Оказалось очень непростым делом отыскать в русскоязычном Интернете информацию о характере бизнеса господина Либермана. Попалось известие о проведенной им в начале своей короткой предпринимательской карьеры операции по спасению от банкротства некоего австрийского банка, за что он был якобы вознагражден тремя миллионами долларов. Сообщалось и о других напоминающих работу миксера процессах, в которых перемешиваются деньги и воздух, и в результате которых как в коктейле "Кровавая Мэри" в одном слое остаются деньги, а в другом воздух, так как эти два ингредиента не вступают в реакцию между собой. Наиболее внятные сведения удалось почерпнуть из журналистского расследования, проведенного сотрудниками газеты "Гаарец", из которых следовало, что г-н Либерман создал компанию, чье название по всеобщей моде таких предприятий было похоже на "Черный супрематический квадрат" Малевича – минимум информации в битах, максимум всеохватного значения: "Натив эль Мизрах Исраэль". Совместным с Инженером усилием мы перевели это название на русско-немецкий лад: "Дранг нах Остен Исраэль". Компания должна была работать в Восточной Европе и республиках бывшего СССР. По свидетельству работников компании, вначале Либерман и сам не знал, чем будет заниматься его компания. Была предпринята попытка экспорта хлопка из среднеазиатских республик, потом последовала проба приобретения крупной плантации в Кении, однако в итоге в 1999 году компания Либермана занялась поставкой древесины и стройматериалов из Румынии, Украины и России. Тогда же, по утверждению авторов, на Кипре была создана еще одна компания, "Натив эль Мизрах Кафрисин" ("Дранг нах Остен Кипр"), позднее переименованная в "Терсимано". В последнем названии, наверно, тоже заключен совершенно определенный смысл, но нам, несведущим в делах международного бизнеса Инженеру и маркизу, оно виделось схлопыванием супрематического "Черного квадрата" в простую "черную дыру".
– Отлично, – сказал я Инженеру, – положим, интерес его к среднеазиатскому хлопку и кенийским плантациям объясняется юношеским увлечением гидромелиорацией, но где учат спасать от банкротства австрийские банки и, тем более, торговать древесиной? В больничной кассе?
Мне хотелось бы использовать здесь избитый литературный штамп: "Инженер хитро усмехнулся в густые усы", – но никаких усов (ни густых, ни редких) у Инженера не было. Он просто хитро улыбнулся.
Еще два вопроса задал я Инженеру: зачем было Либерману прерывать столь удачно начатую политическую карьеру и как удалось ему мобилизовать начальный капитал для столь широкой коммерческой деятельности. Во втором вопросе мы достаточно быстро пришли к удовлетворившему нас обоих заключению, согласившись, что политический капитал вполне способен заменить начальный, уход же г-на Либермана из партии, для реанимации которой он столько сделал, Инженер с выражением задетого достоинства на лице (русского коллективного в данном случае) объяснил вспыхнувшей завистью к "русскому выскочке" со стороны старой партийной бюрократии.
В следующем разделе статьи сообщалось об инциденте, когда г-н Либерман "заехал по физиономии" (формулировка Инженера) двенадцатилетнему мальчику, ударившему его сына. Оплеуха, надо полагать, была достаточно увесистой, если сбила с ног малолетнего хулигана. В голливудском фильме "Казино" разгульный образ жизни доводит героя Джо Пеши до того, что ему уже не удается, как бывало раньше, сбить с ног человека одним ударом. Но здесь у тяжеловесного министра национальной инфраструктуры в противостоянии с неполовозрелым щенком, разумеется, не должно было возникнуть никаких проблем. Инженер никак не комментировал этот эпизод, но не требовалось быть великим физиономистом, чтобы прочесть в его заскучавшем взгляде пассивное сопротивление либеральным западным догмам воспитания. И опять я промолчал. В тот же вечер нам случилось посмотреть по телевизору передачу о девочке, от которой в Москве сразу по рождении отказалась мать. Поскольку в своем заявлении последняя указала, что отец ребенка – еврей, десятилетняя девочка была вывезена волонтерской организацией в Еврейское государство, где продолжалось ее сиротское детство в местных приютах. В двадцать пять лет она решила разгрести палую листву своего прошлого, и при содействии телевидения попала в тот детский дом, где провела последние семь лет в русской столице. Встретили ее там доброжелательно и приветливо, но она в десять минут устроила дикий скандал, напомнив, как избивали ее здесь и обнимая и целуя единственную за все детство воспитательницу, подарившую ей ощущение бескорыстной любви. Она вспоминала, как та взяла ее однажды домой, чтобы показать, как лепят русские пельмени. Это был все тот же эффект столкновения культур, действие какового на собственном примере испытал я в России 170 лет назад. С горечью вспоминал я позже, как проведя в России совсем недолгое время и привыкнув к тамошним, как ныне говорят, культурным кодам, сам стал соучастником жестокого обращения с ребенком и животным. Что говорить об ошарашенных воспитателях и администраторах? Они честно и искренне были возмущены тем, что хлеб-соль их так грубо отвергнуты, что из всех семи лет она помнит лишь меры физического воздействия, с помощью которых оберегались беззащитные существа от собственной детской разнузданности, агрессии и эгоизма. И когда, вообще, пара синяков служила в России серьезным поводом для широкой общественной дискуссии? Я не стал обсуждать с Инженером новейшие подходы к вопросам детского воспитания.
