- О тебе разве забудешь! Ты у нас на первом месте - командир, - сказал благодушно Федор Григорьевич.
- Что же вы говорили? - спросил Белозеров.
- Да разное...
- Что говорили? - повторил Белозеров.
- Неплохо говорили. - Федор Григорьевич опять засмеялся, забухал как в бочку.
- А все ж таки?
- Вспомнили, как ты начпрода дивизии в атаку погнал - Беликова. Было такое дело?.. Как ты Карпухино брал - с пиротехникой. Как фрицев ракетами перепугал... Было дело? - с удовольствием сказал Орлов. - В сорок втором еще, в январе.
- Вроде как было... - проговорил неуверенно Белозеров.
- А раньше еще - Медынь помнишь? Мы там стояли сколько-то - отсыпались, отмывались... Концерт московской бригады помнишь? Как ты актеров шампанским угощал - из личных запасов фельдмаршала Браухича.
Воистину происходило чудо - чудо утешения; если бы Белозеров верил в бога, он сказал бы, что сам бог послал ему сейчас этого таксиста, его полкового товарища. И он вновь испытал ощущение нереальности этой встречи; казалось, старший лейтенант Орлов только затем и воскрес сегодня, чтобы его укрепить и ободрить.
- Эх, ребята! Если бы знать тогда... - вырвалось у Белозерова. - Я скажу: одно лишь оно и было, то, что ты сейчас... Карпухино было - это точно, и оно сегодня тоже... а все, что потом со мной, не верится, что и было.
- Обычная вещь, - сказал Федор Григорьевич. - Плохое - оно скорее забывается, - хитрость природы.
- Все, что после со мной, - мираж и сон... И где я, где не я... - заспешил, сбиваясь и не кончая фраз, Белозеров.
Орлов опять посмотрел на улицу - там все еще мчались такси с пассажирами из международного экспресса - машина за машиной. В боковое оконце одной выглядывала девочка с голубым бантом и лохматая собачонка; в другой заднее сиденье доверху было завалено багажом...
И Федор Григорьевич невольно перевел взгляд на свой счетчик, где стояло четыре нуля - нули рублей и нули копеек. Его собственные дела обстояли сегодня безнадежно, о выполнении плана нечего было и думать.
- Мираж, мираж... - повторил Белозеров. - А Карпухино... Обстановка была аховая!.. Немец в тылу, боезапас на исходе... Одно решение: брать на внезапность. Это точно - было...
Он достал коробку "Казбека", открыл, протянул Орлову. И молча, будто на небывалое диво, смотрел, как тот закуривает - солдат из его геройского прошлого и тоже не хлюпик какой-нибудь: большой, красновато-загорелый, с серо-седым ежиком на голове, в парусиновой куртке, промокшей под мышками, в рабочих обмятых штанах из "чертовой кожи", в запыленных ботинках - номер сорок четвертый, не меньше... Охваченный чувством неизъяснимой близости, Белозеров положил руку на плечо своего офицера, - ну что же, ему не на что было жаловаться - судьба напоследок смилостивилась над ним, послав эту добрую встречу.
- Так куда же тебя отвезти, товарищ майор? - спросил Орлов. - В центр, ты сказал.
Белозеров не смог сразу ответить: он все что-то глотал и не мог проглотить; кадык ходуном ходил у него под кожей.
- В центр... можно и так сказать: в центр, - выдавил он.
Орлов покосился назад, выводя машину на проезжую часть, затем включил счетчик.
- Извини уж, - сказал он. - Если с фонариком ехать, без счетчика, милиционер остановит.
- Ну да, ну ясно, - поторопился сказать Белозеров.
Они пересекли Большую Грузинскую и поехали дальше по неширокой, обсаженной липками Второй Брестской.
- Я, конечно, сам первый виноват... - вновь заговорил Белозеров. - Я не стану увиливать и всякое такое... Но ты знаешь, как бывает... Уступил в одном, в другом - и каюк, и завяз.
Впереди переходили улицу два мальчугана в форменных фуражках с портфеликами, и Орлов сбросил газ. Тут вообще надо было держать ухо востро: машина проезжала мимо школы - красного здания с бледно, по-вечернему, освещенными окнами, в которых мелькали головы ребят, - того и гляди, метнется под колеса какой-нибудь безответственный "пешеход".
- Это само собой: дашь палец, ухватят руку, - проговорил Федор Григорьевич, показывая, что он слушает.
- Во-во... Верно: ухватят руку - и пропал... Я свою вину не перекладываю: не малое дитя, должен был видеть. Но какой же подлый народец! А я словно слепой был, - спеша, продолжал Белозеров, так, точно Орлов все уже знал о нем. - Конечно, я проявил слабость: выпивали вместе... Но я же - по-человечески, а со мной - по-волчьи...
- Понятно, - поворачивая машину на улицу Горького, отозвался Орлов.
- И ничего уже не докажешь. Обложили с четырех сторон. И выход один.
- Выход всегда один, - начал Федор Григорьевич и матюгнулся, вывернув резко баранку.
Справа едва не наскочил на них "частник" в "Волге", и Орлов успел уйти от аварии буквально в последнюю секунду.
- Это само собой - правильный выход всегда один, - повторил он сердито.
