Шестая глава
За свою двадцатилетнюю жизнь - Павел не раз слышал о предательстве. Клюфт понимал, что предательство, это один из самых мерзких человеческих поступков - который можно совершить. По представлению Павла - предательство даже имело какую-то физическую форму. Что-то на подобие - мерзкой слизи, пахнувшей, как болотная жаба. Эдакий - сгусток зелено-серых червей, которые зарождаются в голове у человека - решившегося на предательство. Все это для Павла было мерзко и гадко! Но двадцатилетний человек еще никогда в жизни не сталкивался с этим страшным понятием людских отношений напрямую. И вот оно случилось. Вот, он впервые в жизни и узнал, что значит - предать! Что, значит - растоптать дружбу! Что, значит - убить в себе порядочность и благородство. И ради чего? Ради чего все это? Поступок Димки Митрофанова не как не укладывался в голове у Клюфта. Павел сидел у окна в кабинете. Он сидел в темноте. Курил - всматриваясь в замерзшее стекло. Замысловатый рисунок, абстракция льдинок - словно загадочная карта неведомого мира, огромного океана его жизни и необитаемых островов его мыслей. Какие еще мели и рифы встретятся на пути?! Какое еще ждет испытание?! Ну, а пока, надо терпеть. Неожиданный ураган, шторм и коварный выстрел в борт пашкиного фрегата из всех орудий димкиной бригантины. Холодный воздух, залетал с порывами ветра, в открытую форточку. Павел докурил папиросу. Встал и затушил окурок. Клюфт подошел к вешалки и одев свой полушубок, на ощупь, не зажигая света - намотал на шею шарф. Помолчав, Павел взглянул в сторону димкиного стола. Рабочее место Митрофанова, в полумраке, казалось загадочной скалой - в неизведанном море. Клюфт вздохнул и пошарив рукой по стене нащупал кнопку включателя. Рубильник щелкнул и тусклый свет от маленькой лампочки в железном, словно масленка, абажуре под потолком, нехотя озарил помещение. Павел медленно подошел к столу Митрофанова. На нем царил хаос. Вырезки из газет. Исписанные и мятые листы бумаги. Разбросанные, как попало, книги и полная окурков, железная банка из-под консервов. Клюфт нагнулся и приоткрыл верхний ящик стола. В нем белел сверток. В плотную, серую ткань, было завернуто, что-то большое и тяжелое. Павел выдвинул сильнее ящик и достал аккуратно запеленованный предмет. Клюфт бережно, с опаской, развернул тряпку. Черная обложка, словно крышка от рояля - блестела. Павел провел по выпуклым большим буквам пальцами:
- Библия…. Так вот, какой он, капитал Маркса читал… - выдохнул Клюфт. Павел, услышал голоса и топот ног в коридоре. Собрание закончилось. Из актового зала, по своим кабинетам расходились коллеги. С минуты на минуту сюда должен был зайти Димка. Павел спешно завернул библию и засунув книгу на место - задвинул ящик. Выключив свет, схватил шапку и вышел из кабинета. Клюфт старался идти по коридору быстро. "Только бы никто не попался на лестнице. Никого не хочу видеть! Никого! Сволочи! Все просто сволочи! Сумасшедшие сволочи! Кому верят?" - думал Клюфт Его пожелания сбылись. На лестнице он не встретил сотрудников редакции. Большая часть из них уже ушла по домам. Те, кто остались, сидели по кабинетам. Павел вздернул руку и потянув края рукава - посмотрел на часы. Полдевятого. "Ого! Время то уже полдевятого! Вера! А как же Вера! Она бедняжка ждет! Наверное, замерзла. Лапочка! Бельчонок мой!" - мысленно сокрушался Павел. Он понял, что, как никогда, хочет прижаться к ней! Поцеловать кончики ее озябших пальчиков, ее щеки! Погладить ее волосы! Просто ощутить ее тело! И услышать ее милый голос. Вера - единственный человек, который ему был так нужен сейчас! Вера, ее имя, ее имя само по себе вселяло силы. Вера! Вера в себя! Вера в нее! И вера, что димкино предательство - лишь глупая ошибка! Ошибка друга, за которую он будет каяться. "Нет, все-таки, как здорово, что родители ее назвали Верой! Вера - что может быть лучшего! Вера в Бога! Стоп! Опять? В какого Бога? Вера в справедливость - это не может быть верой в Бога! Бога ведь нет! Но если разобраться - а вдруг раньше люди и называли Богом - справедливость. Бог и есть справедливость! Нет! Стоп! Опять! Опять несет! Опять я ушел, куда то далеко! Опять этот Иоиль!" Павел испугался своих мыслей. Он бежит по улице - с расстегнутым тулупом и не чувствует холода. Ветер, то и дело хлестал снежинками по щекам, но это было даже приятно. Скрип снега под ботинками не слышан. Движение по улице - словно по инерции! Павел не заметил, как повернул с проспекта Сталина, на свою - родную и до боли, знакомую, улицу Обороны. Еще немного и его дом! "Нет, Эти мысли они слишком далеко зашли! Этот богослов! Он словно заразил меня верой! Верой в несуществующего Бога! А что если …. Нет!" - Павел с ужасом понял, что его сознание раздвоилось на две личности. Одна упорно не хотела признавать существования Бога, а вторая, так искусно и плавно подталкивала и наводила - на то, что все-таки есть Бог! Есть эта высшая справедливость! Павел чуть не упал - споткнувшись о бордюр тротуара. Чтобы сохранить равновесие он широко раздвинул руки. Остановился и отдышался. Сердце стучало и билось в груди - словно хотело выскочить. Подняв голову, он увидел на перекрестке одиноко стоящую фигуру. Это была она! Верочка вглядывалась в пустоту темной улицы. Павел кинулся бежать. Девушка, увидев его - тоже бросилась навстречу. Он обнял и подхватил Веру на руки. Прижал к груди. Она тряслась и что-то шептала ему в полушубок, но Павел не слышал. Он лишь приговаривал:
- Бельчонок, ты замерзла! Ты так замерзла! Извини! Ты замерзла! Пойдем домой! Пойдем, я тебя согрею! Чаем напою! Бельчонок! Но Вера вдруг стала вырываться из его объятий. Сначала Павел подумал, что он просто сделал ей больно. Но когда Вера отстранилась и подняла лицо, он увидел - по ее щекам катятся слезы. Вера содрогалась не от холода, а от рыданий. Девушка, прикусив верхнюю губу, безутешно плакала. Павел схватил ее за плечи и встряхнув - прикрикнул:
- Верочка, что случилось? Что такое?
