- Честолюбия, думаете, не имею? - улыбнулся Прохоров. - Имею. Где-то я читал: в средние века в Шартре - это во Франции, кажется, - строился замечательный собор. И вот идет человек и встречает на дороге трех строителей. Каждый тачку толкал с камнями. Прохожий у них спрашивает, у каждого: "Ты что делаешь?" Один отвечает: "Тачку тяжелую тащу, пропади она пропадом". Второй отвечает: "Зарабатываю на хлеб семейству". А третий пот с лица вытер и гордо так сказал: "Я строю Шартрский собор!" Вот какая есть очень старинная притча…
На ступеньках показались статные, аккуратно ступающие ноги - пришла Фрося.
- Извините, если некстати, - сказала она учтиво. - Приятно кушать. Ульяна Федоровна, я вам грибочков принесла, мне из деревни прислали. - И достала из кошелки низку сушеных грибов.
- Спасибо, Фрося, - сказала Ульяна. - Садись, пирога отрежу. - Она усадила Фросю за кухонный столик в уголку, отдельно от мужчин. - Дай бог здоровья.
За столом у мужчин продолжался разговор.
- Народ к нам идет хороший, - говорил Сотников. - Крепкий.
- Всякий попадается.
- В основном хороший. Знаете, Дмитрий Иваныч, кажется мне, что фронтовики принесли с собой из окопов очень что-то важное. Большую правду, я бы сказал.
- Кто принес, а кто, наоборот, разбаловался.
- Неважно, - сказал Сотников. - Решают не те, кто разбаловался, а те, кто правду несет! Обязательно должно свежим ветром повеять! Народ какую победу выиграл, братья-то и сестры?.. - Сотников понизил голос. - Помните, как по радио обращался: "Братья и сестры" - когда немец нас бить пошел… Как графин-то об стакан звенел - воду, значит, пил в волнении, помните?.. И с кадрами теперь придется советоваться, нельзя игнорировать кадры, не выйдет…
К столу подошла Ульяна.
- А в собственном особняке, землячки, хватит вам жить, - сказал Сотников, меняя разговор. - Вот достроим наш пятиэтажный, перебирайтесь-ка.
- Мы не спешим, - за Ульяну ответил Прохоров. - У нас детей и внуков нет.
- Детей, да… Я вот наконец-то семью выписываю.
- Ну слава богу. Что ж всё в разлуке.
- Соскучился жить бобылем. Хочу сам воспитывать сыновей.
- Хорошее дело, - сказал Прохоров.
На портрете Алексей словно слушал разговор. А с другой стороны, деликатно кушая пирог, слушала разговор Фрося.
Шалагин работал в цехе - монтировал новые станки, привезенные из Германии. С ним рядом работал Макухин.
- Слушай, - сказал Шалагин, - помоги немножко в личном вопросе, а?
- В каком это? - брюзгливо спросил Макухин.
- Строиться начинаю.
- Ну что ж, - сказал Макухин, - договориться можно.
- Мне договариваться не из чего, - сказал Шалагин. - Московских длинных копеечек нет у меня. По-товарищески: люди мне, я людям. - (Макухин работал молча.) - Как при коммунизме.
- Кабы здоровье, - сказал Макухин. - Вот в чем дело. Помочь можно. И как при коммунизме можно. Все можно. Да печенка у меня больная. Вот в чем дело.
- Ну, если печенка… - сказал Шалагин.
Идя с работы, он увидел Ахрамовича. Тот копался в потрошках своего грузовика.
- Слушай, - сказал Шалагин, - ты в сторону Подборовья не собираешься?
- Может случиться, - отозвался Ахрамович, - а что?
- Лес мне оттуда надо привезти.
- Привезем, коли надо, - сказал Ахрамович.
Под вечер Шалагин проходил мимо крытой загородки временного поселкового клуба. Там рядом рос старый прекрасный тополь, а вправо и влево от него тянулись тоненькие, только что посаженные топольки. Висела рукописная афиша: "Сегодня кино". Молодежь по дощечкам обходила весенние лужи, группками собиралась у входа.
Шалагин шел медленно, кого-то ища, - нашел: под тополем стояла Полина, нарядная, щелкала орешки. С ней была Тоня, она первая увидела Шалагина и просияла радостью. Он остановился:
- Привет, принцессы. В кино собрались?
- Приглашаем тебя с нами, - с усмешкой сказала Полина.
- Вот построю дом, тогда буду с вами ходить. Помогла бы мне, Полина, а? Полина!
- Шутишь, Гришенька.
- Не шучу. Поехали за материалом.
- На чем поехали?
- На Ахрамовиче.
- О, в кузове трястись!..
- Следующий раз легковую тебе подам. А пока - в кабину посажу. Давай-давай!
- А мы уже билеты взяли, - с той же усмешечкой ответила она.
- Ай-ай-ай! Громадный расход понесли! Ну ладно, поищу пойду которые еще билетов не взяли.
Он двинулся дальше. Тоня метнулась:
- Григорий Ильич! Я поеду! Я вам помогу! - Он оглянулся. - Я сейчас! - торопилась Тоня. - Только переоденусь сбегаю…
Полина догнала ее, взяла за локоть:
- Стой, Тонька. Остановись, говорю. Можешь не переодеваться: не поедешь. В кино иди.
