Думает Славик о своих одноклассниках, мальчиках и девочках, которые работают сейчас в кукурузоводческом звене. Им, конечно, веселей. Правда, и Славику теперь здесь не так скучно - привычно и даже интересно. А весной, после школы, было ему тут как в ссылке.
В прошедшем учебном году еще с зимних каникул договорились они, все ребята, всем классом организовать кукурузоводческое звено и взять на летние каникулы участок в своем ложковском колхозе. Когда кончался учебный год, пришли они со своим предложением к председателю. И Славик, конечно, со всеми пришел.
Но случилась в это время беда: умер старый перевозчик дядя Серафим со странным прозвищем Патефон. На перевоз назначили Тараканова, который считался в колхозе к тяжелой работе неподходящим. Тараканов заявил, что ему нужен помощник. Когда председатель указал на то, что дядя Серафим работал один и превосходно справлялся, Тараканов рассудительно заметил, что у него "опыту мало" и посему он в одиночку работать не будет. Ничего не оставалось делать - не отрывать же стоящего человека вместо Тараканова на перевоз. Председатель пришел к ребятам и попросил одного мальчика в помощники к Тараканову.
Ребята запротестовали, но председатель сказал:
- Вы не рассматривайте это поручение как легкое. Тот, кто пойдет, будет в одиночку работать, без вас. Ему труднее. Вы его должны ценить.
Это было лестно. Но ребята все же ссылались один на одного. И кто-то из девочек крикнул:
- Жребий тяните, мальчишки! Это по-честному.
Потянули. Всем мальчишкам - чистые бумажки, а ему, Славику, конечно же с крестиком.
Задумался Славик и не слыхал, как вышел из-за прибрежного лозняка Тараканов, проскрипел яловыми сапогами по гальке и подошел к большой лодке. Очнулся от размышлений, когда старший перевозчик шагнул на настил. Тараканов подошел к Славику, взял лежащую на настиле книгу, прочитал название. Поглядел на бревна, плывущие по Ломенге, расстегнул серую с белыми полосками рубаху, почесал грудь, сказал:
- Д-да… Спокой дорогой.
Славик поглядел на Тараканова. Стоит мужичонка небольшой в светло-сером бумажном костюме и высоких яловых сапогах. Лицо длинное, да и не узкое, все поросло светлой щетиной. Волосы на голове ни короткие, ни длинные - средненькие. Тараканов редко их стрижет: они уж так сами по себе вылезают и все одинаковый вид имеют.
- Чего смотришь? - спросил Тараканов. - В конторе вот был. Выручку сдал.
Славик потянулся за книгой, взял ее из рук Тараканова, раскрыл, стал читать. Тараканов поглядел-поглядел на реку, повернулся и заскрипел галькой к избушке.
Разговаривать им, собственно говоря, не о чем. С самого начала получилось как-то так, что разговаривает один Тараканов, а Славик молчит и слушает.
После "закрепления" лодок, когда началась их совместная работа, Тараканов внушительно объяснил Славику его обязанности.
- Перво-наперво, - заявил он, - ты должен разуметь, что я старший перевозчик, а ты мой подручный. Председатель послал тебя в мое распоряжение. А поэтому ты должен слушать меня, как войско командира. Понял?
- Понял, - сказал Славик.
- Будем перевозить, - продолжал Тараканов, - когда ты, когда я. Обедать и ужинать будем ходить по очереди. Спать здесь, в избушке. Завтрак сюда с вечера носить. Такая установка дана начальством.
- Знаю я, - сообщил Славик.
- Ну, а мне иногда и в другое время в селе побывать придется, - дополнил Тараканов. - Выручку сдать. С начальством посоветоваться. Когда без меня повезешь, я тебе билеты оставлю, а номер замечу. Перевезешь человека, билет ему в руки, а с него - пятак. Потом мне в выручке отчитаешься. Вот пока и все тебе указания. А ты следи за системой моей работы. Перенимай. Понял?
- Понял, - ответил Славик.
Он решил про себя: быть дисциплинированным и, раз уж оказался один, без ребят, заслужить здесь похвалу не меньшую, чем они там, в звене. Поэтому он внимательно стал присматриваться к "системе работы" Никандра Тараканова.
А система работы оказалась у старшего перевозчика несколько странной. Если с утра, как бы ни было рано, Славик просыпался от первого крика с другого берега: "Перевоз!", то Тараканову для пробуждения нужен был целый хор голосов. Когда Тараканов садился за весла, то он охал, стонал, говорил, что у него "дых спирает в груди", чертыхался, приговаривая: "Помрешь на этой проклятой работе". Всем перевозимым людям, особенно не местным, он жаловался на тяжесть и беспокойный характер своей работы, на сырость, идущую от реки, на сотни своих болезней.
Зато пятаки он собирал быстро и с шуточками вроде: "Деньги ваши, будут наши". И Славик замечал, что некоторым он не отрывал билетов. А те в них и не нуждались и не спрашивали. В таких случаях Тараканов веселел, и Славик знал, что он в этот день обязательно отправится надолго в село "посоветоваться с начальством", а вернется с четвертинкой водки во внутреннем кармане пиджака.
