- Какой митрополит! Он нам споет "Отче наш". А "Сухой бы я корочкой питалась" ты нам споешь?
- Ша, черти! Ша… Я хочу знать: как это он понесет нас по кочкам? Он же берет нас на арапа! То ж элементарный арапинизм! Что значит, что этот пошехонец понесет нас?
Подошли еще черти. Ивана окружили со всех сторон. И все глядели и размахивали руками.
- Он опрокинул коньяк!
- Это хамство! Что значит, что он понесет нас по кочкам? Что это значит? Это шантаж?
- Кубок "Большого орла" ему!
- Тумаков ему! Тумаков!
Дело могло обернуться плохо: Ивана теснили.
- Ша, черти! Ша! - крикнул Иван. И поднял руку. - Ша, черти! Есть предложение!..
- Ша, братцы, - сказал Изящный черт. - Ест^ предложение. Выслушаем предложение.
Иван, Изящный черт и еще несколько чертей отошли в сторонку и стали совещаться. Иван что-то вполголоса говорил им, посматривал в сторону стражника. И другие тоже посматривали туда же.
Перед стражником по-прежнему "несли вахту" девица и музыканты; девица пела теперь ироническую песенку "Разве ты мужчина!". Она пела и пританцовывала.
- Я не очень уверен, - сказал Изящный черт. - Но… А?
- Это надо проверить, - заговорили и другие. - Это не лишено смысла.
- Да, это надо проверить. Это не лишено смысла.
- Мы это проверим, - сказал Изящный черт своему помощнику. - Это не лишено смысла. Если этот номер у нас проходит, мы посылаем с Иваном нашего черта, и он делает так, что Мудрец принимает Ивана. К нему очень трудно попасть.
- Но без обмана! - сказал Иван. - Если Мудрец меня не принимает, я вот этими вот руками… беру вашего черта…
- Ша, Иван, - сказал Изящный черт. - Не надо лишних слов. Все будет о’кей. Маэстро, что нужно? - спросил он своего помощника.
- Анкетные данные стражника, - сказал тот. - Где родился, кто родители… И еще одна консультация Ивана.
- Картотека, - кратко сказал Изящный.
Два черта побежали куда-то, а Изящный обнял Ивана и стал ходить с ним туда-сюда, что-то негромко рассказывал.
Прибежали с данными. Один доложил:
- Из Сибири. Родители - крестьяне.
Изящный черт, Иван и маэстро посовещались накоротке.
- Да? - спросил Изящный.
- Как штык, - ответил Иван. - Чтоб мне сдохнуть!
- Маэстро?
- Через… две с половиной минуты, - ответил маэстро, поглядев на часы.
- Приступайте, - сказал Изящный.
Маэстро и с ним шестеро чертей - три мужского пола и три женского - сели неподалеку с инструментами и стали сыгрываться. Вот они сыгрались… Маэстро кивнул головой, и шестеро грянули:
По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с сумой на плечах.
Здесь надо остановить повествование и, сколь возможно, погрузиться в мир песни. Это был прекрасный мир, сердечный и грустный. Звуки песни, негромкие, но сразу какие-то мощные, чистые, ударили в самую душу. Весь шабаш отодвинулся далеко-далеко; черти, особенно те, которые пели, сделались вдруг прекрасными существами, умными, добрыми, показалось вдруг, что смысл истинного их существования не в шабаше и безобразиях, а в ином - в любви, в сострадании.
Бродяга к Байкалу подходит,
Рыбачью он лодку берет,
Унылую песню заводит,
О родине что-то поет.
Ах, как они пели! Как они, собаки, пели! Стражник прислонил копье к воротам и, замерев, слушал песню. Глаза его наполнились слезами, он как-то даже ошалел. Может быть, даже перестал понимать, где он и зачем.
Бродяга Байкал переехал, -
Навстречу родимая мать.
Ой, здравствуй, ой, здравствуй, родная,
Здоров ли отец мой и брат?
Стражник подошел к поющим, сел, склонил голову на руки и стал покачиваться взад-вперед.
- М-мх… - сказал он.
А в пустые ворота пошли черти.
А песня лилась, рвала душу, губила суету и мелочь жизни - звала на простор, на вольную волю.
А черти шли и шли в пустые ворота.
Стражнику поднесли огромную чару… Он, не раздумывая, выпил, трахнул чару о землю, уронил голову на руки и опять сказал:
- М-мх…
Отец твой давно уж в могиле,
Сырою землею зарыт.
А брат твой давно уж в Сибири -
Давно кандалами гремит.
Стражник дал кулаком по колену, поднял голову - лицо в слезах.
А брат твой давно уж в Сибири -
Давно кандалами гремит,
пропел он страдальческим голосом. - Жизнь моя, иль ты приснилась мне? Дай "Камаринскую"! Пропади все пропадом, гори все синим огнем! Дай вина!
