- Значит, так. Излагаю по порядку, - начал Лёня, чувствуя важность момента. – Как вы знаете, после встречи с психотерапевтом Янковской мы с Васильичем отложили криминальные версии и сосредоточились на версиях бытового характера. Удалось проверить одну из них, так сказать, кукольную. Выяснилось, что серьёзных коллекционеров в городе нет. Может, Мирослава одна–единственная и была. Но в художественном музее мне сказали, что примерно месяц назад приезжала из Москвы известная галерейщица Маша Шеншилова и интересовалась возможностью проведения в городе выездной выставки кукол.
- Я эту даму знаю! – вставил В. В. – У неё галерея на Крымском валу, в ЦДХ, я сам покупал там куклу для Мируси, на прошлый день рождения!
- Она это подтверждает, - важно заметил Лёня Захаров.
- Так ты с ней разговаривал?
- Она директору музея свою визитку оставила. Я смотрю: а там тот самый телефон указан, московский сотовый, по которому Мира утром в субботу звонила и который потом не отвечал всё время. Я его опять набираю, то же самое, выключен. Но на визитке и второй телефон указан, домашний. По домашнему она сразу ответила. Я говорю: так и так, я из музея вам звоню, вы вроде хотели к нам в город выставку кукол привезти. Она говорит: да, была такая идея, но музей ваш не гарантирует их безопасность, а куклы дорогие, так что идея отпала. Тогда я спрашиваю, не знает ли она Мирославу, она говорит: как же, как же, знаю и её, и супруга, и даже была у них однажды в доме и коллекцию видела, небольшая, но вполне приличная, кстати, две куклы у меня куплены, а я со своими клиентами связей не теряю. А вы, говорит, собственно, кто? Я, говорю, друг семьи, меня просили с вами проконсультироваться по одному вопросу. Она говорит: если это насчёт французской куклы, то Мира мне сама уже позвонила и мы обо всём договорились. Я, грешным делом, подумал, что речь идёт о купле–продаже. Тут она даже засмеялась, я бы, говорит, с большим удовольствием перекупила у неё эту куклу, да она ни в какую не продаёт. Даже на выставку дать не хочет. О чём же вы тогда договаривались? Как, вы разве не знаете? Кукла‑то сломана.
- Как сломана? – хором воскликнули женщины.
- Вот так. Голова у неё, оказывается, перестала поворачиваться. Застряла в одном положении, плачущем, и – ни туда, ни сюда. Вот поэтому Мира и звонила галерейщице, спрашивала, кто это может починить. Сама она пробовала, но не смогла.
- Я ж говорила Васильичу, шо она ту куклу раздевала и шо‑то с ней делала! - раздался голос с лестницы, где подслушивала Аннушка.
Женщины замахали на неё руками.
- И эта самая галерейщица, - продолжал Лёня, - дала ей координаты одного очень хорошего мастера, который раньше работал в кукольном театре, чуть ли не у Образцова, кукол ремонтировал, но уже давно вышел на пенсию и живёт – где бы вы думали? У нас тут, в посёлке Монастырском, по дороге на Старую Поляну. Домик купил и живёт.
- И она к нему поехала! – вскричали разом сестры.
- Какие ж вы догадливые! - сказал Лёня, довольный своей ролью и всеобщим вниманием. – Короче, я туда съездил…
Все замерли.
- Ну? Нашёл? – спросил В. В., боясь услышать отрицателньый ответ.
- Мастера – нашёл. Забавный такой старичок, вроде папы Карло. Сидит в саду под деревом и что‑то строгает.
- Хрен с ним! Мируся там?
- Нет, Мируси там нет.
- И не было?
- В том‑то и дело, что была! В субботу, около 11 утра была, куклу ему оставила, деньги и уехала. Куклу лично видел, лежит на столе голая.
Все разом выдохнули. Уф!
- Она думала, что он прямо при ней починит, но тот посмотрел, у неё, оказывается, пружина внутри лопнула, ещё бы, столько лет! Короче, сказал, что придётся повозиться. И тогда она попросила, чтобы он вообще убрал второе лицо, то, которое плачет. Я, говорит, хочу, чтобы лицо было одно, улыбающееся. Можете это сделать или нет? Мастер говорит: пожалуйста! Она ему наказала как можно осторожнее с куклой обращаться, одёжку с неё забрала и сказала, что через неделю или две за ней приедет. И ещё сказала очень странную фразу: "Я тут недалеко от вас буду".
- И куда она потом поехала – назад, в город, или ещё куда‑то?
- Вот это он не в курсе. Он, чудак, даже не вышел её проводить.
- А соседей ты опросил, может, они видели?
- Опросил. Там её многие заметили, соседка одна, потом продавщица в магазине, она у неё конфеты зачем‑то покупала, целых два килограмма.
- Два килограмма? Странно… И что они говорят?
- Ничего. Как приехала, видели, куда потом делась – никто не обратил внимания.
- А могла она не назад поехать, в город, а дальше в горы, в сторону Старой Поляны? – спросила Мила.
- Могла, конечно.
