- На кудыкину гору! - Бич в очках осекся, продолжил на всякий случай более спокойно. - На средний Енисей. Там тоже собираются ГЭС строить… Начнем новую замечательную жизнь.
- В Белоярах будете? Да?! - Хрустов побледнел, привстал. - Будете? Не врешь, бич?.. Я тебя умоляю… хочешь, десятку дам? Или целый ящик чаю тебе куплю?.. Загляните, братцы, загляните там к одной… возле вокзала… там старухи помидоры в банках продают… дом два, квартира семь… на двери зеленый ящик, написано Яшины. Там Галя Яшина живет… Мы в школе вместе учились. Запомните? Галя.
- Красивое имя, никогда не забуду, - проникновенно отозвался бородатый. - Галя. У Сальвадора Дали жена была тоже русская, тоже Галя.
Хрустов раздраженно прервал:
- Скажите! Привет, мол, из мрачных Саян… мол, Лева, лежит больной… медведь покалечил… и зэк потом… Уколоть их мещанскую обыденность, уязвить!.. Она меня забыла… простить не могла чепуху… Вот, я вам еще закажу водки, хотите? Девушка! Сюда!!!
"Разве я не любил тебя, Галя, Галинка-малинка! Вернулся из армии - в военной форме - а ты на крыльце, в белом платье ситцевом, скребешь доски косарем. Метнулась ко мне - я отстранился, ты мокрая была… Запомнила, обиделась. Потом запирались несколько раз, пока матери нет и брат Гришка в школе, целовались до онемения в теле, я настаивал… ты говорила: "Когда поженимся". Старомодные страхи! неужели я тебе не родной, а поставят чернильный штамп в паспорт - стану лучше? Ты плакала и молчала. А я твои письма перечитывал в армии десятки раз. Они на изгибах рвались, я эти клочки тасовал как колоду карт и читал снова, в любом порядке, и получалось как бы новое письмо. А ты меня, выходит, не ждала. Ждала, но прохладно. Однажды, правда, забыла свои мещанские условности, мы сидели на полу - чтобы с улицы не видно… но тут через окно залез Гришка, он не любил меня, а тебя ревностно охранял. Я его звал Лопоухим. Ты потом говорила о своем разговоре с ним: "Галка, ты голову не теряй. Я вчера в кино смотрел, там тоже вот так. А потом она все на дудочке играла, и пела, и плакала, и ты тоже потом будешь на дудочке…" Я разозлился и уехал. И чего тебе наговорили - не знаю. Ты начала дружить с другим мужчиной, Митькой-кузнецом. Одна грубая физическая сила, ума - не больше порции творога в столовой… никогда не прощу!"
- …Зайдете?! Дом два, квартира семь. Не забудете? Любое вознаграждение!
Бичи, шатаясь, поднялись, Хрустов попробовал удержать за рукав очкастого и нечаянно оторвал пуговицу. Бич в очках завопил:
- Гражданин, не приставайте! И отдайте мне мою собственность! Отдай пуговицу, дуб-бина!..
Оставшись один, Хрустов горестно похлопал по карманам - не было спичек. И обратился к человеку напротив, который странно улыбался, - к Васильеву.
- У вас спички есть? Эй! Алло!.. Всегда есть некто, кто сидит рядом и молчит.
Альберт Алексеевич заглянул ему в глаза.
- Я не молчу, я воплю, но никто не слышит…
- Во-первых, "воплю" нельзя говорить - вульгарно. - Хрустов недоверчиво обрадовался возможности поучать. - Лучше - вопию. Во-вторых, вы что - муравей, никто вас не слышит? Сократ что говорил?
- Что? - серьезно спросил Васильев и достал записную книжечку с карандашиком. - Я запишу.
Лева смутился.
- Спичек дайте… - Он закурил и затосковал, как школьник. Человек с длинным прямым носом, кажется, издевался над ним. Хрустов хотел бы немедленно уйти, но он не рассчитался с официанткой. - Би-ирюзовы… вы мои колечики…
- Лев Николаевич, бросьте, вы же не пьяный… - заметил Васильев. - Вы сказали очень много справедливого про нашу стройку…
- Что я сказал? - испугался Хрустов. - Я ничего не говорил.
- Говорили. Вы всегда говорите только правду?
- Ничего я не говорил! - Лева озирался по сторонам. Но в нем не мог не победить бойцовский характер. Хрустов вызывающе вскинул бороденку. - Ну и что?! А вам-то какое дело? Тоже, небось, уезжаете? Как эти? - Он кивнул на парней за соседним столиком. - Угадал?
Альберт Алексеевич покачал головой.
- Послушайте… - Он понизил голос. - А что бы вы сделали, если бы к вам в эти трудные дни обратился за помощью… сам начальник стройки Васильев?
О, самонадеянный, наивный, хвастливый Хрустов! Даже и теперь он не узнал Васильева! Единственный случай в жизни, за который ему мучительно стыдно. Нет, есть еще два-три случая, но этот - несомненно останется занозой в душе.
- Васильев?! Ха-ха-а! Обратится! - язвительно ожил Хрустов. - Он - железный монстр. На фиг ему Хрустов, сварщик и трепло.
- А вот представьте, - сосед по столу значительно помолчал и вытащил удостоверение. - Посмотрите. Васильев.
Хрустов, выпятив нижнюю губу, небрежно глянул на красные "корочки".
- Знаем мы, как эти ксивы делаются! Вы художник?
