Межов почувствовал, что краснеет - горячо, мучительно, даже мочки ушей загорелись. Но взгляда не отвел, только поморщился, злясь на себя: вздумал искать помощи у этого мореного канцелярского дуба, надо же! А где еще ее искать? Он не знает всех этих финансовых хитро-мудростей, не знает даже толком своих прав и обязанностей, не учили его этому. Да и вообще учат ли директоров где-нибудь? Нет таких вузов.
Владыкин понял его состояние, смягчился.
- Вы тут ни при чем, - сказал он. - И мы, весь коллектив совхоза, тоже ни при чем. Изменить специализацию по своему разумению мы не можем, на то есть хозяева.
На столе заверещал телефон, Межов с досадой снял трубку. Звонил первый секретарь райкома партии Баховей. "Трудишься? - рокотал он тучным басом. - Молодец! Теперь поймешь, каково ходить в начальниках. Это тебе не агрономия - по полю гулять. Загляни-ка на минутку ко мне". А уж начало десятого. Межов сказал, что зайдет, и положил трубку.
- Значит, мы так ни к чему и не пришли, Терентий Никанорович?
Владыкин, опершись руками о колени, медленно поднялся со стула, поглядел сверху из-под очков.
- И не придем, товарищ Межов. Не от нас это зависит.
Межов улыбнулся: он уже слышал сегодня нечто похожее.
- Нет, Терентий Никанорович, зависит, и нам не все равно, поверьте.
- Прокурора не испугаетесь? - Не испугаюсь.
- Ну, ну.
И он побрел к двери, шаркая туфлями и укоряя Межова сутулостью и тяжелым затылком, седым и щетинистым.
IV
На второй этаж райкома - нижний занимали райком комсомола и парткабинет с библиотекой - вела крутая, в один марш лестница, застланная ковровой дорожкой. В весеннее и осеннее время эта дорожка доставляет много хлопот посетителям: обувь надо не просто вычистить, а вымыть у поставленной для этого перед крыльцом кадки, досуха вытереть - Баховей не терпел грязи и выпроваживал забывчивых из райкома.
Межов вымыл свои кирзовые сапоги, обтер висящей на кадке тряпицей, потом пошаркал подошвами о половик у входа и только после этого ступил на ковровую дорожку, оглядываясь, не оставляет ли следов.
Наверху его встретил выкатившийся из кабинета Баховея полный, бритоголовый Балагуров, второй секретарь райкома.
- Привет, Сергей Николаевич! Баховей вызвал? Ты, когда закончишь, ко мне заскочи, посоветоваться надо.
- Ладно… - Межов повесил плащ на стенку за спиной сонного дежурного, пригладил рукой волосы и вошел сквозь двойные, обитые черным дерматином двери в кабинет первого секретаря.
Баховей в темном полувоенном кителе с планкой орденских ленточек на груди сидел за столом и что-то писал в настольный календарь. Он кивнул Межову на стул, бросил карандаш в стакан и откинулся на спинку кресла. Лицо сердитое, глаза щурятся, в кабинете густо накурено. Опять, вероятно, выяснял отношения с Балагуровым.
- Я вот что тебя вызвал, Межов. На носу партконференция, хвосты надо подобрать. Как у тебя с планом по молоку?
- Квартальный выполнили, - сказал Межов, продолжая стоять. Он не понимал, к чему этот вопрос. Данные по всем показателям райком давно получил, они были напечатаны в районной газете. Начинал бы сразу о главном.
- А по мясу что отстаете? - Баховей взял со стола бумажку. - Квартальный на девяносто два процента, а годовой на сорок шесть. Так?
- Так, - сказал Межов, глядя Баховею прямо в зрачки: "Знаешь ведь все, к чему эта игра?"
- Ты меня взглядом не сверли, следователь ты, что ли!
- Завтра отправим семьдесят свиней, больше ничего нет.
- А до конца года? - Больше ничего.
- Ты это брось. План установлен? Установлен. Обязательства брали? Брали. Выполняйте!
Межов хотел рассказать, почему совхоз не может выполнить план мясосдачи, хотел посоветоваться насчет утководства, но понял, что Баховей занят не этим и слушать его не станет.
- Обязательство я не принимал, - сказал Межов. - Оно завышено, и план тоже завышен.
Баховей сурово сдвинул брови:
- План вам установлен государством, товарищ Межов, а обязательство брал коллектив совхоза, а не директор, которого мы сняли. Тебе сколько лет?
- Двадцать шесть, - сказал Межов.
- Ну вот: мы убрали опытного пятидесятилетнего человека для того, чтобы ты, молодой, всю энергию направил на выполнение планов. Ты грамотный, академию закончил, вот и действуй. А не сможешь - не обижайся. Незаменимых у нас нет.
- Это я слышал, - сказал Межов.
- И прекрасно, не надо повторять. Ты, Межов, коммунист еще молодой, но партия тебе доверяет, и постарайся оправдать это доверие. Мы с твоим отцом и не такие дела делали. Ну, все, больше вопросов не имею. До свиданья.
А есть ли вопросы у Межова, даже не спросил. Повелитель, командир. Отца приплел зачем-то.
