И двинулся к себе в леса - к своим свиньям, к своим коровам, к своим пчелам. Они несли ему на певучих крыльях достаток и почет: лучшего меда не было во всей округе. Об этом и нужное начальство высказывалось. А лесник не скупился одарить кого нужно духмяным медом в свеженьких ведерных липовках. Все у него чин чином, ладится, только нет хозяйки в доме. Что с тех поденщиц! Много ли от них проку? А Оксана и красотой своей хату его осветила б, и со всеми делами управилась бы! И с чего это она заартачилась при такой бедности? Хочет, как в молодости, чтоб ей на ушко ворковали про любовь? Так для чего тратить на это время людям, которые уже давно знают, что такое муж и жена? Не склонил он ее сегодня, склонит завтра. Землю не обманешь, а человека можно.
У татарского брода Магазанник встретился с могучим Стахом, покосился на его мускулы, которые так и перекатывались под кожей.
- С такой бы силой пни корчевать! Идем, горемыка, ко мне работать. Не пожалеешь!
- Погожу, дядько.
- Думаешь, в моих лесах заработок меньше, чем на смолокурне?
- Да нет, видно, больший.
- Так бери плату годовую - да и на мои вырубки и залежи.
- Боюсь такого благодетеля.
- Хоть скажи: почему?
- У вас, дядько, не серчайте, я наймитом стану подъяремным, а мне хочется человеком быть! Потому и записался в соз. Там и начну прокладывать свою борозду.
- Ох, и умники все! Лишней сорочки нету, а туда же - норов показывает. А зачем так в приселок торопишься?
- К Оксане.
- Это чего ж ради? - удивился и забеспокоился лесник. - Свататься, что ли?
- Да вы что?! - В больших серых глазах парня проснулась печаль. - В сельсовет ее вызывают.
- Не за долги ли?
Стах пренебрежительно махнул рукой:
- У вас только долги да проценты на уме.
- Какие проценты? - насторожился Магазанник.
- Думаете, село не знает, как вы наживаетесь? - ожег его Стах неприязнью и пошел в приселок.
Лесник перевел растревоженный взгляд на татарский брод, где купалась и сновала в челнах детвора.
- Эй, кто перевезет? Конфету заработает.
- А я и даром перевезу, - отозвался с лодки сын Оксаны Владимир.
Магазанник покосился на лодку и отрицательно покачал головой.
- Э, нет, на твоей посудине ни в жизнь не поеду.
- Боитесь, дядько? - засмеялся кто-то из ребят.
- Что греха таить, боюсь садиться в твою душегубку. - И сжал губы: зачем он болтнул такое о челне?..
Когда густой летний вечер и обманчивые лунные невода упали на леса, хмурый Магазанник добрался до своего глухого жилища и удивился: у высоких ворот стояла дородная Василина Голубь. До самой смерти Мирона она ухаживала за ним, и. старик, умирая, вопреки воле сына, завещал ей пару быков, годовалого телка и лодку - вдова очень любила вечерами кататься на ней. Чудак был его отец! Есть ли у старого гренадера на том свете волы, озеро да лодка?
Не раз, приезжая на отцовский хутор, Семен пробовал приволокнуться за Василиной, но из его попыток ничего не выходило. От одного прикосновения к ней вдова вспыхивала и беспощадно била ухажера по рукам. А сила у нее была как у доброго косаря. И почему при таком здоровье дремала тогда ее женственность?
Улыбаясь полными, жаждущими ласки устами, Василина поклонилась ему, и Магазанник похотливым взглядом оценил пышную грудь, которой тесно было под расшитой яркими цветами блузкой. Чего бы только не дал он за то, чтобы побыть рядом с Василиной хоть одну ночку! Хмель ударил в голову. Магазанник забыл даже об Оксане. Пропадает наш брат из-за баб и сладких любовных утех. Если бы не прогнал бог Еву из рая, спокойнее было бы на земле.
- Чего тебе, Василина? - Магазанник взял ее тяжелую руку.
- На поклон к вам пришла, - в голосе зазвучали и та насмешка, и то милое превосходство, и та женская загадочность, в которых до сих пор не в силах разобраться мужчины.
- Спасибо. Не часто красота кланяется мне, - вдохнул он запах ее осенних кос, от них веяло не осенью, а ромашкой и неспелым житом.
- Какая там красота… Лишь бы здоровье, чтобы земля не пустовала, - смутилась вдова. Немало ей пришлось потрудиться на чужих полях, и теперь она так радовалась подаренным быкам, что разговаривала с ними, будто с людьми. - Хата моя прохудилась, не разживусь ли у вас на балки и стропила?
- Собираешься примака взять? - сказал Семен, лишь бы что-нибудь сказать, пытаясь скрыть волнение.
Василина зарделась, доверчиво глянула широко открытыми глазами и призналась:
- Угадали, - и, как бы оправдываясь, добавила: - Тяжело нынче женщине без мужа, всякий, кому не лень, обидит.
