От этих слов пленникам стало не по себе. Подсевший размеренный голос, выражение лица Олега Ивановича убеждали сильнее слов – он осуществит своё намерение и избавится от них самым эффективным образом, обратив их в дым.
– Но, впрочем, у вас ещё есть выбор. Вы можете остаться наживу только в том случае, если признаетесь перед видеокамерой во всех… я подчёркиваю, во всех ваших преступлениях за время с последних отсидок. И не просто признаетесь, а доказательно. Так, чтобы всё можно было легко проверить.
– Олег Иванович! Да вы – сумасшедший!
– Павел Фёдорович, я понимаю, что душой вы не можете смириться с вашим положением. Но вы же не Коля, включите свои мозги и убедитесь, что мы с вами одновременно жить на этой планете не сможем. Если я отдам вас милиции без материалов на пожизненное заключение, вы вернётесь, и мне конец. А зачем мне это? Мне много проще вас сжечь, и никто ведь никогда не узнает, что с вами стало. Пропали без вести на просторах Таймыра. И всё. Так что выбирайте: или вы расписываете всю вашу преступную деятельность, или сгораете.
– Олег Иванович!
– Всё! С вами я пока прекращаю дискуссию, а вот с Колей я поговорю отдельно. Коля помоложе вас, тяга к жизни у него сильнее, и он поможет мне в сборе оснований для вашей посадки. Не так ли, Коля?
Коля что-то замычал, готовый упасть в обморок. Олег Иванович отвязал его от бревна и помог ему слезть.
– Ба! Коля, да ты никак в штаны надул? Ничего, на ветру скоро просохнешь. Пошли-ка вон к тому ветряку.
Олег Иванович провёл очумевшего Коляна к восточному ветряку, усадил его на землю и привязал к опоре.
– Скажи, Коля, ты жить-то хочешь?
Колян не ответил. Голова его готова была взорваться. Признаваться в своих делах, как требует этот чокнутый старик, было противно его существу до предела. И с перспективой сгореть он смириться тоже никак не мог. Наступил ступор.
– Вижу, что хочешь. Оттого тебя и клинит. Но ты подумай, подумай, как следует. Отсидишь своё, выйдешь и заживёшь, как человек. Деньги у тебя будут… О матери подумай. Как, кстати, Мария Ивановна поживает? Ты ей хоть помогаешь чем?
Колян встрепенулся. Откуда он знает, как звать его мать? Он что, волшебник? Олег Иванович посмотрел на ошеломлённого Коляна с хитрым прищуром.
– Наследство-то большое ожидаешь? Что там в Пензе Борис Моисеевич тебе говорил?
Колян был на грани потери сознания и готов был поверить, что всё это ему снится. Может ли наяву случиться такое, чтобы этот таймырский отшельник знал и его мать, и Бориса Моисеевича?! Тем более, что всё это держится в секрете, и даже Лопата ни о чём не догадывается.
– Ну что ж ты молчишь, Коля? Ответь по-родственному. Мы же с тобой, как-никак, двоюродные братья.
Колян стал задыхаться, не перенеся вал свалившихся на него потрясений.
– Но-но, Коля. Ты же вроде не слабак и не баба. Успокойся. Сейчас я тебе воды принесу.
Олег Иванович поспешил к дому. Лопата, видя, что Колян тупо раскачивает головой, а хозяин станции несёт ему воду, решил, что Колян обезумел от аргументов хитрого старика, припёршего, похоже, Коляна к стенке. "Лопате" стало тоскливо. Никогда он ещё в такое безвыходное положение не попадал. "Если Колян расколется, а этого вполне можно ожидать, то плохи мои дела" – решил он.
– На, дорогой кузен, попей водички, да очухайся. Тебе-таки повезло, не то что твоему шефу.
– Что-то я ничего не понимаю. Вы что – тот, кто ищет наследников?
– Да, Коля, именно так. Моя мама Марфа Епифановна Синельникова и твой батюшка Каллистрат Епифанович Синельников были родными братом и сестрой. У тебя мать вот осталась, а я круглый сирота. Но под старость лет решил я поискать родственников – куда же мне деньжищи-то свои девать? Не отдавать же всё на благотворительность, если где-то какая родня осталась. Вот так я тебя и нашёл, Колюня. Но радости от этого, извини, как-то мало. Единственная родная душа на земле, и тот бандит…
– Так, может быть, не надо родственника-то убивать?
