9
- Ты знаешь, для чего существует ночь?
- Нет…
- Эх ты! Ночь - это как занавес. Ведь неудобно переставлять декорации у всех на виду. В театре гасят свет, если надо, чтобы никто не видел. Понимаешь? Ночью природа что-нибудь доделывает, переставляет, чинит… Мы обязательно будем обходить наш остров каждое утро. Пошли!. Смотри - сегодня ночью была генеральная уборка.
- Был дождь, - сказал Лешка и на всякий случай посмотрел на свои новые туфли. - Всю ночь спать не давал, собака. Барабанил и барабанил… Куда пойдем? Эти - плесы, что ли, обходить?.
- Ты помнишь, как называется наш остров?
- Ого! А кто придумал? Остров Валаам.
- У тебя по географии пятерка?
- Пятерка, конечно. Моряк должен знать географию, знаешь как? Спросят тебя ночью - где находится Антарктида? Сразу ответь. Или - как проехать кратчайшим путем из Ленинграда в Астрахань? По Мариинской системе… Мне отец уже мичманку подарил.
- А у меня тройка, - вздохнула Нина. - Ладно, выучу… Пойдем, мне кажется, сегодня ночью на дальний плес прилетели фламинго.
- Кто прилетел?
- Розовые фламинго. Их так много, что все будто усыпано розовыми листьями. А вокруг кувшинки, и там, где мелко, сквозь воду видны перламутровые ракушки.
Лешка вздохнул.
- На могут здесь быть фламинго. Если Валаам, то это на Ладожском озере, а там климат холодный. Вот кувшинки есть. И ракушки тоже.
- Дурак, - сказала Нина. - А еще в мичманке. Валаам придумать можно, а фламинго нельзя? Идем! Засучи штаны…
Лешка покорно шел. У него был настоящий флотский ремень, и мичманка, и пятерка по географии, и он знал, где Козерог, а где Гончие Псы, но всегда покорно шел за соседской девчонкой на "дальние плесы" смотреть фламинго и перламутровые ракушки.
Смешно… Через час он придет сюда как жених, а завтра станет ее мужем. Почему его не взяли в мореходку? Или он сам передумал? Уже не вспомнить… Зато он быстро научился залезать в спальный мешок без помощи рук и ругал всех негеологов последними словами.
Розовые фламинго ему и впрямь не пригодились…
В саду было темно, деревья казались черными. Нина посмотрела на часы: сейчас придет электричка. Приедет Алексей, привезет кучу народу, станет шумно и тесно. Алексей примется варить картошку и рассказывать, что на Севере она на вес золота, а все остальные будут шуметь. Шуму от них всегда много. Потом напротив погаснут окна: это значит, что Рита уложила детей и сейчас придет пить чай.
Все идет по расписанию, все раз и навсегда заведено - вовремя приходят поезда, вовремя гаснут окна, и Рита всякий раз, когда приходит к ним пить чай, приносит с собой сдобный хворост, который она печет по рецепту, доставшемуся еще от бабушки.
Сегодня у Варга ей показалось, что она, словно мальчик из рассказа Уэллса, открыла неведомую дверь в стене и попала в свое детство. Там был иной мир, иной воздух: тот мир, в котором жили Венька и Павел, и капитан Варг, и воздух, которым они дышали.
Теперь, сколько бы времени ни прошло, как бы ни сложилась ее жизнь, она всегда будет вспоминать этот долгий, долгий день и будет знать, что, если бы его не было, судьба поступила бы с ней несправедливо.
У калитки послышались голоса. Было слышно, как целая ватага продирается сквозь сирень. "Ну, вечер предстоит веселый, - подумала Нина, - разговоров будет до утра, и все про умное…" Она уставала от этих сборищ, но бог с ними, все чем-то заполнится время. До завтра. Скорее бы, что ли, завтра…
Ребята прошли в дом. Похоже, и Рита с ними. Ну да, вот ее голос - задорный, звонкий, весело женщине, не приведи бог… Муж в ночной смене сегодня, можно отдохнуть от мужа.
Алексей вышел на веранду, зажег свет.
- Чего впотьмах сидишь? Виделась с подругами?
- Ага… Скажи, Леша, ты видел пуночек?
- Видел.
- Какие они?
- Ну… Белые. Несъедобные.
- У них такой же цвет лица, как у меня?
- Чего?!
- Да так. Вспомнила Веньку.
- М-да… Не дожил, бедняга.
- До чего не дожил: до нашей с тобой свадьбы, что ли? Так он и до своей не дожил! Понимаешь? Он… не умел жить экономно…
Алексей посмотрел на нее испуганно.
- Нинок, ты что? Я понимаю… Ты устала, не надо., Я говорил с Лидией Алексеевной, она мне сказала, что приезжал парень оттуда. Это, конечно, тяжело. Снова пережить все…
- Ничего, Леша. Пойдем. Гости все-таки.
Он подошел к ней, положил руки на плечи. Потом обнял. Она зажмурилась. Она почувствовала вдруг, что ей неприятно. Просто физически неприятно. А ведь еще вчера этого не было… Господи, как же это? Завтра он станет ее мужем…
- Пусти, Леша, не надо.
Из кухни вышла Рита.
- Слушай, где у тебя майонез? Нет? Ну вот, без майонеза какой, к черту, салат… Сейчас домой сбегаю.
