* * *
Пятнадцатого августа караван Коляна прибыл на конец маршрута. Путешествие было не самым приятным. Пленники, очухавшиеся от клофелина, заботливо насыпанного Олегом Ивановичем на донышки двух рюмок, и осознавшие своё горестное положение, отравляли жизнь Коляну своими воплями и призывами одуматься. Но это было полбеды. Большей бедой было отправление естественных надобностей пленников. Для этого ему приходилось освобождать им руки. Первым этой чести удостоился Нечипор. И он тут же сделал попытку наброситься на Коляна. Колян ожидал этого и покарал строптивца, уложив его лицом на землю и отвесив несколько увесистых затрещин. Несмотря на наглядность урока, попытку бунта при такой же оказии предпринял и Галуза. И его постигла та же участь. При очередной гигиенической остановке были предприняты новые попытки взбунтоваться, что немало удивило Коляна. "Ну и тупари", – подумал он презрительно. Так и пошло. Остановка по нужде, освобождение рук, бунт, кара. И так каждый день, и не по разу.
Несчастные пленники ничего не понимали. Впервые увидев себя упакованными в лодке, они решили, что Колян сам замочил Лопату, сгрёб деньги старика себе и теперь собирается замочить и их. Но Колян почему-то цацкался с ними. Дни шли за днями, а они всё ещё оставались живыми. Да что там живыми! Раздавая им затрещины, Колян даже не пытался изувечить их, что для них было бы самым естественным делом. Ни Нечипор, ни Галуза не отличались познаниями в топографии и географии, но и они понимали, что их караван прибыл к месту встречи с вертолётом. И это сбивало их с толку ещё сильнее.
– Слышь, Галуза. А может быть, Колян свихнулся?
– Да и я так же думаю. Ещё два дня, и придёт вертушка. И если Колян нас не замочит, то нас освободят, и тогда ему хана. О чём он думает? На что надеется?
– Ну точно свихнулся!
Колян между тем неумело бросал блесну. Иногда броски у него получались. И один из таких бросков оказался успешным. Леска рывком натянулась, удочка завибрировала. Сердце Коляна радостно забилось, и он начал наматывать леску на катушку. Это оказалось непростым делом. Колян кряхтел и вскрикивал. Пленники, лёжа в лодке, не могли его видеть, и их сомнение в душевном здоровье Коляна от его возни только усилилось. Могучий Колян оказался всё-таки сильнее рыбы. Это был таймень весом не менее пуда.
– Эй, козлы, смотрите, какую рыбину я вытянул!
Колян поднёс рыбу к лодке с пленниками, показал её и выбросил в воду. Такую огромную рыбину до вертолёта и втроём не съесть. Пусть плавает. Этот поступок окончательно утвердил пленников, что Колян не в себе.
– Слышь, Колян, послезавтра придёт вертушка. Ты полетишь с нами?
– А куда же я денусь?
– Так тебе же придётся нас развязать. Отвяжи сейчас, чего тянуть-то? Мы тоже хотим рыбу половить.
– Мне вас развязывать не придётся. Пусть менты вас развязывают.
– Какие менты, откуда они тут?
– Прилетят.
– Да ты что, совсем спятил? С чего это они сюда полетят?
– Нас повязать.
– Нас?
– Да нас. Вас двоих и меня.
– Да откуда они возьмутся?
– Оттуда. Дед Дудинский их вызвал.
– Как вызвал?! Ты же его замочил.
– Да фуфло я гнал. Всё не так было. Дудинский живёт и не кашляет.
– А Лопата?
– А Лопату бог наказал. Дед его на дровах связанным оставил, а ночью в дрова молния шандарахнула. От Лопаты даже пепла не осталось.
– А ты-то что делал? Ты-то где был?
– Да там же и был. Но я завязал и чистосердечно раскаялся.
– Да не гони ж ты порожняк, Колян!
– Это не порожняк. Вот прилетят менты, сами убедитесь.
– И ты, сука, хочешь нас ментам сдать?
– И сдам.
На Коляна посыпался град угроз и призывов одуматься, а Колян уселся в сторонке и задумался. В памяти у него снова и снова проходили сцены его короткого пребывания на станции дяди Олега. Называть Олега Ивановича как-то иначе у него не получалось. Старший двоюродный брат стал для него навеки дядей Олегом. У Коляна время от времени щемило сердце от мысли, что ему предстоят суд и годы заключения, но едва он вспоминал дядю Олега, и щемящая боль проходила. "Прорвёмся!", – твердил он про себя. Тут он вспомнил "Двенадцать разбойников".
– Эй, козлы, послушайте-ка песню, которую я на днях выучил.
Колян не отличался ни слухом, ни голосом, но потрясшую его балладу он пропел безошибочно и с чувством.
– Это тот лох тебя такой мути обучил? – язвительно спросил Нечипор.
– Это не лох! Это мой дядя Олег, и за него я любому пасть порву. Понял?! Молчите, суки, а то утоплю, как щенят, и скажу, что так и было.
История с атаманом Кудеяром не произвела на пленников ни малейшего впечатления. Она лишь усилила уверенность, что у Коляна крыша поехала, и они сочли за разумное помалкивать. Ещё и в самом деле утопит. Что с психа взять?