- Нельзя, мужичок, нельзя, - сказал лукавый маэстро. - Ты напьешься и все забудешь,
- Кто?! - заорал стражник. И лапнул маэстро за грудки. - Кто тут меня учить будет?! Ты, козел? Да я тебя… в три узла завяжу, вонючка! Я вас всех понесу по кочкам!..
- Что они так обожают кочки? - удивился Изящный черт. - Один собирался нести по кочкам, другой… Какие кочки вы имеете в виду, уважаемый? - спросил он стражника.
- Цыть! - сказал стражник. - "Камаринскую"!
- "Камаринскую", - велел Изящный музыкантам.
- Вина! - рявкнул стражник.
- Вина, - покорно вторил Изящный.
- Может, не надо? - заспорил притворяшка маэстро. - Ему же плохо будет.
- Нет, надо! - повысил голос Изящный черт. - Ему будет хорошо!
- Друг! - заревел стражник. - Дай я тебя поцелую!
- Иду! - откликнулся Изящный черт. - Счас мы с тобой нарежемся! Мы их всех понесем по кочкам! Мы их всех тут!..
Иван удивленно смотрел на чертей, что крутились вокруг стражника, особенно изумил его Изящный черт.
- Ты-то чего раздухарился, эй? - спросил он его.
- Цыть! - рявкнул Изящный черт. - А то я тебя так понесу по кочкам, что ты…
- Что, что? - угрожающе переспросил Иван. И поднялся. - Кого ты понесешь по кочкам? Ну-ка, повтори.
- Ты на кого это тут хвост поднимаешь? - тоже угрожающе спросил верзила-стражник Ивана. - На моего друга?! Я из тебя лангет сделаю!
- Опять лангет, - сказал Иван, останавливаясь, - Вот дела-то!
- "Камаринскую"! - раскапризничался Изящный черт. - Иван нам спляшет. "Камаринскую"! Ваня давай!
- Пошел к дьяволу! - обозлился Иван, - Сам давай… с другом вон.
- Тогда я не посылаю с тобой черта, - сказал Изящный черт. И внимательно, злобно посмотрел на Ивана. - Понял? Попадешь ты к Мудрецу!.. Ты к нему ни-ког-да не попадешь.
- Ах ты, харя ты некрещеная! - задохнулся от возмущения Иван. - Да как же это? Да нечто так можно? Где же стыд-то у тебя? Мы же договорились. Я же такой грех на душу взял - научил вас, как за ворота пройти.
- Последний раз спрашиваю: будешь плясать?
- О, проклятие!.. - застонал Иван. - Да что же это такое-то? Да за что же мне муки такие?
- "Камаринскую"! - велел Изящный черт. - "Пошехонские страдания".
Черти-музыканты заиграли "Камаринскую". И Иван пошел, опустив руки, пошел себе кругом, пошел пристукивать лапоточками. Он плясал и плакал. Плакал и плясал.
- Эх, справочка!.. - воскликнул он зло и горько. - Дорого же ты мне достаешься! Уж так дорого, что и не скажешь, как дорого!..
И вот-канцелярия. О канцелярия! Вот уж канцелярия так канцелярия. Иван бы тут вконец заблудился, если бы не черт. Черт пригодился как нельзя кстати.
Долго ходили они по лестницам и коридорам, пока нашли приемную Мудреца.
- Минуточку, - сказал черт, когда вошли в приемную. - Посиди тут… Я скоро. - Pi куда-то убежал.
Иван огляделся.
В приемной сидела молоденькая секретарша, похожая на библиотекаршу, только эта другого цвета, и зовут Милка. А ту - Галка. Секретарша Милка печатала на машинке и говорила сразу по двум телефонам.
- Ой, ну это же пшено! - говорила она в одну трубку и улыбалась. - Помнишь, у Моргуновых: она напялила на себя желтое блестящее платье, копну сена, что ли, символизировала? Да о чем тут ломать голову? О чем?
И тут же - в другую, строго:
- Его нету. Не зна… А вы не интонируйте, не интонируйте, я вам пятый раз говорю: его нету. Не знаю.
- Во сколько ты там был? В одиннадцать? Один к одному? Интересно… Она одна была? Она кадрилась к тебе?
- Слушайте, я же ска… А вы не интонируйте, не интонируйте. Не знаю.
Иван вспомнил: их библиотекарша, когда хочет спросить по телефону у своей подруги, у себя ли ее начальник, спрашивает: "Твой бугор в яме?" И он тоже спросил Милку:
- А бугор когда будет в яме? - Он вдруг что-то разозлился на эту Милку.
Милка мельком глянула на него.
- Что вы хотите? - спросила она.
- Я спрашиваю: когда бу…
- По какому вопросу?
- Нужна справка, что…
- Понедельник, среда, девять тире одиннадцать.