Четвертинку Тараканов выпивал перед сном, оставляя малость на утро, и богатырски храпел, сотрясая воздух в тесной избушке. Славику он сообщал, что выпивает "от нервной системы".
Он вообще любил ученые слова, мудреные выражения и очень был рад, когда через перевоз случайно проходил какой-нибудь заезжий, городской человек. С ним он разговаривал "по-умному", а после поучал Славика:
- К каждому человеку особый подход нужен. Ты у меня учись жить. С одним так поговори, с другим этак. И в перевозном деле то же самое. Куда вот ты, как настеганный, на первый крик мечешься? Ты выгляни из избушки, посмотри, кто идет. Если стоящий человек - председатель, бригадир там или из района кто, - поспешай. А если баба какая-нибудь вопит - зачем торопиться? Ей не к спеху. Подождет. Не министр.
Славик молчал, про себя не соглашался, но, помня о дисциплине, не вступал в спор. Один только раз он не подчинился Тараканову. Тот вернулся из села под хмельком, забрал у Славика билеты и "выручку" и остался недоволен.
"Выручка" показалась слишком маленькой. Тараканов решил, что Славик следовал его "системе" и собирал пятаки, не выдавая билетов. Старший перевозчик отдал приказ:
- Ну-ка, выверни карманы!
На это Славик с возмущением выкрикнул:
- Ты что, дядя Никандр?! Я же пионер! Комсомольцем скоро буду!
Тараканов взглянул в черные глаза паренька, в которых сверкнули слезинки обиды и гнева, увидел его вспыхнувшие резким румянцем смуглые щеки, сжатые в кулаки кисти рук, отступил на шаг и с удивлением и полуиспугом пробормотал:
- Ладно, ладно. Не горячись. Ишь какой… раздражительный…
И невзлюбил Славик Тараканова.
* * *
Славик путешествует вместе с отважными астронавтами по неизведанным просторам чужой планеты, где каждый шаг сулит тысячи открытий, но и таит тысячи опасностей. Вот астронавты возвращаются к своему космическому кораблю-звездолету. Прочитав слово "звездолет", Славик посмотрел на свою лодку, которая спокойно стоит у берега, привязанная цепью к толстому бревну, лежащему на гальке.
Сначала Славику самому казалось слишком громким название, данное лодке. Особенно смущало оно днем: вид лодки мало соответствовал звучному имени. Зато ночью, когда приходилось перевозить или катать друзей-одноклассников, которые не забывали Славика и частенько навещали его после ужина, "Звездолет" мог превратиться и в индийский челнок, и в полинезийскую пирогу, и в военный корабль, и во многое другое. А если ночь была безлунной и Ломенга тихой, то в воде отражались звезды, и "Звездолет" становился настоящим космическим кораблем, перелетавшим от звезды к звезде. Только расстояние между звездами исчислялось здесь не световыми годами, а обыкновенными метрами.
С этих вечерних и ночных поездок начал Славик привыкать к перевозу. И привык. А после оказалось, что и на перевозе можно узнать много интересного.
Прежде всего он узнал, что существуют четыре стороны света. Правда, об этом он слышал и раньше, в школе, но здесь ему пришлось познакомиться со всеми сторонами света на практике. С переменчивым западом, откуда ветер может принести нежданный ливень, так что вымоет до нитки, если окажешься не на той, где избушка, стороне. С суровым севером, от дыхания которого разводится на речной глади мешающая грести волна и коченеют намозоленные руки. Восток обычно напоминал о себе довольно устойчивой погодой, сухим и нехолодным, но резковатым ветром. А юг давал знать тем, что приходилось перевозить в майке и купаться по нескольку раз в день.
А со сколькими людьми познакомился Славик! И сколько интересных разговоров было между ними; он же являлся молчаливым слушателем этих разговоров, шутливых и серьезных, деловых и незначащих, обсуждений важных вопросов и пустой переброски словами.
Раньше для Славика все взрослые были вроде бы одинаковыми, похожими на его отца и мать. Теперь же оказалось, что все они очень различны по характеру, поведению и многим другим внутренним качествам и внешним проявлениям их. Отмечал же Славик различия между перевозимыми, наблюдая главным образом за их отношением к Тараканову и за отношением Тараканова к ним.
Когда через перевоз шли, скажем, бабы-ягодницы, отлынивавшие в горячее время от работы, или мелкие торговки с четвертями молока или корзинками яиц, Славик знал, что Тараканов будет покрикивать на них и громогласно жаловаться на тяжесть перевозного дела. Бабы будут поддакивать ему и улещать, называя Никандра Ефимович, что очень нравится Тараканову.
Деловые, занятые люди пройдут за Ломенгу как по сухой земле, разговаривая между собой и словно не замечая ни Тараканова, ни того, что под ними не большая дорога, а покачивающееся дно лодки. И Тараканов будет при них неразговорчив, малозаметен.