- Вы в этом уверены?.. Но никому не дано перехитрить судьбу. Так было и так будет. Я уже говорил вам, что люблю еврейский театр. Вы приехавшие позже, даже представить себе не можете, чем был для нас театр. Ух, какие тогда были актеры: Адлер, Томашевский, мадам Липцына, потом Кесслер! Большинство, особенно служащие, ходили в театр по субботам, но я, холостяк с деньгами, мог позволить себе ходить туда хоть каждый день. Что я и делал. Нынешние пьесы - это так, ерунда. А раньше было что посмотреть: царь Давид, Вирсавия, разрушение Храма - вот это я понимаю. Евреи сражаются с римлянами и вся битва разворачивается прямо у вас на глазах! У меня никогда не было проблем со спутницами, но я предпочитал ходить в театр один. Была такая актриса - Этель Сирота. На афишах ее имя печаталось мелкими буквами, но когда я увидел ее на сцене, то прямо ахнул. Она давно уже не выступает. Этель - бабушка моих внуков. Если бы я стал подробно рассказывать, как мы с ней познакомились и как я увел ее у мужа, нам бы пришлось здесь трое суток сидеть. Я до сих пор не понимаю, как я, простой извозчик из Варшавы, вообще решился заговорить с американской актрисой. Но когда влюбишься, еще и не то сделаешь! Потом уже она признавалась, что часто чувствовала на себе мой взгляд на протяжении всего представления. Я всегда покупал билет в первый или второй ряд. Ее муж работал в гастрольной труппе. Его никогда не занимали в нью-йоркских постановках. Как-то раз я видел его на сцене в Филадельфии - бревно бревном! Детей у них не было. Короче говоря, мы полюбили друг друга. Когда я первый раз пригласил ее в ресторан, у меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло от радости. Мы поужинали на Бродвее, а потом пошли в ночной клуб. Там на сцене танцевали голые красотки. Но мне никто не был нужен, кроме Этели. Мы выпили шампанского, и я захмелел. "Что ты во мне нашел? - спросила она. - Мой муж готов обменять меня на последнюю дуреху". - "Словами этого не выразишь", - ответил я. Мы стали целоваться, и каждый поцелуй был как огонь. Точно как пишут в романах. Когда ее муж, этот чурбан, прослышал, что кто-то воспылал страстью к его благоверной, у него тоже проснулся аппетит, и началась игра в кошки-мышки. Но в конце концов он все-таки понял, что ей нужен я, а не он, и потребовал откупных. Я отсчитал ему две тысячи долларов - целое состояние по тем временам, - и он дал ей развод. То есть это на словах все так быстро, а на деле эта история тянулась довольно долго. Но мы с ней уже фактически жили как муж с женой. Когда мы поселились вместе, я начал расспрашивать ее о прошлом. И она поклялась, что до меня у нее был только один мужчина - ее муж. Так вот я вывел одно правило: если женщина говорит, что ты у нее второй, можешь не сомневаться: на самом деле ты десятый, двадцатый, а то и пятидесятый. В Библии сказано, что змеи, скользящие по камням, и корабли, плывущие по морю, не оставляют следов. Если не ошибаюсь, это слова царя Соломона, и вы понимаете, что он имел в виду. Каждый день я узнавал что-то новенькое. До того как Этель приняли в нью-йоркскую труппу, она тоже много гастролировала. Для того чтобы получить роль, нужно было спать с режиссером или еще с каким-нибудь начальником. Как выяснилось, на Второй авеню происходило примерно то же самое. Стоило Этель выпить, у нее развязывался язычок. Я составил длиннющий список ее бывших пассий. И когда мне казалось, что это все и что больше и вправду никого нет, обязательно возникал кто-то неучтенный. Тем временем она забеременела. Я увел ее у мужа, из-за меня она фактически оставила сцену - не мог же я ее бросить! Мы начали ссориться. Однажды даже подрались. Ее слезы и камень