- Папа… - выдавила из себя Щукина и вновь забилась в рыданиях, уткнувшись лицом Клюфту в плечо.
- Что с папой? Он заболел!
- Нет, - мычала Вера.
- Он… умер? Твой папа умер? - с ужасом спросил Клюфт.
Но Вера рыдала, ничего не отвечая. Она всхлипывала и дрожала. Ее шапочка упала на снег. Волосы рассыпались по плечам. Павел прижался к ним губами и втянул ноздрями воздух. Этот запах ее волос - такой родной и знакомый. Но тут, Вера вновь оторвалась от Павла и посмотрев на него, неожиданно спросила:
- За, что?
- Ты, о чем Вера?! - не понял ее Клюфт.
- За, что они забрали его?!
- Кого?! - недоумевал Павел. Ему стало страшно. Павлу показалось, что его любимая сошла с ума.
- Павел, они забрали его! - Вера вновь забилась в рыданиях на плече у Клюфта. На этот раз он сам отдернул ее, и взяв за плечи, громко спросил:
- Ты о чем Вера? Что случилось? Что с папой? Кого забрали? Объясни мне? Вера! Что с тобой? Девушка притихла. Перестала рыдать. Лишь Слезы катились по щекам. Вера смотрела в глаза Павла и молчала. Ее губы тряслись.
- Вера, кого забрали? Ты меня слышишь? Что с тобой? Девушка всхлипнула и тихо сказала:
- Они забрали его Паша. Они его увели. Ночью. Под утро. Пришли и увели.
- Кого увели? Куда? Ты можешь мне все толком объяснить?! Щукина, грустно улыбнулась и смахнув слезу ответила:
- Они арестовали папу. Понимаешь, Павел, они пришли и арестовали папу! Прямо ночью. А потом, потом, они все перевернули в нашем доме! Они и все перевернули. Они делали обыск! Понимаешь Паша?! Они делали обыск! А наши соседи стояли и смотрели! Павел обомлел. Отец, его любимой девушки - арестован! Павел Иванович Щукин - потомственный рабочий - арестован! Нет, это какое-то сумасшествие! Клюфт в оцепенение смотрел на Веру. Павел тихо спросил:
- За что? За что его арестовали? Вера зло ухмыльнулась. Она тяжело вздохнула и опустила голову. Щукина разглядывала снег под ногами, боясь поднять глаза и посмотреть на Павла. Девушка пожала плечами и обречено, с металлом в голосе, ответила:
- За то! За то, что всех арестовывают в последнее время!
- Что ты говоришь Вера? За что? За что арестовывают всех? Ты, о чем? Кого всех?
Павел заметил - она преобразилась в один миг. Вдруг стала спокойной. Из убитой горем девушки - превратилась в безразличную, ко всему окружающему - женщину. Вера больше не плакала. Напротив - слегка улыбалась, ковыряла носком своих полусапожек утоптанный снег на тротуаре.
- Его арестовали Паша за пособничество шпионам. Дяде Леве Розенштейну. Они так говорят. Я тебе ведь рассказывала, что до этого дядю Леву арестовали? Так, вот, теперь пришли за моим отцом! Паша! Ты понимаешь?
- Нет, я напротив - ничего не понимаю? Как твой отец может быть пособником шпионов? Он ведь коммунист? Он, в гражданскую, воевал с Колчаком?! Как, такое, вообще может быть? Нет, это ерунда, какая-то? Они просто ошиблись! Они разберутся! Они все выяснят!
- Да ничего они не выяснят! - Вера сказала это обречено, словно смирившись с участью отца. Щукина махнула рукой и ухмыльнувшись добавила:
- Кстати дядя Лева тоже воевал, в гражданскую, с Колчаком… Павел стоял и не знал - как себя вести. Он не знал, что ответить любимому ему человеку. Вера почувствовав это, обняла Клюфта за шею руками, и прижавшись всем телом, прошептала на ухо:
- Мне страшно Паша! Мне страшно! Что с нами будет? Что с нами будет Паша? Мне страшно!
- Вера, перестань, Верочка все будет нормально! - Павел поцеловал ее в шею.
- Нет, Паша. Ничего нормально не будет! Мне страшно! Что будет с нашим ребенком? Паша? Что будет с нашей страной?