- Я и говорю. - Белозеров быстро взглянул на него.
- А неправильных не стоит и считать, - сказал Федор Григорьевич.
- И я говорю, - повторил Белозеров. - Неправильных нечего считать.
Машина выбралась на улицу Горького и покатила вниз в общем потоке. Орлов, не снимая рук с баранки, откинулся на спинку сиденья: здесь он мог дать себе некоторый отдых.
- Я, товарищ майор, Варшавку не забуду, - сказал он. - Пять ночей били в одно место, как кулаком в стену, облились кровью. У немцев там был дзот на дзоте, ледяной вал. И Богданов - комдив - отдал тогда приказ: расчехлить знамена...
- Ага, вот! - выкрикнул Белозеров.
- Я вас хорошо помню, - перешел почему-то на "вы" Федор Григорьевич. - Вы тогда сами вынесли знамя... Мороз ударил, и ночь была лунная, кругом все бело, снегу накануне подвалило. Я как сейчас вижу... Конечно, если б артиллерии нам тогда подбросили, было бы намного легче.
- Помнишь Варшавку? - счастливо закричал Белозеров. - Вместе в эту окаянную пору...
- В окаянную верно, - подтвердил Федор Григорьевич.
Он и сам испытывал сейчас то особое волнение, в котором сплавляются и горесть и торжество, и гордость и скорбь.
Позади осталась площадь Пушкина, вся в неоновых огнях. Машина попала в "зеленую волну" и мчалась без остановок; проплыла справа белая колоннада Моссовета, ниже был уже виден Телеграф с освещенным изнутри голубым глобусом на фасаде.
- Один за всех - все за одного! Что было - было, этого у нас не отнять...
Белозеров оборвал и выпрямился..
"Вот сейчас бы и умереть, - точно осветилось у него в мозгу. - Вот отсюда, и вперед - одно мгновение!.."
- А тебя разве забудешь... - Федор Григорьевич снова перешел на "ты". - Жмешь прямиком на немецкий вал, жмешь, не сгибаешься. Безумие, конечно!
"Почему в тот раз меня не наповал?! - пронеслось в голове Белозерова со всей погибельной искренностью. - И был бы навсегда герой Белозеров, а не вор Белозеров..." Ему померещилось, что сегодня ночью должно произойти только то, что не произошло в свое время, перед вражеским валом. И сегодня же бесследно исчезнет, будет зачеркнуто, смыто, выжжено то, что было с ним потом - его преступление, - оно сделается как бы и не бывшим, не совершавшимся... Не сразу до него дошел вопрос Орлова:
- Куда тебя? Где остановиться?
Машина выехала на Манежную площадь и поворачивала направо, по фасаду гостиницы "Националь".
- А-а... Приехали? - громко проговорил Белозеров и замолчал, словно бы соображая, куда именно ему лучше пристать.
Орлов подвел машину к тротуару недалеко от гостиничного подъезда.
- Здесь, что ли? - спросил он. Белозеров суетливо огляделся.
- Можно и здесь. - Он протянул руку. - Ну, бывай!.. Бывай! - И он с силой сжал руку Орлова. - Желаю тебе! Что у нас было, то было.
Он кивнул и вылез на тротуар... Орлов удивился: это прощание показалось ему суховатым по сравнению со встречей, - майор даже не попросил его адреса и не дал своего. А выключив счетчик, Федор Григорьевич невольно, как ни был он сам взволнован, подумал, что ему придется и за эту поездку уплатить из своего кармана - его бывший командир, заспешив, позабыл рассчитаться. И догонять его, чтобы напомнить о деньгах, - счетчик выбил ни много, ни мало восемьдесят копеек, - было, разумеется, невозможно... Происходило что-то из ряда вон выходящее: не пассажиры сегодня платили ему, а он платил за то, что их возил. И, может быть, подумал Федор Григорьевич, может быть, ему следовало поискать себе другую работу: водителя такси из него не получалось.
Но тут он опять увидел Белозерова, который быстрым шагом возвращался к машине. Рванув к себе дверцу, майор просунул голову в кабину; он странно улыбался: губы были широко растянуты, а глаза жестко блестели. Торопясь, он стащил с левой руки браслет с часами.
- Вот! Ничего другого, понимаешь, нет при себе... - И Белозеров протянул часы Орлову. - На память, что свиделись, не откажи, возьми.
- Да ты что?.. - Федор Григорьевич выставил руку ладонью вперед, защищаясь. - С чего это мне?.. И не именинник я сегодня. Брось, брось!
- Возьми, сделай для меня... - попросил Белозеров.
Федор Григорьевич отрицательно повертел головой, и тогда Белозеров закричал:
- Старший лейтенант Орлов! От имени командования... за то, что у нас было. И спасибо... за все спасибо...
Он весь вломился в машину, поцеловал в губы Федора Григорьевича, вложил ему в руку часы и тут же выбрался.
- Бывай, старший лейтенант! - крикнул он уже на улице.
Орлов, не помешкав, вылез следом, но увидел только спину Белозерова, исчезавшую в толпе. Тротуар в этот час был запружен народом: теснилась гуляющая молодежь, кучкой стояли туристы - моложавые старики, обвешанные фотоаппаратами, глядя на гостиничных служащих, выносивших из подъезда их багаж.