему. Только о себе думает человек!.. Он сам когда-то, будучи талантливым актером, разуверился в отношениях мужчины и женщины, объяснив себе, что ему, искреннему романтику и максималисту, нечего делать в семейных узах, наполненных страданиями и подлостью… От того и ходил он в духовниках почти всех питерских и московских актерок, пытаясь наставить их на семью - венец человеческой жизни, его предназначение!.. Или хотя бы боль облегчить…

- Вот в мусульманской семье все по-другому, - покачал головой монах, случайно услышав по радио арабскую мелодию. - Разве у них там могут женщине прийти в голову такие мысли?

- Не могут! - ответил сам себе честно и грустно перекрестился.

Баран

Он родился раненым.

То ли роды были сложными, то ли у матери были какие-то сомнения в целесообразности его появления, но с самого момента рождения на свет мальчик рос чрезвычайно обидчивым и нервным, будто без кожи к свету предоставился.

С пяти лет впадал в настоящие ярые истерики, пуская фонтаны слез, кричал, что никто его не любит, что никому не нужна его жизнь, и все такое в том же духе.

Тысячи истерик! Моря слез! Каскады обмороков!

В двенадцать лет он решил доказывать родителям, что теперь они ему не нужны. Так и заявлял:

- Не люблю никого! Никто мне не нужен! - по-прежнему с фонтанами слез и завываниями. - Сам проживу-у! Плевать на всех хоте-ел!..

Пропадал из дома, прибиваясь к полублатным компаниям, его искали с милицией, возвращали домой, клянясь вместе с бабушками и дедушками, что все его любят, что для родителей нет никого дороже, чем он!..

- А-а-а!!!

Все больше рана в груди!

Но вскоре он перерос истерики внешние, тяжело мучился внутренне, как будто гирю на душе носил, становясь от самопоедания человеком с беззащитной психикой, чувствующим все на кончике иголки, куда как утонченнее, чем весь остальной мир. Во всяком случае, так казалось… Естественно, он поступил в творческий ВУЗ, где тотчас влюбился в девочку, которой не пришел еще срок любить кого-либо, кроме родителей, Она мечтала о принце из какой-то сказки и еще о чем-то, самой непонятном. Так бывает, не дозрел еще предмет его обожания для любовного сбора.

Он посвящал ей недурные стихи, таскался за ней собачонкой, даже возле туалета дожидался… Над ним смеялись, юноша в ответ всех презирал и боялся. От неразделенной любви он все более истончался душевно и, наверное, как личность психопатическая, не наверное, а даже наверняка, покончил бы с собой… Но, о чудо! Пришла пора и - она влюбилась. И влюбилась в того, кто был рядом. То есть в него.

Они поженились, пожили месяц сладко, а потом он вдруг, к ужасу своему, открыл, что она мыслит полярно его представлениям о мире. То, что ему казалось белым, для нее было черным, то, что для него было столпом Добра, для нее очевидным Злом!

"Боже, что это?!." - кричала его душа, захлебываясь.

Через восемь месяцев они развелись, но, к ужасу своему, любить он не перестал, наоборот, любовная мука в нем разрослась беспредельно. Издыхая, он ждал и жаждал конца болезни, а когда истощенный, но все еще мучимый страстью, решил вернуться к ней, чтобы попробовать понять ее Добро, подладиться под Него, оказалось, что она замужем…

И тогда он решил доказать ей всей своей жизнью, всем дыханием своим, что он не просто один из миллиарда плебеев, что он чего-то стоит, что Добро его куда как добрее и что он - это Он с большой буквы.

Всю свою первую муку, перемешав Добро со Злом, он поместил в роман, который писал десять лет. Книга оказалась почти гениальной, ее перевели на тридцать шесть языков, да и последующие произведения получились не менее талантливыми, отмеченные крупными премиями. Это был успех!

"Вот! - говорил он про себя, обращаясь к ней. - Вот кого ты потеряла!"

Он стал состоятельным человеком, прижил для уверенности троих детей от разных матерей, содержал всех достойно.

Вот! - душа омывалась сладкими слезами мщения.

Он на общественном поприще достиг значимого успеха, а со временем вошел в десятку самых влиятельных людей государства.

Целая страна считала его выдающимся человеком, и он все приговаривал:

- Вот!.. Вот!..

Ему исполнилось пятьдесят, когда он ноябрьским вечером, выйдя из служебной машины подышать, встретил ее. Прямо на улице, нос к носу.

Она была искренне рада его видеть, говорила, что он совсем не изменился, и причитала, что столько лет прошло! Какие они глупые были тогда. Где она, глупая молодость?.. Потом она поведала ему о внуках, которым уже пять и шесть, еще о каких-то мелочах, а он все заглядывал ей в глаза с некой надменностью, пытаясь отыскать в них, синих, признаки упущенного ею счастья с ним. И вдруг она спросила:

- Ты-то как? Где трудишься, чем дышишь? Женат, наверное, и внуки тоже?..

"Что!!!" - в нем все обрушилось, как при ядерной войне рушатся высотки, неожиданно складываясь в ничто, целые города уходят под землю, цунами заливают континенты!..

- Как, ты ничего не знаешь?

- А что? - Она забеспокоилась.

- Я же лауреат, я вице… Я…

Она уже чувствовала себя виноватой и стала торопливо оправдываться, что почти всю жизнь провела в Африке, где работает муж, и вскоре опять туда собирается, а в Москве редко, только для того, чтобы внуки не забывали…

- Я как-то полюбила Африку!

Он плюхнулся в роскошный автомобиль с мигалками, помчался по встречке с милицейским сопровождением…

Подъезжая к правительственной даче, он подумал, что вокруг - пустота. Стоя в халате перед полками своих книг, он громко сказал, напугав домработницу:

- На кой х…й я прожил свою жизнь!!!

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Похожие книги

Популярные книги автора

Родичи
9.5К 128