Тоскливо стало Магазаннику. Он не смог смириться с мыслью, что кто-то другой будет любоваться ее дородной фигурой, кто-то другой будет слушать ее бархатный, призывный клекот-смех. Губы и горло внезапно пересохли.
- Кто тебя сватает? - спросил он хриплым голосом.
- Да… - потупила голову.
- Говори, чего скрытничаешь? Может, на свадьбу подарю тебе кое-что за черные брови. Хоть бы во сне приснились они мне.
- Тоже скажете…
- Так кто все-таки?
- Влас Кундрик из соседнего села, знаете его?
- Влас Кундрик?! Лавочник?! - зловеще обрадовался и выпучил на Василину глаза Магазанник. - Совсем свихнулась! За такого оборотня выходить?
- Почему же он оборотень? - испуганно спросила вдова.
- Этот обольститель забил тебе голову сладкими речами, а ты развесила уши, поверила ему.
- Как же не верить, никто прежде так ласково не называл меня, - в голосе Василины дрожали слезы. - Что вы знаете о нем?
- Пойдем ко мне, я тебе расскажу про эту тварюгу, которая только и знает считать чужие деньги и грехи.
В хате Магазанник зажег огарок свечи, встал напротив взволнованной Василины, которая то бледнела, то краснела.
- Слушай теперь. Хорошо, что ты вовремя наведалась ко мне, а то выскочила бы замуж очертя голову. Кундрик еще не выманил у тебя быков?
- Собирался продать их на ярмарке.
- Вот видишь! Главное в его любви - выдурить чужую копейку. А потом ищи и быков, и Кундрика. Он сразу трем несчастным голову крутит, а теперь и тебя, четвертую, обхаживает. Не ты, быки твои нужны ему! Что он глазами увидит, то из рук не выпустит.
- Откуда вы знаете?
- Твой Кундрик навеки испакостился: его и хлебом не корми, только дай повод похвастать. Недавно торочил про всех своих полюбовниц. А он не из стыдливых, слов не выбирал и в выражениях не стеснялся.
- Боже мой, за что такое надругательство?! - Щеки Василины запылали от гнева. Она закрыла их руками и заплакала.
Магазанник подошел к ней, начал вытирать слезы, что текли между пальцами, и, слегка привлекая Василину, сочувственно заворковал на ухо:
- Ну, перестань, успокойся, горемычная ты моя, горемычная…
И случилось невероятное: вдова не вырывалась из его объятий, не била по рукам, не сопротивлялась, когда он начал ее целовать. Забылась, или ей стало все безразлично.
Треснул, вздохнул и погас огарок. Магазанник теснее прижал к себе Василину, поцеловал ее брови. Они тоже пахли ромашкой и житом. Вдова - ни слова. Тогда, веря и не веря в свое мужское счастье, он осторожно подвел ее к постели. Непонятная, желанная Василина молча легла, и он головою припал к груди, что так ждала ребенка, а дождалась любовника.
Семен не помнил, как провалился в жаркий, дурманящий сон, а очнулся от неутешного плача.
- Что с тобой, Василинка? - спросил он испуганно и потянулся к ней.
- Пропала моя головушка, ой, пропала… - голосила она, стоя у кровати.
- Отчего пропала? - успокаивал ее ласками и поцелуями.
- Теперь я уже не женщина, а полюбовница. Будьте вы прокляты, ненасытные!
- Разве полюбовницы не женщины? Их и цари, и короли почитали, - не нашел лучшего ответа, обнял Василину, а она со злостью ударила его по руке.
- Вот этого уж и не надо, - усмехнулся ей, ибо не почувствовал Семен боли, а только волны услады и усталости.
- И правда, не надо, - согласилась она и положила его руку на мокрую от слез грудь.
Он, снова хмелея, потянулся к ней:
- Ложись, Василинка. Еще не светает…
- Теперь мне все равно, - вздохнула она, сожалея о чем-то безвозвратно утраченном.
А из леса неожиданно долетел чей-то голос любви:
Та мала нiчка - петрiвочка,
Не виспалась наша дiвочка…
IV
Еще для кого-то год жизни остался позади, а для кого-то жизнь отсчитала последние часы, и поседевшая мать-земля, ежась под метелями, уже думала о весне.
На Подолии в день Петра Вериги почти никогда не трогается лед. У нас лед вскрывается в дни голубого марта. Сначала гонец весны привольно гуляет по лесам, добывает из-под снега еще не распустившиеся подснежники, потом размораживает сок в березе и, когда она блеснет счастливой слезой, отправляется на реки и озера. Под его шагами на плесах просыпается ледоход. Поведет своим серебряным смычком - и уж только прислушивайся: над берегами и в заберегах вздыбливается будоражащий перезвон, а в берегах бьются, грохочут, беснуются льдины, и радостно вздыхает освобожденная волна. Как любо ей после зимнего мрака заиграть под солнцем и ударить в бубны причаленных челнов, чтобы взметнулись они вверх, разорвали свои оковы, вспомнили волюшку-волю, и купальские вечера, и сиянье глаз в предвечерье.