* * *
Кресты Колымские. Устье Колымы. Река удивительно широка и спокойна. Ни всплеска, ни волн.
Здесь впервые в этом году я увидел зеленые лиственницы. И вообще зелень. А в тундре еще бурая трава.
Пронзительно зеленый цвет. Деревьев немного. Они в основном в ложбине.
Вот и для меня наступает весна. А в Москве уже давно лето.
Нас довезли на старом грузовике до большой избы. Вот вам гостиница.
Старуха приняла нас довольно любезно и мужчин поселила в угловую комнату.
В шесть утра нас разбудят. А пока мы прорвались в столовую (она чуть не закрылась по случаю субботы) и, наевшись, разбрелись по поселку.
Я прошел вниз на пристань, где днем (то есть в рабочее время) готовятся к встрече океанских пароходов. Они приходят помятые и изломанные и отдыхают на Колыме. А пока их нет.
Далеко-далеко другой берег. Низкий, серо-зеленоватый. А вдоль нашего берега пробирается моторка.
Запах свежей древесины. Запах рыбы.
Когда я проходил мимо клуба (там весь поселок - приехали артисты из Магадана), шли девушки, - шли по грязи в лаковых туфлях на толстом каблуке, в тонких чулках, - и пели:
И навеки нам стала близкою величавая Ангара.
Кстати, ни здесь, ни на Чукотке, ни в Магадане не поют "Колыму" или "Я живу близ Охотского моря". Эти песни обычно поют школьники в подворотнях Москвы и студенты Ленинграда.
Мои попутчики по самолету тоже приплелись на пристань. В поселке грязь, много не походишь.
Сначала стоят и молчат. Потом фраза:
- Эх, удочку!
И тут выяснилось, что все мы специалисты по рыбной ловле, и даже я, который, ей-богу, никогда не увлекался ею.
Просто я устал. Просто мне тоже хочется поговорить с людьми. Просто так. Не надо думать. Дело закончено. А ты и сам не очень-то верил в успех. Все закончено. И если повезет, и если будет погода, и мы всего на полдня задержимся в Магадане, то Москва очень близко и лететь двое суток.
- А может, поспать, братцы?
Дело говорит мой усатый попутчик - надо поспать.
Мы подымаемся с пристани по узкому переулку. У плетня стоит парень. Парень пьяный. Парню скучно. Парень пытается завести разговор. Я иду последним, я останавливаюсь.
Через пять минут он меня приглашает в компанию. Он ушел, потому что там началась драка. А сейчас, наверно, ребята успокоились. И есть спирт. И вообще здесь скучно. А давно парень сам в этих местах? Вроде давно. Разгружает баржи.
Я все кончил. Я заслужил отдых. А придется идти в компанию, где началась драка и откуда парень сбежал проветриться на улицу, парень, который вроде давно в этих местах и разгружает летом баржи, - и только непонятно, за каким чертом он ехал месяц тому назад на бочке, привязанной к волокуше, которую тащил трактор, везший меня на Красноармейский?
* * *
Я сидел с ней часа два. Мы выпили чай и уложили Женьку спать.
В передней щелкнул замок. На пороге появилась девушка. Так вот она какая, новая домработница! Ире повезло. Эта девушка не из тех, что все свободное время гуляют с солдатами в Александровском саду и перед расчетом тащат у хозяйки новые простыни. Весьма интеллигентный вид. Можно поверить, что она любит читать книжки. Но, наверное, она скоро уйдет от Иры. Хотя Ира утверждает, что девушка очень привязалась к ней и к Женьке. Ира говорит, что девушка чувствует здесь себя как дома и обещает, если поступит в вечерний техникум, не уходить. Может, Ира и права. Если они подружились и нет таких отношений, как между хозяйкой и домработницей, то тогда девушке и вправду нет смысла расставаться с семьей.
Девушка на меня не смотрела. И в то же время я чувствовал, что изучен с головы до пят. Вероятно, девушка хорошо знает Ириных сослуживцев и знакомых. Но меня, естественно, она еще не видела.
- Валя, познакомься, это отец Жени.
Через минуту Валя ушла на кухню, а Иру позвали к телефону. Она говорила очень долго и очень весело. Приятно, когда о тебе говорят так, как будто тебя нет.
Ира вернулась.
- Ну, а теперь расскажи, где тебя носило.
- На Чукотке.