могли растопить. В общем, я понял, что это просто судьба у меня такая. Ева целовалась с сыном сторожа, а Этель спала с разными типами, чтобы получить роль. Она пообещала, что будет вести себя, как подобает замужней женщине. Но совсем отказаться от театра она все-таки тоже не могла. Мы с ней не пропускали ни одного спектакля. Билеты она получала фактически даром. Все кассиры ее знали. Тех, кто работал в еврейском театре, не забывали. Этель родила девочку, и мы назвали ее Фанни, или Фейгеле, - в честь матери Этели. А еще через пару лет она родила двойню: мальчика и девочку. Вот, стало быть, мои дети. Но потом она опять затосковала по сцене. Ее засыпали предложениями, телефон звонил не переставая. Но я прямо сказал, что, если она вернется в театр, я от нее уйду. До свадьбы я смотрел на актеров как на небожителей, но после того, как узнал эти их закулисные делишки, мое отношение изменилось. Вот стоит перед вами человек и изображает раввина: в атласном талесе, меховой шапке, читает нараспев "Слушай, Израиль", притворяется, что жизни не пожалеет ради Творца. А уже через пару часов пристает к какой- нибудь тщеславной девице: мол, либо она с ним переспит, либо пусть прощается с театром. У меня были друзья, и что вы думаете, приходя к нам, все они начинали нежничать с моей женой. Ей нравилось. А что такого? Но после той истории у дома Евы я что-то потерял вкус к подобным забавам. Когда один из моих приятелей как-то слишком близко подошел к Этели, я взял его за шкирку и вышвырнул за дверь. Это принесло мне славу ревнивого дикаря. Этель жаловалась, что я распугиваю наших знакомых. Я перестал ходить в еврейский театр, а американский меня никогда не прельщал. Американцы не играют, а просто декламируют.
Со временем на смену гужевому транспорту пришли грузовики. И я создал новую компанию. Возможно, все было бы хорошо, если бы не мои навязчивые воспоминания. Стоило мне подумать об Этели, я вспоминал жену резника с ее двойной жизнью. По ночам я расспрашивал Этель о ее прежних романах. Ей пришлось рассказать мне все со всеми подробностями. Если она упиралась, я устраивал ей настоящий ад. Когда мне, как всякому бизнесмену, приходилось уезжать в другой город, я сразу же представлял, как Этель в мое отсутствие встречается с любовниками. Я не понаслышке знал, как может вести себя прекрасная половина человечества. А чем, собственно говоря, моя Этель так уж сильно отличается от остальных, думал я. Стоит тебе отвернуться, и твоя жена уже строит кому-нибудь глазки. Все они такие. Дошло до того, что мне пришлось обратиться к психиатру. Так этот недоумок, вместо того чтобы выписать мне какое-нибудь успокоительное, только усугубил дело. Он сам был разведен и платил алименты. Он ткнул в диван и сказал: "Если бы этот диван умел говорить, разводов было бы гораздо больше". Я стал плохо спать, и всему виной была моя подозрительность. Просыпался посреди ночи с диким желанием задушить Этель. Наверное, я бы никогда этого не сделал, но я буквально кипел от злости. А когда я осознал, что у меня подрастают две дочери, которые тоже когда-нибудь станут такими же хитрыми и подлыми, как все остальные женщины, мне и их захотелось убить. Представляете, убить своих собственных детей! Вы можете объяснить такое безумие? Наверное, вы считаете меня убийцей?
- Вы не убийца.
- А кто же я!
- Человек.
Гонг позвал нас на ужин, и мы отправились в ресторан первого класса. По просьбе Сэма нас посадили за один стол. Мой "винный стюард" теперь обслуживал нас обоих. Каждое блюдо готовилось по индивидуальному заказу, вследствие чего ужин длился около двух часов.
- Вы остались с Этель? - спросил я Сэма.
Он отодвинул тарелку в сторону.