* * *
В одиннадцать дня девятнадцатого августа прибыл тот же вертолёт, который две недели назад высадил горе-туристов у истока Тареи. Сделав на малой высоте круг над рекой, вертолёт грациозно опустился на поляне недалеко от берега. Находящийся в пилотской кабине красноярский следак с изумлением увидел картину, в реальности которой он сомневался до последнего мгновения. Двое туристов лежали, связанные спинами друг к другу, на дне лодки, а один турист приветственно размахивал рукой. Четвёртого туриста не было видно. Сверху были хорошо видны аккуратно разложенные на носу второй лодки четыре пистолета. Следак до последнего предвкушал наслаждение, которое он получил бы, когда бы выяснилось, что вся эта командировка – пустая трата времени. Он ожидал увидеть четырёх отдохнувших туристов и так надеялся утереть нос своему начальнику, поверившему бредням чудака-отшельника. Увы, наслаждение отменялось. Увиденная картина при всей её невероятности точно соответствовала сообщениям Дудинского.
Открылась дверь, откинулась лесенка, и по ней сбежали три омоновца в боевом облачении с десантными автоматами. Следом вышел штатский в обычном костюме и туфлях. "Стоять! Руки вверх! Не двигаться!", – скомандовал старший группы захвата, и Колян послушно поднял руки. Подошедший омоновец равнодушным голосом приказал: "Руки за спину! Спиной ко мне!". Через мгновение на запястьях Коляна защёлкнулись наручники. Омоновец проворно ощупал его с головы до ног. "Чисто". Вскоре и Нечипор с Галузой оказались в том же положении. Поставленные рядом с Коляном, они тут же набросились на него, норовя пнуть побольнее. Омоновцы вмешались незамедлительно, но Коляну всё равно досталось по лучевой кости левой ноги, и он корчился от боли.
– Так это ты Мягков Николай Каллистратович? – спросил следак.
– Так точно, я.
– Да, дружище, удивил ты меня. Ни в жизнь бы не поверил, чтобы такой урка до такой степени раскаялся.
– Это дядя Олег меня на ум наставил.
– Это Дудинский что ли? Олег Иванович?
– Да, он.
– М-да… И как же он этого добился? Следов пыток вроде бы не видно…
– Какие пытки?! Просто дядя Олег оказался моим родственником, а я убивать его пришёл. И так мне стыдно стало, что я завязал. Готов понести заслуженное наказание и начать новую жизнь.
– Значит, Олег Иванович не сумасшедший…
– Сумасшедший?! Да сами вы чокнутый после этого.
– Но-но, не груби мне. Я, скорее всего, буду вести это дело.
– А что тут вести, я всё уже показал на видеокамеру. Можете по всем адресам проверить, что я ничего не утаил.
– Ладно-ладно. Об этом потом. А что, Лопатина вправду молнией сожгло, или это была не молния?
– Да вправду. Мы спали, а собака нас лаем разбудила, когда пожар начался. А потом мы запись видеокамеры просмотрели. Где-то в полночь молния в дрова и шандарахнула. Всё отчётливо видно.
Нечипор с Галузой слушали этот диалог и чувствовали, как волосы шевелятся у них на голове. В вертолёте их усадили на пол, а Колян, освобождённый по команде следака от наручников, уселся на сиденье рядом с ним. Всю долгую дорогу они оживлённо беседовали, и следак время от времени качал головой, не скрывая изумления.
Глава 25. Между тем в параллельной вселенной
Шумит, бурлит, флуктуирует кипучее Ничто. Вселенные плодятся и размножаются в экстатическом угаре. В самых плодоносных из них зарождается жизнь, и в избранных из этих плодоносных зарождается его величество Разум, стремящийся познать всё, в том числе и самого себя. Казалось бы, нет ничего теснее, чем Ничто, но в нём чудесным образом хватает места всем уже народившимся вселенным и всем бесчисленным будущим. Каждой найдётся свой уголок в безмерном своей малостью Ничто. Нашлась в нём и та, где события на дальней станции на Таймыре пошли несколько иначе…
В то время, как Олег Иванович из нашей родной Вселенной уселся за компьютер и отправил сообщение о захвате бандитов Константину Антоновичу в Красноярск, в одной из прочих Вселенных его двойник, тоже Олег Иванович, сопровождаемый недоумённым тоже Шариком, вернулся в дом и наскоро перекусил остатками вчерашнего обеда – рыбными пельменями. Затем он прошёл к компьютеру и увидел несколько поздравлений ко дню рождения. Одно из них было от господина Тюлли из Дюссельдорфа. От брата Константина из Красноярска ничего не было. Олег Иванович не стал отвечать на поздравления, но задумался, стоит ли спешить извещать брата Константина, а с ним и правоохранительные органы, что бандиты прибыли к нему и стреножены? Спешка нужна при ловле блох, а здесь он изловил отнюдь не блох. Успеется, – решил Олег Иванович и направился к своему крематорию.
Прослушав запись с диктофона, Олег Иванович содрогнулся, представив, что ждало бы его, не сработай его западня с хлороформом. Изменившимся голосом он произнёс: