Чичерин положил перед собой документ, однако читать не стал, а со свойственной ему неторопливостью перелистал его и принялся излагать. Он старался это делать с той тщательностью, с какой делал всегда, когда надо было передать и содержание документа и не утаить от слушателей своего мнения. Как можно было понять Чичерина, главным событием, к которому своеобразными путями сбегались все предложения, была конференция по перемирию. Русские полагали, что она могла состояться в обозримом будущем в Норвегии, а может быть, даже и в Финляндии, страны Антанты склонялись к островам в Мраморном море. Перемирие продлится две недели, однако по мере необходимости может быть продлено. Пока стороны будут оставаться в состоянии перемирия, войска, как полагается, должны находиться на своих местах. Особо оговаривалось, что отменяется экономическая блокада и возобновляются торговые контакты между сторонами. Вступает закон об амнистии для всех, кто был обвинен в симпатиях к новой России, дана возможность вернуться на родину военнопленным.
- Как мы уже об этом говорили, наш договор должен склонить стороны к… классическому статус–кво!.. - произнес Чичерин. - Войска останавливаются там, где застал их договор, при этом численность войск, как и размеры вооружения, остается прежней…
- А как мы за этим проследим? - спросил Буллит.
- Главное - согласие, а с остальным как–нибудь совладаем, - произнес Карахан, он был человек действия.
- Да, главное - согласие, - поддержал Чичерин. - Именно согласие, - повторил он, это слово вдруг обрело для него новый смысл, важный, точно вобрало в себя дополнительный свет и стало в большей мере зримым. - Если под согласием понимать взаимное доверие, - пояснил Чичерин.
- Доверие… в том смысле, что все иностранные войска должны уйти из России? - спросил Буллит - он запрятал этот вопрос так глубоко, как мог.
- Все, разумеется, - подтвердил Чичерин. - Здесь главный пункт нашего договора, как главный пункт нашего согласия…
- Если под согласием понимать доверие, - откликнулся Карахан, занявший место в стороне. С неодолимой страстью он следил за диалогом, происходящим за овальным столом. "Доверие" - то самое слово, которое, на его взгляд, собрало в себе смысл диалога.
- Но не все может быть во власти союзников… - озадачил всех Буллит. - Союзники отведут войска, а белые армии будут npo/юлжать действовать…
- Пусть союзники отведут… - осторожно пояснил Чичерин, его реплика точно предполагала: "Пусть союзники отведут, а с остальным мы сдюжим". - Надо, чтобы союзники подали сигнал к уходу, дав понять, что все происходящее в России - дело самой России…
- Самой России, - шевельнулись губы Карахана, голоса не было слышно.
- Говорят, что адмирал Колчак не любит, чтобы им повелевали, - произнес Буллит. У него была потребность упомянуть Колчака, чтобы дать понять присутствующим: Америка отнюдь не открещивается от адмирала. - Колчак упрям…
- Красная Армия умеет разговаривать с адмиралом, - сказал Чичерин тихо и, точно соглашаясь с произнесенным, кивнул. Было видно, как на стене дернулась тень от его бороды.
- Умеет, - повторил Карахан, на этот раз внятно.
- Ну что ж, если дело пойдет так, то встречи на Принцевых островах не избежать, - засмеялся Буллит.
- На Принцевых? - не скрыл своего удивления Чичерин. - Это как же понять: на Принцевых?
- Полковник Хауз говорит: "Лучшего места для встречи с русскими не найти… Полагаю, что полковник ищет повода вернуться на Принцевы острова, у него есть к этому причины…
- Главное, чтобы полковник Хауз захотел, остальное как–нибудь приложится… - усмехнулся Чичерйн, однако из его иронической реплики так и нельзя было понять, в какой мере мысль Хауза о Принцевых островах симпатична русским. Буллит встал.
- Перед нашим отъездом из Парижа "Тан" сообщила, что Россия затребовала свое золото из Стокгольма, - Буллит решительно переключал разговор на иную тему. - Ну, тот самый вагон золота, который Керенский тайно переправил в Стокгольм в обеспечение шведского займа. Я тогда сказал полковнику Хаузу: "Это золото принадлежит России, и не отдавать его бессовестно".
Ну что ж, неожиданно затеяв разговор о русском золоте, присвоенном шведами, Буллит как бы убивал двух зайцев: свидетельствовал свои симпатии новым русским и уточнял, в какой степени сообщение "Тан" близко истине.
- Шведы согласились принять нашего представителя еще в этом месяце, - заметил Чичерин лаконично.
- Тут наши позиции сильны, это русское золото, - добавил Карахан, сохранив тон, который сообщил своей реплике Чичерин.
Буллит откланялся, нельзя сказать, что краткий диалог о русском золоте дал ему много, но у него и не было оснований быть недовольным, что он затеял этот разговор.
Чичерин остановил Карахана, когда тот уже был у двери.
- А устраивают ли нас Принцевы острова?.. - он встал из–за стола. - И как отзовется все это на наших черноморских делах? - он подошел к Карахану вплотную. - А нет ли смысла спросить кого–то из наших ориенталистов? Ну, например, Даниелова? - ему даже стало весело от одного этого имени. - Спросите, спросите Даниелова!
Чичерин улыбнулся при имени Александра Христо–форозича. Георгий Васильевич любил иметь дело с Да–ниеловым, считая его человеком обязательным.
Худой и высокий, быстрый в походке и жестах, с ярко–черной шевелюрой, Даниелов казался младше своих лет… Он ходил, чуть приподняв плечи, отчего его впалая грудь как бы западала еще больше. Когда говорил, покашливал, но поток речи оставался стремительным, а каждое слово было четким - сам процесс речи, определенно, доставлял ему удовольствие. Слава полиглота–ориенталиста импонировала ему, он знал, что знает много и это небезызвестно людям.
Еще на дальних подступах к кабинету Даниелова Карахан ощутил запах кофе. "Колдует, старый хитрюга!.." По запаху кофе был хорошим: пряным, маслянистым, быть может, чуть горьковатым. Накануне мешочек густо–коричневых зерен привез со своей Пречистенки брат Николай и передал Александру Христо–форовичу из рук в руки. Много ли надо для безбедного житья–бытья ориенталиста: наперсточек драгоценного напитка, не дающего иссякнуть слабым силам, и, разумеется, арабский манускрипт - при желании его можно и сейчас рассмотреть в неярком свете настольной лампы. Как заметил Карахан, чем больше тускнеет бумага манускрипта, тем ярче чернила, в них есть негасимость сажи. Разумеется, запах кофе тепла не прибавляет, но есть все–таки ощущение тепла - хоть снимай шубу на старых лисах, с которой Александр Христофорович предпочитает в наркоминдельских студеных сумерках не расставаться.
- Александр Христофорович, есть смысл нам ехать на Принцевы острова? - произносит Карахан, появившись на пороге. - Чичерин сказал: спросите Даниелова, ему Принцевы острова наверняка говорят больше, чем нам с вами, он небось был на них… Были вы на Принцевых островах, Александр Христофорович?
- Был, конечно… - Даниелов снимает с огня медный ковшик со вскипевшим кофе, гасит спиртовку. - Господи, кто в наше время не был на Принцевых островах!..
- Однако вы шутник, Александр Христофорович, я не был на Принцевых островах!..
- Да?
Нет, Даниелов не смеется, он всего лишь усмехается, спрятав глаза под густыми, заметно взлохмативши* мися бровями.
- Ну что можно сказать о Принцевых островах!.. На небе рай, а на земле Принцевы острова!.. У Парижа - Барбизон, у Петрограда - взморье, у Стамбула - Кызыл - Адалар, то бишь Принцевы острова!.. Простите, но для Турции Кызыл - Адалар - тот же Стамбул. Шесть километров моря - не столь уж непреодолимый барьер. Если можно это расстояние увеличить, дело только выиграет…
- Кипр или Сицилия?
- Даже остров Святой Елены…
- Все понятно: осторожен Даниелов…
- Положение обязывает, Лев Михайлович… Попробуйте… нам с вами показано, - Даниелов взял ковшик, принялся разливать, в кофе были густота и блеск масла. - Остров Святой Елены удобнее Принцевых островов, Лев Михайлович…
- Значит, чем дальше от Стамбула на запад, тем лучше, не так ли? - ирония Карахана стала откровеннее. - Да надо ли нам так бояться Востока?..
- Мне ли бояться Востока, Лев Михайлович? - Даниелов поднялся - реплика Карахана задела его за живое. - Сколько помню себя, шел Востоку навстречу, кстати, за доказательством далеко идти не надо, вот оно… - Он привстал и пододвинул к Карахану стопку машинописных страничек, охваченную никелированной скрепкой. - Нет–нет, читайте!..
Не обнаруживая большого любопытства, Карахан обратил взгляд на документ и быстро отвел - Даниелов и в самом деле превзошел себя!.. Перед Караха–ном лежал документ, в некотором роде эпохальные проект создания департамента. Изжили себя примитивные японский, китайский, персидский и турецкий столы, возникал центр нашей дипломатической ориенталистики, крупный департамент, собравший знатоков Востока, и по этой причине своеобразный куст языков: китайского, японского, фарси, хинди, бенгали, арабского.
- Мы должны быть корректны в наших отношениях с Востоком, а корректность требует знаний, - произнес Даниелов воодушевленно - не иначе чашечка кофе одарила его энергией необыкновенной.
- Дай вам волю, и вы завтра потребуете создания академии восточных языков, Александр Христофорович, - заметил Карахан, смеясь, он знал, что деятельная энергия Даниелова нуждалась в поощрении.
- И потребую, - произнес Даниелов без улыбки. Карахан взял свою чашку кофе, медленно пошел по
комнате - он был гурманом, умел продлить удовольствие.