А между прочим, нацистская "Лебенсраум" - целый научный прейскурант, разработанный по этому поводу. И очевидно, не случайно сам Крюгель, невольно причастный к бредовой колеснице геополитики, оказался в один миг отброшенным из далекого Приуралья, которое планировалось когда-то первичным рубежом "дранг нах Остен", сюда, в глубокий германский тыл, на самую "пуповину" Европы. Разумеется, он не принимал нацизм, не исповедовал его безумных идей, но тем не менее был при сем присутствующим. А дальше элементарная логика: при общей вине - общая ответственность. Дифференцированная, конечно. Он своей доли вины не отрицает - вот потому и находится сейчас здесь, в Альгейских Альпах.
Становилось холодно, близился рассвет. Крюгель достал из рюкзака стеганку - форменную куртку горно-егерского офицера, вместо шлема напялил суконное кепи с длинным альпийским козырьком. Долго и озабоченно вглядывался в сумрак долины: что его ждет там? Он прекрасно понимал: вся территория Альпийской крепости напичкана эсэсовскими войсками, дороги перекрыты заставами и патрулями, а на въездах в населенные пункты - шлагбаумы КПП с обязательной проверкой документов.
Насчет своих бумаг Крюгель не беспокоился: они все соответствовали действительности, начиная с офицерского удостоверения и командировочного предписания: он, полковник Ганс Крюгель, фронтовой военный инженер, вышедший из госпиталя после ранения (справка об этом имелась), направляется главным инженерно-саперным управлением в распоряжение генерала Фабиунке, начальника гарнизона города Бад-Аусзее.
Направляется экстренно и конфиденциально как опытный специалист минно-взрывного дела для решения особых заданий, связанных с укреплением созданной волей фюрера неприступной Альпийской крепости. Все логично и достоверно. Исключая, конечно, одну рискованную деталь: возможную проверку по линии гестапо.
Однако сам Крюгель и те, кто готовили его к заданию, умышленно шли на такой риск, резонно полагая, что гестаповцам теперь, на финише воины, не до списков тайной офицерской оппозиции, и уж вряд ли они, в хаосе поспешного бегства, потащат эти списки с собой в Альпиенфестунг. Другое дело, если бы Крюгелю ненароком встретился здесь кто-нибудь из офицеров, знающих его по "Хайделагеру"… Этот вариант учитывался, и не только исходя из теории вероятности. При определенных обстоятельствах оберст Крюгель мог, даже обязан был сам активно искать подобной встречи.
Но все эти проблемы относились к будущему, хотя и недалекому. Сейчас Крюгеля волновал вопрос чисто практический, с виду очень простой, однако чрезвычайно важный. Своего рода запев, а еще точнее, камертон всего предстоящего. Сфальшивить - означало сбиться с намеченного пути, расстроить планы и, может быть, даже проиграть.
Надо было умело сделать первый шаг, тонко, естественно войти в игру. Заранее продуманное и отработанное начало рухнуло еще там, на высоте, в полночь, когда Крюгелю пришлось прыгать преждевременно. На партизан он уже выйти просто не мог. Оставались две конспиративные явки: первая, основная- в Зальцбурге, и запасная - в Бад-Ишле. Однако он твердо предположил, что воспользоваться придется только второй (Зальцбург был слишком далеко).
Следовательно, ему необходимо пробираться в Бад-Ишль. Но как? Как он вообще может выйти из лесу и оказаться вдруг на горной дороге, где ежеминутно курсируют воинские автомашины, патрульные мотоциклы фельджандармерии? Он что, вывалился пьяный из штабного автобуса, отстал от автоколонны? Или герр оберст возвращается с утренней любительской охоты, на которую почему-то ходил с офицерским парабеллумом?
Да, как ни прикидывай, а фигура полковника - специального эмиссара военно-инженерного центра, будет выглядеть на обочине дороги слишком одиозно…
Что же предпринять?
Может быть, в течение дня тщательно разведать обстановку, сориентироваться по карте, определить маршрут, а следующей ночью, пользуясь темнотой, незаметно войти в ближайший город? Но ведь ночью всякая случайная встреча еще более опасна…
В конце концов махнул рукой: он, бывалый фронтовик, хорошо знал, что всякие умозрительные вариации зачастую рушит реальная обстановка, но зато она подсказывает самые неожиданные решения. Если, конечно, держать себя в руках, не терять голову.
Крюгель шел весь день, спускаясь в долину, переночевал опять в лесу на лапнике, а на следующее утро, вскоре после восхода солнца, вышел к горному шоссе. Оно было пустынным, мокро поблескивал асфальт на поворотах.
В кустах у обочины Крюгель стал ждать случайного автомобиля и вдруг отчетливо уловил паровозный гудок. Не басовитый, мощный, а скорее, писклявый и хрипловатый гудочек "кукушки" - малютки паровоза, какой обычно таскает туристский поезд с игрушечными вагончиками. Оказывается, неподалеку внизу, по самому берегу бурной речушки, проходила железная дорога, не указанная почему-то на карте. Поднявшись на увал, Крюгель увидел в ложбине уютный хутор и железнодорожную платформу, на которой толпилось несколько пассажиров (очевидно, местные крестьяне, судя по молочным бидонам).
