* * *
Он курил, прислонившись к стене, и ждал ее.
- Знал, что побегу, - кивнула Вика.
- Знал, - согласился он. - Ты не могла задать этот вопрос при Зое. И не задать его не могла тоже… Когда я подошел к тебе там, на пляже, ты спала и во сне произнесла его имя. В эту минуту у тебя на лице было написано все.
- Так просто, - покачала головой она.
- Все гениальное - просто. Усложняют - только дураки.
Он обнял ее за плечи, и они пошли вдоль по набережной. Дождь кончился. Воровато выглянуло солнце.
Вика попыталась понять, что именно она должна испытывать к самозванному чародею: злость, обиду, разочарование, сожаление? Но, как ни странно, внутри у нее было всего одно - гордое, как парус - чувство свободы.
"Я - Виктория Звенигорская. Я хочу бросить курить. Я классная профи. Через год я куплю квартиру. Я - не "дешевая", я расчетливая и могу упрямо идти к намеченной цели. Я - не уверена в себе, потому что три года жила с не уверенным в себе человеком, вымещавшем на мне свои комплексы…
Но я - в тысячу раз лучше!"
- А поцеловал я тебя потому, что тебе нужно было изменить Игорю. Чтобы освободится от него, - сказал Николай.
- Не такой уж у тебя узкий профиль, волшебник! - рассмеялась она.
- Просто это широкая проблема.
- Ты говорил вчера не об Игоре, а о ней…
Ветер с моря поцеловал Вику в лицо.
- Может, все же предскажешь мне судьбу?
- Думаю, - ответил он, - в ближайшее время ты станешь заядлой парапланеристкой.
Она обернулась: возле кафе стоял Тарзан и смотрел ей вслед.
* * *
Домчавшись до почты, Зоя позвонила в Феодосию, чтобы узнать, когда отходит ближайший поезд, и на следующее утро уже стояла посреди киевского вокзала, мучительно решая, куда бежать дальше.
"У женщины, у женщины"!
"Возможно, все же подался к маме?" - с надеждой подумала она. Но тут же отбросила эту наивную "сестру Любви и Веры". Конечно, он у Эммочки-секретарши с дурацкой фамилией Буль. С ума сойти! Сколько лет она надменно наблюдала за ее попытками захомутать Колю, самоуверенно воображая: тот попросту не способен ей изменить. Все семь лет их жизни она только и делала, что воображала из себя бог знает что. Делала восхитительно "логические" выводы о собственном супруге, глядя не на него, а на собственное отражение в зеркале. Я такая потрясающая, естественно, он мне верен. Я такая умная, следовательно, вижу его насквозь…
"Я полная дура и ничего о нем не знаю!"
А еще она не знала ни адреса подлой секретарши, ни волшебства, способного обернуть время вспять. Впрочем, первую загадку нетрудно было решить: девушки с подобными паспортными данными - не слишком массовое явление. Сдав чемодан в камеру хранения, Зоя поймала такси, и уже через полчаса в руке у нее была заветная бумажка с координатами измены. Комкая в кулаке ненавистные данные, покинутая половина поместила себя в авто и попыталась измыслить то "обыкновенное чудо", которое она обязана свершить, заявившись в их дом с лицом проигранной атомной войны.
"Что я должна делать? Что?
Кричать: я люблю тебя? Плакать: на кого ты меня покинул? Извиняться: прости, я больше не буду?
Как давно они стали любовниками? Сразу? Или только теперь, когда я объявила ему о разводе? Тогда я сама виновата. Но и он хорош…"
Она старательно накручивала себя, злясь с каждой минутой все сильней и сильней.
Какого чуда муж ждет от нее?
Какого б ни ждал - не дождется!
Сейчас она приедет и скажет ему: "Между нами все кончено!"
И лишь когда рука ее потянулась к двери парадного, Зоя вдруг поняла: у какой женщины он сейчас.
- Не уезжайте… - отчаянно замахала она таксисту.
Машина дала задний ход. Зоя упала на переднее сиденье.
- Воздухофлотский проспект. Быстро. Я доплачу!
Заурчав, такси рвануло с места.
И всю дорогу домой она старательно повторяла "волшебные слова":
- Я знаю, ты мог мне изменить. Но ты не хотел подобного конца… Ты не любишь отдыхать дикарем и всегда пьешь горький кофе без сахара. Тебе нравятся галстуки в полоску… Ты любишь триллеры, засыпаешь на мелодрамах… Ты мудрый и умеешь прощать. Я знаю, ты приехал в Коктебель, чтобы вернуть меня!
Сумасшедшая
нелюбовная история
- Ты видишь мои крылья? - Это был не вопрос, а приказ.
Привычно подчиняясь ей, он нахмурил лоб, сузил глаза и тщетно попытался увидеть невозможное.
- Ты видишь их?