- Вот так вам и бичи не поверили… - хмурясь, пробормотал Васильев, жалея, что вызвался на откровенность. Оглянулся - официантка как сквозь землю провалилась. - Увы, все мы любим шутить. Юмор удлиняет жизнь. Хи-хи.
Хрустов снисходительно кивнул, подозревая в нем авантюриста, и обернулся к соседнему столику, где парень в полушубке и подросток в красной тесной курточке сумрачно пили вино.
- Уматываете? - с презрением спросил Хрустов. - Как крысы с корабля?
Парень деревенского вида, скуластый, как бурят, одна бровь выше другой, медленно кивнул.
- Брось, Бойцов, выпьем, - отозвался его спутник.
- Эх, Бойцов, Бойцов, - начал снова наглеть Хрустов, щурясь и раскачиваясь на стуле. - Тоже мне - Бойцов! Заработки упали? Бросаешь нашу ударно-комсомольскую?! Да-а, деньги уже не те, что были вначале… как шарфами заматывались! Небось, на новую стройку? Где еще меньше людей, и никто пока ни за что не отвечает, и идет золотой дождь? Нуте-с? Понимаю.
Бойцов тяжело вздохнул, опустил голову, почесал затылок. Парень в куртке толкнул его в бок: не обращай внимания. Но Бойцов, видимо, страдал.
- Верно он говорит… Только я не из-за денег. Он давеча хорошо про этих… мещан.
- Здесь бессеребреники! - ожесточенно вскинулся Хрустов. - Я в первой бригаде работаю, слыхал? Мы включили в свою бригаду Саньку Матросова, который дзот своей грудью… За Саньку - лишний час каждую неделю. Что час перед вечностью?! Конечно… - Хрустов, как бы отягощенный государственными заботами, нахмурился, покивал, выдержал длинную паузу. - Есть трудности, есть… В общаге не всегда горячая вода… но когда-нибудь! - вдруг истерично закричал он, вставая. - Когда-нибудь! Мы вспомним эти годы! Как самые счастливые! Наши палатки! Наши костры! Уезжайте! Со свистом!
Бойцов, оправдываясь, пробормотал:
- Мне там квартиру обещают… я маму привезу.
- И хорошо! - мгновенно подладился Хрустов. "Чего я кричу на него? - подумал он. - Еще даст по морде? Мое-то какое дело?" - Может, и хватит, дешевой романтики, - продолжал Хрустов. - Хватит бараков. На дворе - последняя треть столетья. Только грустно мне… грустно… Что Гегель-то говорил? Эх, вы-ы, говорил Гегель. Шучу. Мы - последнее поколение романтиков, белые могикане.
- Точно! - вяло восхитился Бойцов. - Здорово это ты.
- Спонтанные наши дружеские излияния - как громоотвод для очистки совести, векторы наших устремлений неопределенны, как ножки у таракана, во все стороны. Равнодействующая равна нулю.
- Во дает! - Бойцов посмотрел на своего приятеля. - А, Вовка?
Вовка пренебрежительно засмеялся.
- Трепач! Ты ему, Леша, фокус покажи, он такого сроду не видел.
Бойцов простодушно согласился. Хрустов, скучающе потягиваясь, смотрел. Наконец, появилась и официантка, высокая, прыщеватая с крашеными губами девица, она тоже уставилась на Бойцова. Бойцов продемонстрировал всем свой указательный палец, затем с таинственным видом накрыл его носовым платком… что-то пробормотал, и сдернул платок. Теперь под ним оказалось два пальца - указательный и большой. Бойцов сам первый засмеялся, официантка, презрительно фыркнув, ушла.
- Ничего, - буркнул Хрустов свысока. - Ждешь чуда - а там всего лишь еще один палец. Обманутое ожидание. Черный юмор…
Неожиданно забормотало вокзальное радио: "На второй путь прибывает поезд Саракан-Матанинск". Бойцов вскочил, парень в красной курточке подхватил чемоданы, они заозирались в поисках официантки. Хрустов уныло спросил:
- И ты брит? Это один зэк другому. Далёко?
- На восток, - ответил Бойцов. - Где же она?
- На восток… на восток… - зашептал Хрустов. - Поезд идет на восток… был такой фильм. - И снова сладкая надежда охватила его. - Красногорск будешь проезжать?
- Ну, буду. Где же она? Мне ж идти.
- Лёша! Лёш!.. - Хрустов выбежал к нему из-за стола, схватил за локоть. - Алексей! Алекс! Выполни просьбу! Хотя… конечно… надо потерять на это минут пять… разве в наше время кто-нибудь сделает что-нибудь для другого?
Парень в курточке толкал Бойцова к выходу.
- Да расплачусь я, иди! Товарищ, нам некогда!
Бойцов растерянно скривился.
- У меня времени не будет. Я сразу до Иркутска.
- Но ты же можешь пересадку сделать в Красногорске?! Там все поезда идут на Байкал! Ну, пожалуйста.
- Не знаю я… - Бойцов переминался с ноги на ногу. - Не смогу я.
Хрустов, не слушая его возражения, быстро заговорил:
- Запомни, там рядом с вокзалом библиотека есть железнодорожная… такая коричневая. Там Таня, Танечка Телегина работает. Во дворе и живет. Скажи ей, Леша, что Лев Хрустов помнит ее… любит…
Хрустов с ней два раза на танцах встречался и провожал домой, когда служил в армии, не могла же забыть она Хрустова! Бойцов уже уходил. Левка бежал за ним, отталкивая парня в красной куртке и пытаясь забрать у него калугинский чемодан.