- Курица, - сказал Алексей. - Помешалась на своих салатах.
- Перестань! - Нина отодвинулась от него. - Не смей о ней говорить гадости.
- Я лучше пойду, Нинок. Ты и впрямь не в себе.
Он ушел в комнату. Нина зябко поежилась. Что-то она не додумала? Ах, да… Как теперь жить? Разве действительно может быть все равно с кем? Но ведь Алексей - не чужой, мы с детства…
Ох, не надо, Нина, не надо. Ты как муха в паутине: чем больше ерепенишься, тем глубже увязаешь. Привыкнешь, как миленькая. "Выйдете замуж, хлопот будет - успевай поворачиваться. И все станет на место…"
А в комнате шел умный разговор. И, как всегда, умнее всех говорил Алексей:
- …Это неверная, вредная концепция. Мы знаем, что мир наш сегодня рационален, и мы должны быть деловыми людьми, я подчеркиваю - деловыми, иначе будет банкротство. Экономическое и, если хотите, моральное.
Я понимаю - романтика, Дон-Кихоты, мушкетеры и все такое прочее - это очень хорошо, это доброе и светлое детство человечества, и тогда, в детстве, можно было себе это позволить. А сейчас нельзя позволять варварски использовать время, варварски в первую очередь использовать человека.
Ко мне сегодня в министерство парень один приходил, ох какой был героический мужик, прямо носом пахал, только бы куда потрудней да подальше. А время подошло - и хватит. Просится обратно. И я его понимаю, потому что он талантливый геолог, потенциальный ученый. Так как же мы можем использовать его по мелочам? И он тоже понял, что нельзя… Вот говорят - ушел на теплое местечко. На редкость мещанские суждения! Да на этом теплом месте я, например, больше себе крови порчу, чем в поле, но и пользы больше приношу. Вот с этих-то позиций мы и должны рассматривать место человека в обществе. А не с позиций вульгарной романтики!..
"Все верно, - подумала Нина, - только скучно очень".
Когда разговаривать надоело, перешли в гостиную. Верхний свет потушили, ужинали по-европейски, без стола - закуски на подоконнике, вино в корзине. Включили магнитофон. Усталый тенор пел лениво, вполголоса, и Нине показалось, что он просто задремал в розовом полумраке.
- Годы тают, как льдинки в ладонях, - сонно сказал кто-то. - Ох-ох! Грехи наши тяжкие.
Рита вздохнула.
Алексей и два его приятеля читали какие-то стихи, потом один из них рассердился и стал громким шепотом кричать, что это вульгаризация, и все они снова заговорили непонятно.
Нина пошла на кухню выключить чайник.
Вот и все… Была девчонка и сплыла. А Павел?.. Что он сейчас? Как он забавно хвастался сегодня, что умеет жарить шашлык. Как ему не хотелось домой!.. Он испугался, хотя еще ничего не понял. А она поняла. Она знала, что все свои тридцать лет он ехал на этой машине сюда, к ней. Приехал и не догадался. Или догадался немного? Догадался, наверное, потому что был таким откровенно храбрым. И уехал. Совсем уехал. От нее…
А завтра… Нина поняла, что будет сейчас реветь. Громко, навзрыд, в голос, как ревут бабы на похоронах. Будет реветь за все, за свою неудавшуюся жизнь, за сегодняшний день, от которого она уже никогда не отделается, будет реветь от ужаса и страха…
За окном послышался звук автомобильной сирены. Нина, едва не выронив чайник, как была с тряпкой в руке, выскочила за калитку.
А за калиткой был обыкновенный вечер.
Она вернулась на веранду, постояла немного в углу, там, где тикали старые медные часы отца, потом накинула кофту и вышла. Сирень обрызгала ее росой. Калитка долго не открывалась. Под фонарем стояли два больших соседских пса, вышли подышать перед сном.
- Годы тают, как льдинки в ладонях, - сказала она. - Слышите, четвероногие? Это Павел Петрович переезжает сейчас шлагбаум у магазина, торопится, едет ко мне и боится, что поздно. Нет, еще не поздно. И не торопись, я сама дойду до шлагбаума…
10
Она не дошла до шлагбаума, потому что сразу же, выйдя из переулка, увидела в конце улицы машину. Фары беспомощно тыкались в сторону, отыскивая нужный поворот.
Нина вскинула руку прямо у капота. Открыла дверцу. Павел был все в той же рубахе.
- Мог бы запомнить дорогу получше, - сказала она. - Знал ведь, что вернешься.
- Сумасшедшая! Чуть под колеса не угодила… Ты как здесь очутилась?
- Я жду тебя.
- На нас не выпустят собак?
- Тутошние собаки мои друзья.
- Куда мы поедем?
- Не знаю… Куда хочешь. У тебя много времени?
- Много.
- Тогда прямо…
Они очень долго ехали молча, потому что можно было до бесконечности нести веселый нервный вздор, но оба они понимали, что пора веселого вздора кончилась, и с каждым километром становилось все невозможней говорить что-нибудь просто для разговора.
- Ты мне скажи, когда тебе надо будет вернуться, - сказал Павел уже у самой Москвы.
- Да… Послушай, Павел, ты ведь не был дома?
- Не был.
- А отец?