Костя хмуро молчал, лицо у него было помятое, растерянное. Поликарп Евстигнеевич закричал:
- Я не посмотрю, что ты комсомол, я тебя моментом разоблачу. Иди-ко сюда. Это что?
С огорода тянулись запорошенные снегом следы, они вели к сарайчику.
- Метель кончилась утресь, так? - горячился Поликарп Евстигнеевич. - Ежели вор был ночью, значит, его следов и в помине не было бы, так? Вот его следы, а вот твои свеженькие, сторожа великолепного, - ясна картина?
Но Косте картина не была ясна.
- Эка бестолковщина! Так ежели б во время метели, когда она буйствовала, вор пришел, то от его следов не было бы никаких следов. Так? В твои часы это происшествие произошло. Так и докладайте, девчата, Никандру - проспал Костька Клинов.
- Говори честное комсомольское, спал? - допытывалась Полинка.
Костя вздохнул и негромко сказал:
- Спал…
10
За ночь избу выстудило. Кузьма вскочил с постели, отшвырнул ногой на середину комнаты пестрый сшитый из лоскутков коврик и, прыжком расставив ноги, стал заниматься гимнастикой: он бегал, кланялся, приседал на корточки, потом достал двухпудовую гирю, выжал ее десять раз и выскочил в трусах во двор натираться снегом.
Степанида Максимовна уже привыкла к тому, что сын каждое утро выскакивает голый на улицу, и только одного опасалась, как бы невзначай кто не увидал, - сраму на всю деревню не оберешься.
Кузьма вбегал в избу красный, от него валил пар. Сорвав со стены суровое полотенце, он начинал одной рукой рьяно растирать себя и, бодрый, с ощущением хорошей свежести во всем теле, одевался и выходил на кухню, приветливо говоря:
- С добрым утром!
Так было и в это утро. И, глядя на сына, такого ладного и подтянутого, она уже и сама с усмешкой вспоминала вчерашний разговор. И верно, что за пара ему Дуняшка? Такую ли девку можно ему сосватать? Взять хоть и Груньку Хромову, по здоровью не уступит Дуняшке, а зато уж красотой никто за ней не угонится. Но, поглядев на озабоченное лицо сына, не решилась продолжать начатого разговора о женитьбе. А Кузьма думал о том, как хорошо было бы сегодня же доставить с поля танковый мотор. Потом прикинул, что на одной лошади не увезти его по бездорожью, придется с работы снимать двух лошадей, и Степан Парамонович опять будет ворчать, что председатель невесть что выдумывает. Потом вспомнил, что уже пятое февраля и надо составлять сводку в райзо.
В избу вошел Николай Субботкин.
- Не всё беда, бывает и счастье, - рассмеялся он, покручивая усы. - У нас Зорька отелилась двойней.
- Идем смотреть! - выскакивая из-за стола, сказал Кузьма. В сенях они встретили Поликарпа Евстигнеевича. На спине у него был мешок с мороженой рыбой.
- Куда прикажете рыбку, на склад али как там?
- Тащи Екатерине Егоровой да скажи ей - пусть составит список и раздаст по килограмму на семью.
На улице было морозно. Запушенные деревья были так чисты, что даже галки не решались сесть на их ветви и летали высоко стаей, без умолку крича. В низинах дорогу запорошило, а на буграх она была гладкая, словно стеклянная.
Телята стояли в избе, широко расставив дрожащие ноги, и, вытянув шеи, смотрели друг на друга мутными глупыми глазами. У обоих белели на лбу звездочки, и так оба они были похожи один на другого, что казалось, будто в избе только один теленок и он смотрит в свое отражение. Василиса Петровна, мать Николая, статная сорокалетняя женщина, сложив на высокой груди полные руки, ласковым голосом сказала:
- Вот и обжили новое местечко…
И Кузьме сразу стало будто теплее.