- Боже, как интересно. Я жду подробнейшего рассказа о твоих приключениях. С массой подробностей. Конечно, у тебя все было оригинально. Ты же не можешь, как все. На этот раз ты, наверно, был чукчей и посылал шифрованные записки в брюхе оленя, и в тебя три раза стреляли, и ты сидел два дня в снегу, и один раз провалился под лед. Ну, теперь расскажи, как тебя встретили в управлении. Впрочем, ты, наверно, уже не майор. Тебе дали еще одну звездочку? Расскажи, как поздравлял тебя генерал. А что сказал полковник Курочкин? "Вам всегда везет, Алексей Иванович". Да? Ну, чего ты молчишь?
Она говорила быстро и с уверенностью человека, который не раз слышал от меня подобные рассказы. Я никогда никому ничего не рассказываю, во всяком случае то, что происходит в управлении и что обо мне говорят. Но я не возражал. Я молчал.
- Я жду, когда ты предложишь давать мне больше денег. Но вообще мы в этом не нуждаемся. Я зарабатываю достаточно. И если я у тебя беру…
Я молчал и смотрел на нее.
- Перестань на меня так смотреть, слышишь? Сейчас же перестань!
Я стал изучать свои сапоги. Если Валя до сих пор моет посуду, то она, наверное, вымыла уже всю соседскую и пошла на первый этаж занимать грязные тарелки.
- Лешка, ты идиот, ты отвратительно выглядишь, у тебя безумно усталые глаза. Твое начальство скоро загонит тебя в гроб. Тебе надо срочно в санаторий. Ты понимаешь, Лешка?
- Наверно, на Чукотке ты объяснялся только знаками и рисунками на снегу?
- А Женечка, правда, выросла, ты это сразу заметил?
- Ну, а теперь скажи, что ты так долго делал на своей Чукотке. Это у меня профессиональное любопытство. И что ты нашел на своих сапогах?
И я отлично понимаю, что тот вопрос, который ее действительно волнует, она не задаст.
Она ждала, что я после долгой разлуки брошусь ее целовать.
Видимо, если быть откровенным до конца, я ждал, что она это сделает первой.
Но мы проявили характер. Встреча была удивительно корректна.
Значит, решили мы, ссора не забыта. Как сказал один мой товарищ: единство душ в семейной жизни превращается в войну из-за мелочей.
Правда, наши "разногласия" с Ирой (во всяком случае в наших глазах) принципиальны.
Будь я здесь не в роли участника, а в роли зрителя, я бы заорал: "Кончайте, бросьте, забудьте, поцелуйтесь". Странная вещь: знаешь, что ведешь себя глупо. Хуже только тебе самому. Так нет, продолжается эта идиотская сцена. Обижаешься на себя, на нее. Сейчас вовсе закусишь удила и уедешь к матери. А то и она тебя пошлет…
Но первого шага к примирению никто не делает. Нашла коса на камень. Действительно, человек сам себе враг. Сделать первый шаг. Краминов, ты же считаешь себя умным. Ну?
Я усаживаюсь поудобнее и делаю (самому противно, но играть так играть) ужасно скучную рожу. (Я знаю, что и как я буду говорить.)
- Решал элементарную задачу.
- Элементарную? Ну, расскажи!
- А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало. Я выяснял, кто же остался на трубе.
- А здесь это нельзя было узнать?
- Так они сидели на Чукотке.
- Ну и узнал?
- Да.
- И все в порядке, все кончил?
- Естественно.
- Для Краминова все естественно. Ну ладно, поговорили. А теперь убирайся. И скажи своему Курочкину, что тебе нужен санаторий. И забудь, что я спрашивала про твои звездочки. Мне на них наплевать Ты будешь генералом. Но мне-то, мой дорогой, все равно.
Я пошел в переднюю одеваться. Ира вышла за мной. Я чувствовал, что меня рассматривают.
- Насколько я понимаю, ты прямо с аэродрома в управление, а оттуда ко мне. У матери не был? Естественно. Как она живет? Да, ты не знаешь. Валя, иди попрощайся с Алексеем Ивановичем.
Валя со звоном поставила тарелку на стол (по счету, вероятно, пятитысячную) и появилась в дверях. Полотенце у нее было намотано на руку, и она чинно, не подымая глаз, осведомилась:
- Алексей Иваныч уезжает в командировку?
- А у него вечная командировка.