- А что там есть в этой Старой поляне? Может, детский дом какой‑нибудь? Для кого ей конфеты понадобились? Помните, Инна говорила про какой‑то праздник – может, как раз в детдоме?
Мужчины задумались, припоминая.
- Монастырь! Вот что там есть, - сказал вдруг В. В. - Километров восемь в сторону.
- Что‑что?
- Мо–на–стырь.
- Женский?
- Я точно не знаю, просто слышал, что там есть монастырь, недавно появился…
- Есть! – подтвердил Ваня. – Мы с мамой туда ездили!
- Когда? – взволновались женщины.
- Зачем? – нахмурился В. В.
Оказывается, весной, перед Пасхой. Подарки они туда возили. В монастыре только начали обживаться, у них ещё не было ничего, и мать сказала: давай, сынок, съездим, отвезём им кое‑что. Две коробки насобирала, посуду какую‑то, белье постельное, полотенца, скатерти…
- И ещё икону она им подарила, помнишь, пап, у нас две было Богоматери одинаковые, софринские, вот она ту, вторую, им отвезла. Туда не восемь, а все двенадцать километров будет, сначала вверх, в гору, потом вниз, в ущелье, посёлок Дальний это место называется. Только сам монастырь чуть в стороне от посёлка, прямо у реки. Место красивое очень, но дорога ужасная, сплошные колдобины.
- И я знаю, где это, - сказала Тамара. – Там ещё старая церковь есть, её в 30–е годы хотели разрушить, а местные жители придумали хитрость: завалили единственную дорогу, которая туда вела, так что ничем уже проехать было нельзя и проверить выполнение директивы невозможно, и тем самым спасли её от разрушения. А уже в наше время дорогу заново расчистили, церковь отреставрировали, и теперь она снова действующая.
- Я ж говорю, сплошные колдобины, - подтвердил Ваня.
- А монастыря там никогда раньше не было, - продолжала объяснять Тамара, в которой проснулся сейчас журналист. – Его лет пять как начали строить. Одно время было даже модно среди нашей городской элиты навещать этот строящийся монастырь, оказывать помощь и возить подарки, кто‑то им подсказал, что это дело богоугодное, а уж монашки, мол, за них за всех и за процветание их бизнеса день и ночь молиться будут. Я об этом монастыре сюжет для своей передачи делала.
- Значит, монастырь все‑таки женский? – переспросила Лана.
- Ну, конечно, женский! Неужели она в мужской бы поехала? – хмыкнул Ваня.
- Хорошо. И что она там делала, в этом монастыре?
- Ничего, – сказал Ваня. – Подарки отдала, и все, поехали назад.
- А ты матушку видел? В смысле настоятельницу.
- Ну так, мельком, когда коробки заносил.
- Старенькая?
- Да нет, примерно, как мама, может, даже моложе.
- А монахинь много там?
- Я одну только видел. По–моему, там жить ещё негде, церковь только строится, а кельи в таком домике, как сарайчик, дверей пять или шесть в ряд, они там по двое живут, вот считайте – человек десять, может.
- Ванечка, а когда вы возвращались, что мама говорила?
- Ничего. Мы, пока туда ехали, наговорились, а обратно она молчала почти всю дорогу. Единственное… мне показалось, что она эту настоятельницу откуда‑то знает.
- Вот как?… – удивился Лёня и посмотрел вопросительно на В. В.
Тот пожал плечами.
- Первый раз слышу.
- Спокойно, - сказала Лана. – Давайте разберёмся. Допустим, Руся действительно знает откуда‑то настоятельницу этого монастыря. Мало ли! Она, когда в газете работала, кого только не знала! Ну, и что из этого? Из этого же не следует, что она сама подалась в монастырь, правда?
- Но навестить, раз уж она оказалась снова в тех местах, могла, - вставила Тамара. – Кстати, у вас есть православный календарь? Надо посмотреть, не было ли в субботу какого‑нибудь церковного праздника.
- Рождество Пресвятой Богородицы, - отозвалась с лестницы Аннушка.
- Точно?
- А то! – сказала Аннушка, выйдя из своего укрытия. – Я сама в тот день в церковь ходила, молилась, шоб Васильевна поскорее вернулась.
- Ну, хорошо, навестить, подарки отвезти, это она могла, это очень в её духе, - согласилась Мила. – Она такая, что из дому половину вынесет и отдаст первому встречному. Но остаться там! Это вряд ли… С чего бы!
- Нет, конечно, - сказал Ваня. – Мама не настолько верующий человек, чтобы… Она могла пойти в церковь, свечки поставить, когда чья‑то годовщина смерти, или там перед Пасхой, перед Рождеством. Но она даже молиться как следует не умеет. Мы с ней несколько раз разговаривали на тему Бога, у неё немного… неправильное отношение к этому вопросу.
- Не то, что у тебя, да? - заметила Мила.
- Тёти! Только меня, пожалуйста не трогайте, ладно?
- Ладно, ладно, – отступилась Мила. – Мы тебя не трогаем, ты у нас вообще…
- Послушайте! – воскликнула Лана. – А вы помните Лиду?
- Какую ещё Лиду?
- Соседку её бывшую, по старой квартире!