Через полчаса Крюгель уже садился в поезд, следовавший по маршруту "Гмунден - Бад-Ишль". Однорукий кондуктор, пропустив крестьянок, хмуро показал Крюгелю вперед, в голову поезда: "Второй вагон - для офицеров!"
Здесь были небольшие четырехместные купе, правда, все они оказались занятыми. В последнем за полуоткрытой дверью сидел в одиночестве грузный пожилой полковник. "Ну что ж, придется напроситься к нему в компанию", - решил Крюгель, постучав в дверь.
Полковник дремал и не очень вежливо ответил на приветствие. Крюгель расположился у окна, на противоположной стороне, хотя здесь было не совсем удобно: солнце светило прямо в глаза. Однако ему хотелось поближе разглядеть попутчика, еще с порога он понял, что где-то раньше встречал этого человека. Уж больно запоминающаяся внешность: пышные усы а-ля кайзер Вильгельм, седоватый ежик, крупный бесформенный нос.
- Росслау-Дессау! - обрадованно, громко сказал Крюгель.
- Что, что? - полковник встрепенулся, нагнул голову и приставил ладонь к уху. - Говорите громче, я старый артиллерист и потому плохо слышу!
- Мы встречались с вами в Росслау-Дессау, герр оберст! - пояснил Крюгель. - Помните инженерно-саперное училище? Вы преподавали там тактику артиллерии. Я угадал?
Полковник изящным, почти молодцеватым жестом тронул кончики усов, вприщур оглядел Крюгеля:
- О! Так вы один из моих учеников? Я очень рад! - и чуть приподнявшись, представился: - Оберст Ульрих фон Шуле. Да, да, я двоюродный брат, иначе говоря, кузен того самого графа фон Шуле, который был известным дипломатом. Однако вашу фамилию, оберст, я, извините, что-то не припоминаю…
- Ганс Крюгель.
- Крюгель!.. - Полковник в раздумье пожевал губами, - Нет, не припоминаю… Вы не из дворян?
- К сожалению, нет, граф.
- А, не называйте меня графом! Просто оберст. Это не модно, особенно теперь, когда все летит к черту. Так вы говорите - Росслау-Дессау? Это какой год?
- Тридцать девятый. На наших офицерских курсах учился в то время капитан Чап Веко - сын генералиссимуса Чан Кайши. Не припоминаете?
- Ну как же, помню! - усмехнулся фон Шуле. - Этот желтолицый ковбой и забияка! Он слишком сорил деньгами - я таких не люблю. А из вас, я вижу, получился неплохой вояка. Кстати, за что вы получили Большой немецкий крест?
- За строительство оборонительной позиции "Хаген". Это было на Орловском выступе. Курская битва.
- Знаю. Читал, даже изучал. Но эта позиция нам не помогла. Если хотите знать, мы проиграли Курскую битву, равно как и другие крупные сражения, во многом потому, что не имели хорошей противотанковой артиллерии. А русские, наоборот, с самого начала войны имели именно такую артиллерию. Это я говорю, как специалист своего дела. Стыдно сказать, даже сейчас, в противотанковой обороне Берлина, мы делаем упор на зенитные 88-миллиметровые пушки. Они, безусловно, представляют удачную артиллерийскую систему, но зенитную, а не противотанковую. Зенитную, черт побери!
- Главное управление вооружений, как известно, делало ставку на ракеты, - сказал Крюгель. - А люфтваффе - на самолеты-снаряды.
- Болваны! - гневно буркнул фон Шуле. - И те, и другие. В управлении вооружений сидел этот предатель Фромм, поднявший руку на фюрера. В люфтваффе верховодил безмозглый пижон Геринг. Так что все объяснимо.
- Не могу полностью согласиться, - деликатно возразил Крюгель. - Ракетное оружие есть веление времени. Мы были в этом отношении первыми, а у первых всегда случаются неудачи. Естественно.
- Чепуха! - сердито побагровел полковник. - Наши ракеты - это преждевременный выкидыш! Аномалия, плод безответственных фантазеров. Надо же считать, черт побери! Война, герр Крюгель, как ничто другое, любит счет. Особенно на деньги. Наши ракеты - вызов здравому смыслу. Цена каждой из них превышает стоимость боевого самолета. А ее - и, значит, кучу денег - бросают на ветер ради одного, часто неудачного, неточного по месту взрыва. Этот главный ракетчик генерал Дорнбергер - самый бессовестный и безответственный транжир рейха. Я так и сказал ему недавно. Прямо в глаза.
- Вы знакомы с генералом Дорнбергером? - Крюгель сделал удивленное лицо.
- Знаком… И давно, Хотя, признаться, это знакомство я не отношу к числу приятных для меня. Грубый, нахрапистый человек. К сожалению, в ближайшие дни мне, очевидно, предстоит очередная встреча с ним.
- Вот как? Вы уезжаете отсюда?
- Нет, совсем наоборот - он уже приехал сюда. Говорят, что привез с собой всю ораву своих дармоедов-ракетчиков. Ну вы же, наверно, слышали: американцы прорвались в Тюрингию и выкурили их из подземной поры под Нордхаузеном.