Выйдя из кабинета, Межов оделся и зашел к Балагурову.
Здесь все было проще, доверительней. Балагуров сидел за столом в одной рубашке, пиджак висел на спинке стула, галстук был ослаблен, рукава рубашки закатаны, как в жаркую погоду. Перед ним лежали конторские счеты, и Балагуров бойко щелкал на них, листал пухлые старые справочники, что-то выписывал из них в большую таблицу.
- Ну как, получил OB? - спросил он Межова с улыбкой. - Ты садись, я сейчас кончаю. Тут любопытные цифры подкинул ваш Владыкин. - Он повернул таблицу к Межову и поднялся, нагнувшись над столом. - Видишь, в чем дело? Он сравнивает показатели за полвека по десятилетиям: тысяча девятьсот седьмой год, семнадцатый, двадцать седьмой и так дальше. Последняя графа - это позапрошлый год. Видишь, какая картинка!
- Интересно. - Межов цепко ощупывал и сопоставлял цифры сводки. - Здесь не картинка, а целая панорама! А мне он ничего не говорил. Хитрый старик.
- А вот посмотри-ка еще кое-что. - Польщенный Балагуров достал из ящика стола несколько новых таблиц, составленных уже им лично. - Здесь в рублях и единицах учета продукции отражено все, что производил наш край до революции. Кирпичное производство, лодки делали, бондарей много, лесная промышленность, рыболовство… Чуешь? А мы деревянные лопаты с Кавказа привозим, а кирпич из Сибири!
- Позвольте, я сниму плащ, - сказал Межов. - Дело такое, с ходу не ухватишь.
- Раздевайся, раздевайся, о чем разговор! - Балагуров был рад, как мальчишка, что Межов заинтересовался его изысканиями, и сообщил, что два дня назад у него был колхозный зоотехник Степан Мытарин и обещал продумать свои мысли по колхозу. - Как считаешь, потянет председателем? - спросил он. - Веткин совсем спился, а этот крепкий, хватка отцовская.
- Я не знаю его отца, - сказал Межов, вспомнив недавний разговор с Черновым. - Говорят, крутой, суровый.
- Хозяин был. Дать бы ему волю, он помещиком стал бы.
Они сели рядом за стол. Балагуров придвинул поближе таблицы, водрузил на нос очки:
- Видишь, в чем тут дело? Первое десятилетие у нас, помимо земледелия и животноводства, имеет множество доходных статей, но общая бедность остается, второе - с семнадцатого по двадцать седьмой годы - тоже пока не меняет общего лица, хотя кирпичных и гончарных заводов к концу десятилетия уже нет, лесная промышленность свернута, выход сельскохозяйственной продукции сократился - это понятно: революция, гражданская война, заводчики сбежали, остались кустари и мелкие ремесленники. Но вот наступает третье десятилетие, доходными остаются в основном земледелие и животноводство колхозов и совхозов. Показатели по этим отраслям, как видишь, неплохие, но могли бы быть лучше: тут сказался период коллективизации и связанной с ней перестройки, когда колхозы еще не окрепли, а единоличников уже не стало.
- Они хорошо работали, единоличники!
- Старательно, - ответил Балагуров, снимая очки. - Изо всех сил работали. Но каждый на своей полосе, ни техники у них, ни науки, ни больших средств не было, всяк по себе. В итоге, значит, плохо. Мы с твоим отцом не раз об этом говорили, спорили, и до коллективизации и потом. Ты даже не представляешь, какими мы тогда были. Темная, неграмотная крестьянская страна - вспомнить страшно! Вот с твоим отцом один смешной случай был, до смерти не забуду. Ты слушаешь? Нет?
- Слушаю, - сказал Межов, разглядывая таблицу.
- Ну вот. Он тогда уж в губцентре был, в органах работал, в ОГПУ - послали на укрепление кадров. И вот во время коллективизации приезжает твой отец к нам с проверкой. Мы, понятно, рады: свой человек, знает нас как облупленных, да и грехов не чувствуем - коллективизацию выполнили досрочно на все сто процентов, колхозам дали самые хорошие названия: "Имени Ленина", "Путь к социализму", "Слава труду", "Красный пахарь"… За такую ударную работу двоих из нас, Щербинина и Баховея, премировали шелковыми красными рубашками. Мне почему-то не дали, хотя я действовал не хуже Ромки Баховея. Ей-богу, не хуже! Ты слушаешь, нет?
- Слушаю, - сказал Межов с улыбкой. - Возможно, просто рубашек не хватило?
- Не знаю, не знаю. Роман всегда вперед меня выскакивал, нахрапистый он, робости не знает, только отца твоего побаивался да Щербинина. Ну, правда, не один он побаивался - все мы, комсомольцы, их воспитанники. Мы с Романом партийные уж тогда были, по возрасту, тоже чуть моложе их, года на три всего, но в эти три года, пока мы в козны играли да за девками подглядывали, они новую власть установили и чуть не на всей гражданской войне побывали. Ясно? А мы поспели к шапочному разбору, опоздали родиться! В такое-то героическое время, а! Ликбез да кулачье только нам остались. Ну и наверстывали, не оглядывались. Ты слушаешь, нет? Слушай, дальше самое интересное.