- Меня смущает одно: готов ли ты поверить тому, что я тебе расскажу, и о чем ты прочитаешь в пергаменте. Мы молчали о Енохе-сифите, ибо в последние времена говорить о нем было небезопасно. Ной, пока прошу только выслушать, ибо сейчас чудо, о котором я тебе расскажу, будет тесно для твоего сердца! Мой дед и твой прадед Енох угодил Господу благочестивой жизнью и был взят на небо, а спустя некоторое время вернулся на землю для проповеди. Вождь каинитов Тувалкаин уже тогда пытался объединить под каинитами, под их ритуалами, все человечество, и Енох-сифит, вернувшийся от ангелов со знанием пророческого прошлого и пророческого будущего, мешал каинитам формировать убогий мир подневольного человека. Тувалкаин не верил, что Енох был у ангелов, поэтому и просчитался… Мой отец Мафусал был неплохим охотником…
- Неплохим! - перебил я. - Он до сих пор считается лучшим стрелком из арбалета! Об этом упоминается в истории объединенного человечества!
Отец не разделил ни моего восторга, ни моей гордости.
- Тувалкаин заманил Мафусала в город и через подставных лиц продал ему один из лучших арбалетов, что запрещалось по закону старого города. Мафусала арестовали, когда он пригнал в город скот для расчета. И, спасая Мафусала, Енох согласился служить вместе с каинитами, хотя сам всегда повторял, что совместное богослужение с каинитами - грех, предательство Бога. Начало строительства нового города, который сейчас, как ты знаешь, построен и процветает, решено было отметить совместным богослужением. Но Тувалкаин был посрамлен. По молитвам Еноха идолы каинитов разлились водой. И свидетелями этого чуда были тысячи людей, тысячи каинитов, пришедших к заброшенной штольне на праздник закладки города. Тувалкаин руками своего отца, моего тезки, Ламеха, воздвиг небывалое гонение на тех, кто видел Еноха, идущим по воздуху к ангелам. Не только вера сифитов была под запретом - запретили и всех богов каинитов. Ну, а потом потребовалась дешевая рабочая сила для строительства нового города - стали отправлять на стройку за малейшую провинность. У земли как бы не стало хозяина, она стала как бы ничья, как бы объединенного человечества, но уже теперь все прибирают к рукам власть имущие каиниты. На наш дом, на скалу с пещерными комнатами, на сад, который насадил Енох, никто, конечно, не претендует, но наши высокогорные пастбища уже не наши.
- А сифиты видели богослужение у заброшенной штольни?
- Только двое: сестра Еноха - Манефа и мой отец - Мафусал.
- Но Мафусал жив!
- Это другая история! Тут много всяких нюансов… Для первого раза тебе хватит. Согласись, есть над чем подумать. - Отец снова разгладил на пергаменте невидимую мне складку. - Написанное здесь существенно отличается от того, чему вас учат в школе. Само собой разумеется, Ной, что говорить о пергаменте совсем необязательно. Времена сейчас уже не те, но те же люди у власти. А чтобы тебя, Ной, по молодости лет на подвиги не тянуло, я расскажу тебе одну быличку про женщину по имени Агада, - наставительно сказал отец.
- Она понимала, что предназначение времени - оторвать человека от Бога. И в годы тиранства решила открыто проповедовать Его перед людьми. Агада испросила благословение у одного из наших патриархов. Тот уже побывал в темничном заточении. Патриах не благословил ее на открытое исповедание. Агада не послушалась и пошла по городам и весям с проповедью против обезумевших каинитов. Год проповедует, другой, третий. Патриарха уже ругает и большим языком и маленьким. Напугала-де его неволя! А она, Агада, не страшится! А были у нее при себе четки патриарха Сифа, которые Агада, по обыкновению, носила на шее. Никто Агаду не преследовал, не понуждал к темничному заточению, слово поперек никто не молвил. Но вот приходит она в одну весь, начинает при народе обычную свою проповедь, как ее под белы рученьки и - к начальнику. Не то, чтобы арестовали, а сам начальник наслышан-де об Агаде и хочет с ней побеседовать с глазу на глаз. Как только Агаду в помещение ввели, начальник свою тростниковую трубочку с душистой травкой тут же затушил, оконный пузырь выставил и стал рукой махать: вроде как дым разгоняет. Его неспешные движения несколько успокоили Агаду. А начальник молчком тяжело ходит по комнате, будто весь грехом оброс. Сандалии поскрипывают… Сам крупный, черты лица крупные, мятежный хохолок на макушке приглаживает.
- Слышал я, что ты верующая.
- Да, - отвечает Агада. - Хожу по весям и проповедую, чтобы слово Божье не заглохло в сердцах человеческих.
- Это хорошо… Да ты садись, - что стоишь? - Начальник упрямый подбородок скосил, глаза вроде как добрые, но насмешку держат. С величайшей любезностью пододвинул ногой пальмовый пенек. Опустилась Агада на него, а сама проповеди не оставляет, продолжает просвещать невежественную власть. Начальник наклонился над проповедницей, слушает, чело бороздят пытливые мысли. Вдруг тихо прервал женщину утомленным голосом:
- Встать! - Агада немного опешила и поднялась. Начальник коротким резким движением четки у нее с шеи сорвал и бросил на пальмовый пенек. - Говоришь, четки эти праведного Сифа?