– Ишь ты, как запел. А я ведь и вправду не хочу ни тебя, ни твоего шефа убивать. И не убью, если только не вынудите меня пойти на это.
– Да мы не будем вынуждать…
– А чтобы не вынудить, надо честно и доказательно сообщить о всех ваших преступлениях за последние годы, чтобы честно сесть и отсидеть положенное.
– Да не было никаких преступлений…
– Да-а, Коля, и в кого ты такой тупой уродился? Мы же одной крови, я вроде нормальный, а ты-то почему дурак?
– Да честно…
– Ну что ты несёшь?! Вы же пришли сюда с намерением отобрать у меня деньги и потом утопить. Ведь не оставили бы вы меня живым ни за что – я бы сразу заявление на вас подал. Ну ты дурак, так твой шеф-то уж сообразил бы, что безнаказанно отобрать деньги, не убив меня, нельзя. Ну, доходит до тебя?
Колян понуро кивнул головой.
– То есть, вас уже можно сажать за покушение на убийство. А покушение на преступление карается одинаково, как и само преступление. Так было покушение, или нет?
Колян замолк, не в силах отрицать и признаться.
– Слушай, Колюня. Тебе надо во всём чистосердечно признаться. И про шефа твоего всю правду выложить. Ведь он же главарь вашей банды. Только тогда ты не вынудишь меня тебя сжечь. И сделать это надо, как можно быстрей, чтобы я вызвал милицию, пока те двое вас не хватятся. Они где, кстати, вас поджидают?
– Ну там, где Вента в Тарею впадает.
– Всё правильно. Я так и думал. Давай-ка, Коля не будем тратить время зря. Сейчас я принесу видеокамеру, и ты сделаешь чистосердечное признание для прокуратуры и подробно расскажешь о подготовке вашего рейда ко мне. С самого начала. Имей в виду, я знаю кое-что о твоих командировках, и если уличу тебя во лжи, ты будешь мне не брат и даже не труп. Станешь дымом. Только чистую правду! Ты понял?
– Да, понял.
– Молодец. И имей в виду. Покаешься, отсидишь, поможешь шефа и всю вашу банду засадить – вступишь в наследство. Оставлю я тебе достаточно денег, чтобы не знать тебе нужды под старость лет. Выбирай – или это, или дым.
– Дым не хочу.
– Вот и договорились. Сейчас я подойду. Да, вот что. Когда ваша банда на меня вышла? Не после ли открытия мною счёта в Дюссельдорфе?
– Да, с того момента.
– И наводку дал Йоханн Фишер?
– Да, он.
– Ясно. Ну, потерпи минутку. Я скоро вернусь.
Олег Иванович вернулся с видеокамерой и штативом. Лопата проводил его взглядом и догадался, что Колян сейчас начнёт "петь", и лютая злоба охватила его.
– Колян, сука! Молчи! Он блефует, ничего нам не будет. Молчи! Слышишь?!
Колян мельком бросил взгляд на своего шефа и отвернулся.
– Не слушай его, Коля. Ты ещё увидишь, как он тебя главным злодеем сделать постарается. Ты готов?
– Да, в порядке.
– Значит так. Смотри в объектив. Вначале представься и сообщи, что делаешь чистосердечное признание в покушении на моё ограбление с последующим убийством.
Олег Иванович закрепил камеру, навёл её на лицо Коляна крупным планом и дал отмашку рукой. Колян прокашлялся и заговорил осипшим голосом: "Я, Мягков Николай Каллистратович, сегодня, девятого августа 2010 года, находясь на станции Дудинского Олега Ивановича на Таймыре, чистосердечно признаюсь, что я прибыл сюда вместе с руководителем нашей преступной группы Лопатой, то есть, Лопатиным Павлом Фёдоровичем с целью вымогательства денег у хозяина станции и последующего его убийства…". Олег Иванович едва не присвистнул от складности первой фразы, произнесённой Коляном. "Похоже, ему не раз приходилось давать показания на видеокамеру", – мелькнуло в его голове. Дальше Колян говорил уже не столь гладко, но вполне ясно и даже убедительно. Через двадцать минут Колян закончил. Лопата наблюдал за этой сценой издалека и лихорадочно соображал, какую линию избрать ему теперь. Ничего в голову не приходило, и он смирился с тем, что придётся импровизировать по ходу развития событий.