Тоня возмутилась:
- Что ты командуешь? Почему не помочь человеку? Ты же отказалась…
- А ты уж и рада, что я отказалась…
- Жадная…
- Вот и жадная…
Тонино оживление погасло.
- Пожалуйста! - сказала она, дернув плечиками, и скучная пошла назад, а Полина с веселым лицом поспешила за Шалагиным:
- Надумала все же, Гриша, тебе помочь.
- Больно платье шикарное, - поддразнил он. - Не испортишь?
- А что на него, на то платье, молиться, что ли, - сказала Полина.
- А правду говорят, - спросил Ахрамович, когда они втроем в Подборовье грузили на машину заготовленный Шалагиным лес, - будто ты Плещеева с мальчонкой к себе забрать собираешься?
- Не совсем так, - ответил Шалагин. - Два входа будут: один мой, другой его.
Полина, подняв бровь, поглядела любопытно.
- Это в том случае, - продолжал Шалагин, - если хозяйка моя не будет возражать.
- И хозяйка уже есть? - спросил Ахрамович.
- Да наметил.
- Хорошая?
- Да ничего вроде.
Полина, отвернувшись, силилась поднять бревно. Шалагин подошел, сказал с лаской:
- Дай я, Поля.
И такими добрыми глазами взглянул ей в глаза, что озарилось, смягчилось, стало девичьим от растерянности ее дерзкое лицо.
Фрося сидела в кабинете у Мошкина. Мошкин что-то писал.
- Так и сказал, значит, - спросил он, - "свежим ветром должно повеять"?
- Так, - подтвердила Фрося.
- "Придется советоваться с кадрами"?
- Так.
- Себя имел в виду?
- Это не могу сказать.
- "Графин звенел"?..
- Звенел…
- "Нельзя игнорировать кадры"? "Не выйдет"? Этими самыми словами?
- Да, именно, я хорошо запомнила, - сказала Фрося. - Очень гордо говорил. А люди ведь слушают. Мало что может быть, я и подумала: зайду к вам, посоветуюсь.
- Правильно сделали, - сказал Мошкин своим бесцветным голосом. - Так и обязаны поступать честные советские граждане. Я передам ваш сигнал куда следует. Сигнализируйте и впредь. Обо всем.
- Я постараюсь, - сказала Фрося.
Снова, как когда-то, шел Плещеев утром на завод. Он был побрит и почищен. Шалагин вел его.
Сотни людей их обгоняли.
- Здоров, Леонид! - окликнул знакомый. - На работу, что ли?
- Я - только попробовать! - сказал Плещеев. Беспокойная усмешка являлась и пропадала на его губах. - На автомат какой-то ставят… Не получится - бывайте здоровы!
- Слышишь, Григорий, - капризно сказал он Шалагину, - не понравится уйду, и ты ко мне тогда не приставай.
Несколько парней приостановились у входа в цех, глядя на приближающегося Плещеева. Они молча расступились перед ним. Он шагнул - и во мраке, окружающем его, услышал родной, деятельный, многоголосый шум цеха.
Это не тот был жалостный вид, что у Плещеевых на постройке. Двое здоровых, сильных взялись за дело. Пилили ли они, работал ли Шалагин рубанком, подносила ли ему Полина готовую оконную раму - все у них получалось ловко, споро, им на радость. И вырастал дом.
Светил месяц на белые стружки, на брошенный топор. Шалагин и Полина сели передохнуть. Он нарезал хлеб складным ножом. Пили молоко, передавая друг другу бидончик. И Жук был тут же.
- Была ты Алешиной женой, - говорил Шалагин, - не то что сказать что-нибудь, - сам перед собой старался делать вид, что ничего у меня нет к тебе…
Полина смотрела на месяц.
- Ты, конечно, Алешей на все сто процентов была занята, иной раз встретимся - даже не заметишь меня…
Она повернула голову и серьезно, внимательно оглядела его лунно-светлым взглядом.
- А то улыбнешься, поздороваешься - хожу и тоже улыбаюсь, как малахольный…
- Надо же! - шепнула Полина. - У меня и мысли не было… Ты все с девчонками гулял. Не похож был на вздыхателя.
- Еще чего! - сказал Шалагин. - Это уж совсем было бы ни к чему.
- Я… - начала она, глотнула воздуху и замолчала.
- Что?
- Да нет, так… Ты, наверно, про меня чего ни наслышался…
Она говорила с трудом, запинаясь:
- Это им ничего не стоит - разобрать человека по косточкам… Никто не подумает, что нужно женщине… Женщине основа жизни нужна. Если она взялась за руку, то чтоб в уверенности была, что - крепко…
Он взял ее за руку:
- Все будет хорошо, Поля.
- Разве может быть, как было? Как было - никогда уже не будет. Молоденькие мы были…
- Погоди, может лучше будет, - сказал Шалагин.
- Тогда у нас за плечами, - сказал он, - ничего, кроме юности, не было, а сейчас оглянешься - ух ты, сколько!..
- Глянь на меня, - сказал он.