"Я никак в себя не приду от его внезапной вспыльчивости, - рассказывала потом Агада, - а начальник арбалет со стены снял, зарядил и мне острием стрелы в лоб уткнул:
- Снимай трусы, сука, и садись на четки своей голой жопой! - Выдал с чеканной суровостью. В уголках губ слюна пенится. Мне бы миг потерпеть, - каялась потом Агада, - и мученицей была бы за Господа, но на меня Бог такой страх навел! Смотрю, как злой кадык ходит по массивной красной шее, смотрю на палец, давящий на курок арбалета, а лбом чувствую острие стрелы. Кровинка скатилась к глазу, и чувствую, что ангельская крепость покидает меня. Приспустила я трусы… и села! Начальник расхохотался, арбалет на стену повесил, подобрел, в разленение впал и со светлой улыбкой махнул рукой:
- Какая ты верующая?! - И тихо: - Иди отсюда, проповедница.
Я бросилась из дома.
- Стой! - сказал начальник опять тихо. Присел на стол. Тростниковая трубочка с травкой в его зубах ходуном ходит. Искру высек, прикурил. - Ты трусы-то надень, - с лукавой простотой сказал начальник, - а то на проповедь выйдешь, а народ про нас с тобой не знай что подумает, - ласково так говорит, будто только что в блуде созорничал со мною.
Так я, человек прекословный, сделалась посмешищем врагов наших. Так Господь обличил вонь моего непокорства".
Отец еще раз разгладил на пергаменте невидимую складку и протянул его мне.
- Отец, а где сейчас Манефа? Я помню, она жила у нас, когда я был маленьким.
- Не знаю, - сказал отец уверенным тоном, но взгляд отвел. - Она хотела посетить все места, связанные так или иначе с Енохом, но из этого путешествия не вернулась.
- Отец, ты слышал что-нибудь про книгу Еноха?
- Слышал, но, по-моему, это миф, легенда. Говорят, что во времена гонений книга Еноха была спрятана в одной из пещер, где спасались сифиты. Нашел ее каинит и продал бродячим клоунессам. Несколько листов случайно остались у него и хранятся якобы в городской библиотеке. Как этому верить? Во времена Еноха книги еще не переплетали. Да и Манефа всегда говорила, что Енох призывал очищать плотяные скрижали сердца и бесплотный папирус души, чтобы Сам Господь писал на них.
Пергамент я читал на плоской крыше нашего дома. Оттуда просматривалось ущелье, похожее на то, рядом с которым построил свой дом Адам. Некогда это была суровая и красивая местность, поросшая высокими дремучими елями. Когда строили железную дорогу, ущелье превратили в карьер. Здесь добывали щебенку. Великовозрастные ели спилили, и скалы оголились. Пробивалась кое-где растительность в скальных щелях, но куцая зелень не уютила местность. По низу ущелья шла к железнодорожному полотну уже никому ненужная зарастающая сорным кустарником дорога.
Пододвинув к скале пальмовый пенек, я основательно уселся на него и прищурился от сияния солнца. Я с таким вниманием прочитал отцовский пергамент, что, закрыв глаза, увидел текст на красном исподе век:
"Родословная не представляет полного списка племен, происходящих от праведного Сифа, которые называют себя сынами Божьими или детьми Света. Она составлена рабой Божьей Манефой, дочерью патриарха Иареда. Адам и Ева в поте лица добывали хлеб свой и рожали сынов и дочерей. К ним переходили от родителей и заложенный в них образ Божий, и помрачающие его свойства греховного падения. На сто тридцатом году жизни Адаму и Еве вместо Авеля, которого убил Каин, в утешение Бог послал сына. И нарекли ему имя Сиф. И возблагодарили Адам и Ева Бога о сыне своем. Сиф родил Еноса и других сынов и дочерей. Енос написал богослужебные молитвы, и при нем сифиты стали соборно призывать имя Господне. Енос родил Каинана и других сынов и дочерей. Каинан способствовал расселению сифитов по лицу земли и благоукрашению их жизни. Каинан родил Малелеила и других сынов и дочерей. При Малелеиле среди сифитов процвело торжественное соборное призывание и прославление истинного Бога. Малелеил родил Иареда и других сынов и дочерей. При Иареде начался духовный упадок сифитов, и сыны Божии спустились в шатры каинитянок - дочерей человеческих. Иаред родил Еноха и других сыновей и дочерей. Енох угодил Господу, и Господь взял его живым на небо. Енох спускался на землю от ангелов с проповедью о смерти и воскресении. И снова был взят ангелами живым на небо. Енох родил Мафусала и других сынов и дочерей. Мафусал чтил истинного Бога только словом, а образом жизни стал подражать каинитам. Мафусал родил Ламеха и других сынов и дочерей. Ламех родил Ноя и других сынов и дочерей…"
В волнении я разгладил невидимую складку на пергаменте. Прикрытые глаза утомило яркое солнце, и я отвернулся к скале. На черном исподе век перечитал: