- Кто–то назвал нашу восточную политику новым магнитным полюсом. - Карахан остановился посреди комнаты, чашка в его руках вздрагивала, отмечая немалое волнение. - Ну что ж, быть может, в этом сравнении есть своя доля правды - у наших восточных принципов есть сила притяжения… Но вот о чем я думаю: легче друзей привлечь, труднее удержать… Вы поняли меня?.. Дружба не освобождает от спора, а спор - это знания. Одним словом, нужны знания, не так ли?
- Очень нужны.
Карахан допил кофе, поставил чашку на стол.
- Есть смысл постичь эту проблему до конца, подумайте, Александр Христофорович, - он произнес все это, прямо глядя на Даниелова, у того были мягкие, кротко мигающие глаза, в этой кротости была и мудрость возраста, и спокойствие натуры - с Александром Христофоровичем всегда было легко. - Как старший Даниелов? - вдруг спросил Карахан. - Собирает передвижников и пишет монографию о человеке как первосути искусства?
- Пишет, Лев Михайлович…
Карахан, собравшийся уходить, вдруг сел.
- А нельзя все–таки посмотреть даниеловских передвижников?.. Приглашение ведь не надо инспирировать? Мы его имеем?..
- Да, конечно…
- Однако при случае дайте знать, что мы готовы побывать на Пречистенке…
- А какое время вам удобно, Лев Михайлович?
- Любое, разумеется, за исключением полуночи, когда Георгий Васильевич принимает дипломатов и может вызвать не предупреждая, - засмеялся Карахан.
Так и условились: они готовы ехать на Пречистенку в любое время, за исключением полуночи.
15
Буллит появился в гостинице в половине двенадцатого и застал Стеффенса, заметно возбужденного.
- Послушайте, Вильям, мы получили приглашение от этого нашего нового знакомого, который встречал нас на подступах к Петрограду! - произнес он, не спуская глаз с Буллита. - Это в двух шагах отсюда, по ту сторону реки… И, представьте, юная хозяйка…
и как хороша! - он сложил большой и указательный палец, щелкнул ими. - Вы ничего не поняли? Ну, мистер Крайнов, который встречал нас от имени мистера Чичерина! Теперь поняли? В кои веки вы имеете возможность побывать в русском доме! Только вникните, в русском доме… - Стеффенс приложил ладонь к батарее и тотчас отнял, видно, батарея была холодна, топили плохо. - Я приглашению рад, а вы?.. Хозяева говорят по–французски, но я не надеюсь на свой французский и пригласил нашего русского друга… Когда Серж рядом, я чувствую себя увереннее…
- Ну что ж, я готов, - сказал Буллит, не выразив особенной радости, в его ответе было согласие и на участие Цветова в посещении русского дома. - Значит, юная хозяйка? А кто она такая… хозяйка? Она ведь русская, а следовательно, должна еще что–то делать?
- Водит экскурсии, - с готовностью ответил Стеффенс. - Показывает русской революции Рафаэля…
- О, Рафаэля! - только и мог воскликнуть Буллит.
Цветова увлек этот поход за Москву–реку. Все–таки у Стеффенса был талант общения. Не так уж долго он видел Крайнова, а сумел заинтересовать настолько, что тот захотел принять его у себя дома. Ну, разумеется, приглашение адресовано делегации, но, не будь Стефа, не было бы и приглашения. Нет, Стеф на коне! Он на коне и в ином смысле: его не смутило высокое положение хозяина, и, собираясь в гости, он увязал пакет, уложив часть своих припасов - по нынешним временам это было, пожалуй, предусмотрительно и не должно было обидеть хозяев. Нет, решительно был у Стефа талант общения, а следовательно, потребность видеть новых и новых людей, открывая в них такое, что обогащало представление о мире…
На их звонок точно откликнулись окна, выходящие на заснеженный двор, все пять окон, вначале два, потом, пораздумав, остальные три, видно, хозяева находились в задних комнатах, где гостей не принимают.
Дверь открыл Крайнов. Сегодня он показался Цветову неожиданно высоким и больше обычного сребро–главым, да и голос соответствовал его стати. Еще там, в вагоне, Цветов сказал себе: для обычной беседы такой голос, пожалуй, был излишне трубным, вот и теперь стоило усилий пригасить его.
- Заходите, пожалуйста, - протрубил Крайнов. Цветов огляделся. На вешалке висела шинель, и
над шинелью торчком был водружен шлем.
- Хотите знать, не упрятал ли я в доме красного офицера? - засмеялся хозяин. - Не упрятал - мои доспехи! Сберег как воспоминание об Урале… - Цветову показалось, что хозяину было в радость вспомнить Урал. - Прошу вас, - пробасил Крайнов и, оглянувшись, бросил во тьму: - Ася, дети, встречайте гостей!..
Вначале послышался перестук каблучков хозяйки стремительный, а потом возникла она сама. Цветов должен был сказать себе: Стеффенс был недалек от истины. Та, кого он назвал юной, действительно была прелестна: невелика ростом, светлоглаза, светловолоса.
- Ой, господи, не надо, не надо!.. - взмолилась она, увидев в руках Стеффенса сверток, который он на раскрытых ладонях поднес ей. - Я вас предупреждала, не надо!.. - произнесла она, однако в глазах ее была благодарность. - Вот сюда, пожалуйста, - добавила она, увлекая гостей. - Здесь не так просторно, но тепло…
Они прошли в комнату, которая и в самом деле была невелика. В открытой печи, над которой простерлась стена обливного кирпича, потрескивали поленья - запах напитанного смолой дерева, непобедимо лесной, бодрящий, шел из печи.
- Садитесь, гости дорогие, поближе к печи, - . указала она на низкие полукресла, обступившие невысокий столик, придвинутый к очагу. - Тут нам будет тепло и, пожалуй, уютно… - она взглянула на открытую дверь, за которой, поотстав, сейчас находился Крайнов, он говорил по телефону. - Вот только одна печаль, как бы хозяина не вызвали… - произнесла она, прислушиваясь к разговору, который сейчас вел муж, она обратила глаза к окну, за которым во мгле раннего вечера поблескивал неяркими огнями кремлевский холм. - Верите, как зазвонит телефон, тотчас смотрю туда… Все звонки из Кремля!..
Стеффенс произнес с неумелой прилежностью, расчленив по слогам:
- Крем–лин… Крем–лин…
Крайнов уже закончил телефонный разговор и встал в дверях.
- Однако соловья баснями не кормят, прошу вас, дорогие гости! - Крайнов простер руку и чуть ли не упрятал под нею стол со всеми разносолами, которые по нынешней поре не так уж и скудны: картошка–кормилица под томатом и сметаной, селедка в подсолнечном масле, кусок овечьего сыра, брусок баранины в тончайших срезах. Бутылка белоголовки, сохраненная на праздники, к разносолам не относилась, но на столе присутствовала. - Разрешите? - хозяин не удержал могучего вздоха, и выводок рюмок будто сам вспорхнул и разлетелся по столу, встав там, где надлежит ему быть, большая пятерня хозяина с зажатой в ней белоголовкой точно описала круг над столом, разливая бесценную жидкость. - Будем здоровы!..
Выпили с готовностью, чуть азартной, не очень соответствующей количеству выпитого.
- Нет, нет, так ли это лишено смысла: превратить яшму и малахит в баржи с зерном и накормить Питер?.. - сказал Крайнов, возвращаясь к разговору со Стеффенсом в предыдущую встречу.
- И Питер не накормишь, и яшму с малахитом потеряешь! - не совладала с собой Крайнова - понимала, что большая сдержанность была бы тут уместнее, но не стерпела и бросила в сердцах.
- Если даже накормишь одного–единственного человека, есть смысл проститься с малахитом! - отрезал Крайнов гневно.
- Правда за внуками… - кротко произнес Стеффенс. - Как они взглянут на это из своего двадцать первого века - что–то могут одобрить, а что–то и не одобрить!
- Нет, надо быть точным: что–то поймут, а что–то не поймут! - откликнулся хозяин. - Я не уступлю внукам своего права вершить суд, правду буду устанавливать я…
- Почему? - спросил Стеффенс, не скрыв изумления. - Разве им будет не так хорошо видно с их вышки, на которую поднимет их двадцать первый век?.. Оттуда наверняка будут лучше видны и наша правда, и наши заблуждения…
- Нет, им надо не подниматься на эту вышку, а опуститься с нее к нам! - отрезал Крайнов.
- Опуститься, чтобы ощутить вкус правды? - спросил Стеффенс, он дал себя втянуть в спор, убежденный, что правда на его стороне.
- Чтобы ощутить вкус… голода! - уточнил хозяин строго. - Сытый голодного не разумеет!..
Крайнова улыбнулась.
Дало о себе знать молчание, долгое и, по всему, нерушимое. Только булькала водка, которую разливал Крайнов; он был взволнован не на шутку, рука, разливающая водку, подрагивала.
- Я отнюдь не против того, чтобы самоцветы остались в России, - сказал наконец Стеффенс.
- И я не против!.. - ответствовал Крайнов, и сочувственная улыбка обежала сидящих за столом.
- Сегодня самоцветы, а завтра, упаси господи, и Рафаэль с аукциона пойдет… - уперлась испуганными глазами в мужа хозяйка, она–то понимала толк в Рафаэле.
- Ася, это не так нелепо, как тебе может показаться! - взглянул на жену Крайнов, взглянул не без гнева - этот разговор, видно, и крайновский дом не раз раскалывал надвое. - Когда ребенок твой валится от голодного обморока, пустишь с аукциона и Рафаэля… - он посмотрел на дверь, за которой находились дети, посмотрел сам и будто приковал к дверям взгляды других.
- Ты хочешь, чтобы я выбрала между Рафаэлем и Танечкой?.. - едва ли не крикнула Крайнова. - Ты об этом хочешь меня спросить?
- Есть вопросы, на которые не ответа, - подал несмелый голос Стеффенс.
- Нет–нет, все вопросы имеют ответ!.. - воскликнул Крайнов и поднял глаза на жену, они все еще были полны гнева. - Допускаю, что наши дети дадут ответ и на этот вопрос…
- Вот именно, они–то разберутся в этом… - подхватила Крайнова, она вкладывала в слова мужа свой смысл.