Он приподнялся на локтях в их двуспальной кровати. Женщина стояла спиной к нему, напротив распахнутого в май балкона, босая, в одних тоненьких трусиках. Каждое утро, вскакивая с постели, она проделывала этот странный ритуал, как иные зарядку. Расталкивала балконные двери, разводила в стороны руки, запрокидывала голову, будто собираясь взлететь. И стояла подолгу, закрыв глаза и медитируя о чем-то неясном и неведомом.
"Интересно, - думал он равнодушно, - видно ли ее из окон напротив?" Соседний дом стоял достаточно далеко, но его жильцы наверняка знали: здесь живет Легенда.
Певица!
Знали этаж и подъезд и могли настроить бинокли и подзорные трубы, чтобы любоваться на нагую эстрадную диву, словно специально позирующую им в раме балконных дверей. И конечно же, если бы в нашей убогой стране водились папарацци, они бы не упустили такой великолепной придури…
Он не спрашивал, зачем она поступает так глупо. Он давно уже устал ей перечить, зная: что ни говори, Певица все равно сделает иначе. Смирился с мыслью, что никогда не сможет ее понять, и перестал чему-либо удивляться.
Но сегодня она спросила:
- Ты видишь мои крылья?
Он посмотрел на ее напряженные руки с коричневыми островками локтей, на сведенные, по-детски подрагивающие лопатки. Безжалостное майское солнце услужливо подсовывало ему огрехи ее фигуры: усталость кожи, поплывший силуэт, наметившиеся складочки и морщинки. На миг ему стало жалко ее - так беспечно выставляющую свои "минусы" напоказ.
"Она думает, я люблю ее. Люблю такой, какая она есть…"
Он вздохнул:
"А какая она есть?"
Их начавшаяся несколько лет тому связь была, продиктована не столько его желанием, сколько тщеславием.
Стать любовником Певицы!
Любим ли мы артистов или нет, мы всегда влюблены в их славу, в магическую ауру звездности. Знаменитые кажутся нам богами, вечно счастливыми, сияющими, недосягаемыми. И лестно оказаться единственным, кто преодолел этот замкнутый круг. И так хочется нахлебаться из чаши их счастья…
Будучи заслуженным мелкосветским мачо, он знал: кайф от этой победы недолог.
Нельзя нарушать табу!
На артистку, как на картину, стоит смотреть только издалека. А подойдя к ней впритык, увидишь лишь хаотичную рябь мазков, застывших сгустков краски - вполне материальную, стареющую женщину, вредную и глупую, с морщинами и прыщами, слезами и сомнениями, комплексами и страхом потерять своего мужчину. И образ совершенства распадется навсегда на скучные и бытовые детали.
Она была не первой знаменитостью в его списке, и должна была стать очередной насечкой на его кинжале… А оказалась неразрешимым вопросом, на который он так и не смог найти ответ.
Он спал с ней в одной кровати, ел за одним столом и смотрел вечерами в тот же телевизионный экран. Но не мог докопаться до женщины. Певица упрямо оставалась Певицей, несмотря на целлюлит, аллергию на пух и потовыделение от жары. Подобно золотому Людовику XIV, который, просыпаясь в окружении августейших особ, торжественно препровождался ими на унитаз, умудряясь оставаться при этом недоступным "королем-солнце"… Ее легендарность была герметичной, как саркофаг, отрешенной от реальности быта, их отношений, ее собственного несовершенного тела.
"И какая она есть?!"
"А есть ли она?"
- Ты видишь мои крылья?
- Какие крылья, родная?
- Мои. Ведь я - ангел!
Он настороженно поглядел на нее, пытаясь понять: шутит она, выражается фигурально или на самом деле думает так? В интервью Певица часто говорила: "Я - икона, даже когда обедаю в ресторане"; "Я всегда была, есть и буду самым главным в этой стране ангелом". Впрочем, мало ли что говорят артисты в своих интервью. Хуже, что, занимаясь с ним сексом, обгладывая куриную ногу, подстригая волосы на лобке, она заявляла ему то же самое: "Я только похожа на человека. Я должна жить на небе. Я - божество".
Это случалось нечасто. И в такие минуты в желудке у него появлялась неприятная пустота и начинало противно ныть, и отчего-то ужасно хотелось вымыть руки. Он укачивал себя здравыми объяснениями: "Она просто обкатывает на мне тексты, которыми морочит голову своим фанам". Прекрасно понимая: бессмысленно пытаться объяснить ее ненормальность нормально. И испытывая к ней смешанное, гадливое чувство: любопытства и неприязни, - как при виде картинок в Книге рекордов Гиннесса, где красовались люди с двумя головами и самой длинным в мире хвостом.
- Конечно, ты ангел… - тщетно постарался вложить он в крылатое слово приемлемый земной смысл.
- Правда? - обрадовалась Певица. - Ты видишь их?! Опиши, какие они?
- Кто? - осторожно уточнил он.
- Мои крылья. Их должны увидеть все!
- Кто все?
- Мои зрители. Скоро они поймут, кто я! Я открою им истинную суть!
- Какую? - спросил он офигело.
- Небесную и крылатую!
Ему вдруг показалась, что действительность расползается по швам, и он действительно сходит с ума.