В квартире царил продуманный, раз навсегда установленный беспорядок. Кипы старых газет лежали на продавленном диване: Павел знал, что Варг занимается историей русского флота. В углу были свалены северные безделушки - позвонок кита величиной с табуретку, пластина китового уса, череп моржа с выщербленными клыками и прочие предметы, которые должны были вызывать у посторонних уважение и зависть.
А над большим рабочим столом висели фотографии Нади и Вениамина. Надя стояла на мостике отцовского буксира, щурила глаза и улыбалась. А Веня был заключен в овальную медную рамку. Рядом, в таких же рамках, висели фотографии старых друзей капитана, погибших во время войны.
- Разговаривать будем за столом, - сказал Варг. - Разносолов не ждите, но кое-что есть.
Он вынул из холодильника тарелку с мочеными яблоками. Потом немного подумал и достал запотевший графин с водкой.
- Разбаловала вас столица, - сказал Павел. - К рюмочке прикладываетесь. Мне, к сожалению, нельзя, я за рулем.
- А я тебя и не уговариваю, - проворчал капитан. - Водка в доме стоит для неожиданных и радостных встреч, а ты - какая же ты неожиданная встреча? Мы выпьем с Ниной. По наперстку.
- С удовольствием, - сказала Нина.
- Вы умеете готовить салат из капусты? С яблоками и с клюквой. И с прованским маслом, конечно.
- Наверное, - сказала Нина. - Я попробую.
Варг увел ее на кухню, потом снова вернулся в комнату. Сел напротив Павла.
- Ну, - спросил он, - что нового?
- Да ничего вроде.
- Как Татьяна?
- Живет. Что с ней случится…
- И то верно… С ней ничего случиться не может, потому что она человек не тебе чета, у нее жизнь на серьезную ногу поставлена.
- За то и ценим.
- Правильно… Вы еще себе дачу не присмотрели? Положительные северяне в вашем возрасте уже о старости думают. Будешь крыжовник разводить. Собаку заведешь. Не баловства ради, а чтобы соседских ребят в строгости держать… Не присмотрели?
- Нет еще, - рассмеялся Павел. - Не присмотрели… Что-то все сегодня меня воспитывать взялись, на путь истины наставлять. Только у вас это получается неуклюже, капитан. И, между прочим, коли вы о даче разговор развели, у вас тут, я вижу, тоже не шалаш. Богатые хоромы.
- Еще бы не хоромы, - сказал Варг. - Аристократы, чай, живут.
- Какие аристократы?
- Настоящие. С родословной, уходящей во тьму веков. Графья. Одного из них ты, кстати, знаешь.
- Ну, вряд ли. Я как-то стесняюсь с графьями общаться.
- Не сказал бы. Помню, как ты стеснялся, когда один пожилой граф у тебя резиновую лодку о камни распорол.
- Так это Запольский? Геолог из Мечкарева?
- Он самый. Потомственный граф. Отец его держал в Ницце виллу, яхту имел, все как полагается. Только потом завелся в нем червь сомнения. Сразу же после революции он распропагандировал свой полк и перешел на сторону Советской власти. Каким-то путем ему удалось реализовать свое имущество за границей, и все денежки он тоже вложил в дело революции, передал государству… Ну квартиру ему, как видишь, оставили приличную. Помер он совсем недавно, а Семен Запольский с женой сейчас в Африке. Вот я и пользуюсь пока…
- Сроду бы не подумал, что он из графьев… Голубая кровь, а тушенку из банки ножом лопает. И бородавка на носу… Измельчал нонче граф.
- Не привередничай. Вутыльхин тоже с ножа тушенку ест.
- А при чем тут Вутыльхин? - спросил Павел, но тут же спохватился, что действительно Варг вспомнил о нем к месту. Их общий друг, бригадир звероводов Василий Васильевич Вутыльхин хоть и не был сыном графа, но зато был сыном одного из самых богатых оленеводов западно-чукотской тундры и сам еще в начале тридцатых годов имел несколько тысяч оленей, а это по тамошним масштабам было не меньше, чем иметь виллу в Ницце.
Потом, когда на берег Чаунской губы пришла Советская власть, отец Вутыльхина, к ужасу соседей, первым записался в колхоз, а сам Василий Васильевич, тогда еще не имевший ни имени, ни отчества, стал каюром красной яранги, или, проще говоря, кочующего по тундре клуба.
"Чего это вы с отцом так быстро от богатства отказались? - спросил его однажды Павел. - Могли бы повременить. Другие вон откочевали подальше и еще несколько лет хозяевами были".
"А я не знаю, - сказал Вутыльхин. - Мне отец говорит: давай на Чаун подадимся, там колхоз будет. Какой, спрашиваю, колхоз? Не знаю, говорит, какой, вроде все в кучу, только давай и мы туда. Я думаю: давай. Вот и все…"
- Да, Вутыльхин… - сказал Варг. - С ним не соскучишься. Помнишь, как он на свадьбу все яблоки в магазине закупил?
- Так я же не был на свадьбе.
- Ах, да…
- Зато я помню, как он в Магадане заблудился.
Они не виделись всего два месяца, но сейчас говорили как люди, расставшиеся по крайней мере несколько лег назад: вспоминали смешные подробности, истории, о которых на Севере не принято говорить, настолько они кажутся обычными и будничными, и все это произошло потому, что встретились посредине Москвы два северянина, которым очень вдруг захотелось домой.
- …А помнишь, как у Вени самолет разрисовали, когда он из-за погоды на Лабазной заночевал?
- Еще бы! Я даже знаю, кто это сделал: старшая дочка Вутыльхина, Катерина. Написала мелом на фюзеляже: "Веня плюс Надя равняется любовь". А потом кто-то сердце изобразил… Венька целый час тряпкой орудовал, еле отмыл.
- Это я тоже помню, - сказала Нина. - Мне Венька писал.
Она стояла в дверях и ела кочерыжку.
- Я смотрю, Веня держал вас в курсе, - улыбнулся Варг. - Ну как, готов салат?
- Почти… Сейчас я доем кочерыжку, потом побью капусту с солью меж двух тарелок, она даст сок, - правильно, Александр Касимович? - мы его сольем, чтобы убрать горечь, и вот тогда можно будет сказать, что еда готова.
- Нехорошо получилось, - сказал Варг, когда Нина снова вышла на кухню. - Я ведь давно собирался навестить семью Вени, да вот, знаешь, болячки меня проклятые замучили… Ты молодец, что привез Нину ко мне.
- Я тоже только сегодня выбрался к ним, - признался Павел. - Суета, Александр Касимович. Заботы. То да се… Сами понимаете.
- Не понимаю, - жестко сказал Варг. - Нет таких забот, за которыми можно было бы забыть о Вене.
- Александр Касимович! Это уж вы напрасно… Я всегда помню о нем.
- Черта стоит такая память! - Варг встал, заходил по комнате. - Тебя суета заела, меня болячки… К Нине-то нам следовало поехать в первую очередь. Сперва к ней, а потом уж ко всем остальным. Ты в бутылку не лезь, слушай. Напомнить хочу, что все мы, мужики, народ жилистый, на полюс летаем, врагов колотим, а придет главный час в жизни, когда не храбрость нужна, не сила, а мужество нужно самое настоящее - тогда и выходит, что не всегда ты самый главный… А вот эти ручки наманикюренные, они не только на фортепианах играть могут, они и от края могут отвести. От самого края…
Павел удивленно посмотрел на Варга: капитан никогда раньше не говорил таких слов.
- Ты многого не знаешь, Павел. Веня человек гордый, ему тяжело было все время помнить, что он в трудную минуту где-то не выдержал, сломался; он хотел забыть об этом и потому молчал. Тут его судить не надо - все только со стороны просто… Когда он упал с парашютом и врачи даже не скрывали, что он всю жизнь будет хромать, - это в лучшем случае, а в худшем - всю жизнь будет прикован к кровати, ты знаешь, что он тогда сказал Нине?
- Нет… Я, наверное, действительно многого не знаю.
- Он сказал: "Я не Маресьев, героя из меня не получится. А гнить заживо - благодарю покорно. Постараюсь умереть достойно". Ты понимаешь? Это конец, если человек смирился. И вот смотри - мне самому понять трудно: девчонка, пигалица, можно сказать, шестнадцать лет - она не только на себя все заботы взяла, когда мать свалилась, она его из этой слабости вытягивала, и как! Высоты боится до смерти, на балконе голова кругом идет, и все-таки учится прыгать, летать, и все затем только, чтобы быть с ним на равных, чтобы иметь право говорить ему: "Ты должен летать! Ты будешь летать!"
Варг замолчал. Павлу вспомнилась фотография над Венькиной кроватью. Его слова: "Это не первая любовь, это любовь на всю жизнь", и то, как яростно торговал он у знакомого охотника медвежью шкуру, потом, заплатив за нее месячным запасом спирта, долго выколачивал на снегу, ревниво осматривал - нет ли где залысин; как упаковывал в ящик, предварительно обернув заранее припасенными тряпками, - и это делал Веня, который не успевал купить себе шарф или зубную щетку, для которого даже письмо написать - и то было целым событием.
- Вот такие пироги, Павел… - Варг ходил по комнате, переставляя с места на место свои сувениры. - Вот такая ситуация… Ты когда домой возвращаешься?
Только теперь Павел вдруг сообразил, что Варг уже несколько месяцев на материке, что он и знать не знает ни о Танькином отъезде, ни о его назначении в Ленинград, и даже когда поддразнивал его, говоря о даче и видах на будущее, имел в виду действительно будущее, которое всем им, северянам, видится где-то в далеком пенсионном возрасте.
- Когда отпуск кончается? - снова спросил Варг, но в это время Нина позвала его на кухню.