От Субботкиных он направился к скотному двору, где работали Алексей Егоров, Степан Парамонович, Иван Сидоров. Иван приходил в те дни, когда в кузнице нечего было делать. Сейчас он сидел верхом на бревне и счищал с него медно-красную кору. Кузьма обошел вокруг сарая, с удовольствием вдохнул свежий запах стружек, щепы, горьковатой коры. Рубили углы здания в лапу, под отвес. Сруб уже был готов, возводили стропила.
- Так что, товарищ председатель, на завтра работы хватит, - пробуя лезвие топора, сказал Егоров. - А уж потом без досок делать нечего, а время идет, сколько одних трудодней да сена расходуется на уход за скотом…
- И что ему говорить, разве он не знает? Все знает. Напрасно слова бросаешь, Алексей Иваныч, - с усмешкой заметил Сидоров и, рассердившись, так рубанул топором, что от бревна отлетела большая щепа и, кувыркаясь, загудела в воздухе.
- А вот, чтоб зря не расходоваться, после обеда поедем за мотором, - сказал Кузьма. - Приготовь инструмент, Иван Владимирович.
- Да чего за ним ехать-то? Понапрасну только время убивать, - сердито ответил Сидоров.
- А это потом посмотрим, напрасно или нет, - сдержанно сказал Кузьма и быстро пошел в парники.
На котлованах работала добрая половина всех колхозников. Горели костры, чадили на снегу черные головни, из ям летела на бруствер дымящаяся земля. Никандр работал в одной фланелевой тельняшке с непокрытой головой. Увидев Кузьму, он весело закричал:
- Встречный даем, Кузьма Иваныч! Вчера мы по две нормы дали, а сегодня по две с половиной грохнем!
Когда он говорил "мы", это значило: он сам и Николай Субботкин. На какой бы работе они ни встречались, непременно вызывали друг друга на соревнование. У каждого из них были в колхозе свои приверженцы, и часто в одной семье разгорались споры, кто кого осилит.
- Ты не гляди, что Колька долговязый, - кричал Поликарп Евстигнеевич. - Он долговязый, да не жильный, а Никандр, что пенек, его не уколупнешь!
На что Пелагея Семеновна веско отвечала:
- И все-таки одолеет Николай. Ежели человек носит усы, то в нем сказывается сурьезность, и он не мытьем, так катаньем, а обставит Никандра.
Кузьма знал о соперничестве, ему нравилось, что они работают с задором, и он не скупился на похвалу.
Меж котлованов возвышалась доска показателей: Никандр шел первым, Николай - вторым.
- Кузьма Иваныч, - окликнула Кузьму Мария, отходя от воза, наполненного торфом. Мороз нажег ей щеки, они стали алые, тугие, белый платок был в курчавом инее.
Кузьма подошел к ней. Он старался быть серьезным, но улыбка сама рвалась наружу, и он никак не мог скрыть, что ему очень радостно видеть Марию.
- Никандр с Николаем зарабатывают за день по четыре трудодня, остальные - по три, мне думается, надо увеличить норму, - деловито сказала Мария.
- Согласен; значит, опять кубометр в день, - любуясь ее большими серыми глазами, ответил Кузьма.
- Теперь вот что: из трех ящиков стекла один битый. На пятнадцать рам не хватило, - еще строже сказала Мария (ей нет никакого дела до улыбок председателя).
Она ожидала, что Кузьма нахмурится, узнав, что стекла не хватает, - разнарядка на стекло была уже вся использована, но он улыбался. Она встретилась с ним взглядом. У Кузьмы дрогнули ресницы, и улыбка стала такой хорошей, что трудно было не улыбнуться ему в ответ. Мария сдвинула брови. У нее есть Петр, он вернется; это ничего, что вот уже четыре года от него нет писем, он все равно вернется. Она резко повернулась и ушла.
- Хорошо, я постараюсь достать, - запоздало ответил Кузьма, провожая Марию теплым взглядом. "Да что это со мной? - спохватился он. - А все матка - наговорила вчера всякой ерунды, вот и заколобродило в башке. Работать, работать!" - приказал он себе и, твердо ступая, пошел к Субботкину. Надо было подзадорить парня, чтобы не уступал первенства Никандру. А глядя на них, и другие начнут работать лучше.