Последними были разделы об уголовных расследованиях против г-на Либермана и обвинения его в антиарабском расизме. Уголовные расследования были так растянуты во времени, обвинения так мелки, что все это сильно смахивало на петушиные бои, в которых вместо металлических наконечников, надеваемых на шпоры настоящих боевых петухов, используются наконечники юридические, которыми только и можно ранить до крови носорожью кожу настоящего политика. Что же до расизма, то я надеюсь исследовать сей аспект мировоззрения г-на Либермана в дальнейшем. Мне он интересен еще и тем, что во времена давнего моего путешествия в Россию и собственный мой подход к проблеме был совсем иным и весьма отличался от ныне принятого. И тогдашнее мое утверждение, что русским позволено покорять отсталые народы, но недопустимо завоевывать поляков, опередивших русских в продвижении на пути цивилизации, ныне решительно отвергается Господом и под незримым влиянием его – мировой общественностью.
Дорогой Господь!
Помнишь ли ты, mon ami, серию карикатур Домье, на которых лицо короля-гражданина Луи-Филиппа постепенно превращается в грушу? Мне удалось разыскать фотографии г-на Либермана со спины в Интернете в статье г-жи Маши Гессен на сайте Snob.ru. Я мысленно попытался проделать аналогичные и напрашивающиеся мысленные трансформации, превращающие господина на фотографии в медведя, но остановился на полпути. То ли сочувствие к свергнутому королю-груше удержало меня, то ли опасение: бурый русский медведь – не безобидный орлеанский фрукт.
Полагая, что человек максимально раскрывается в своих конфликтах с другими людьми, я спросил, с кем больше всего враждует г-н Либерман. Подумав, Инженер ответил: "Пожалуй, с Эхудом Бараком".
Так, знакомимся: Эхуд Барак, родился, рос в кибуце, в школе учился неохотно, позже, будучи офицером, окончил университет в Иерусалиме (физика, математика), затем в Стэнфорде (экономика, системный анализ). В армию пошел пехотинцем, затем перешел в элитное подразделение, стал его главой, участвовал во всех войнах своего времени, возглавлял штурм захваченного самолета, был организатором диверсионных рейдов, в том числе, очень известных, возглавлял Управление планирования Генштаба, военную разведку, Центральный военный округ, закончил военную карьеру на вершине пирамиды – начальником Генштаба. Еще генералом участвовал в разработке условий мирного соглашения с соседней Иорданией, в рамках последовавшей политической карьеры был министром внутренних, затем – иностранных дел, и наконец – главой правительства. В последнем качестве, премьер-министра, за полгода вывел из Ливана войска по согласованию с международным сообществом после затяжной (девятнадцатилетней) вялотекущей войны. Незадолго до назначенного срока отхода цепная реакция развала воинских подразделений ливанских союзников поставила армию перед дилеммой – вводить дополнительные армейские подразделения на место южно-ливанцев или ускорить отход. Было принято второе решение, ставшее причиной последующих обвинений Барака со стороны его оппонентов в "позорном бегстве". Попытался заключить окончательное мирное соглашение с палестинцами, но ни предложенные Бараком уступки, ни личное обаяние главного посредника, президента Клинтона, не привели к успеху. Провал переговоров был началом заката настойчивой, напористой, поэтапной и до того всегда восходящей карьеры Эхуда Барака. Работавшие с ним люди сравнивали его с совершенной логической машиной, в значительной степени обделенной необходимейшим даром политика – человеческим обаянием. Сатирики с наибольшим удовольствием обряжали его в одеяния моего знаменитого соотечественника – Наполеона Бонапарта.
– В чем же состоит их конфликт? – спросил я Инженера.