- А верно, К-константин Мак-ксимович, что верхолаз - как р-разведчик на фронте? Всем другим строителям дорогу прокладывает.
- Ты лучше сам сейчас с Дороги не сбейся. Не забыл, где твой дом?
Борис неопределенно показал рукой куда-то вперед.
Подойдя к калитке, Борис приосанился, он старался твердо ступать, но это плохо удавалось, ноги заплетались.
- Вы з-заходите, - настаивал Борис.
Токмакову пришлось войти в дом вместе с Борисом, поддерживая его.
- Батюшки! Где же это ты так сподобился? - всплеснула руками Дарья Дмитриевна и с ужасом оглядела Бориса.
- Простите его, пожалуйста, - заступился Токмаков. - Вот - доставил героя.
- Первая получка, мама. Р-рабочий класс гуляет. А это прораб мой, К-константин Мак-ксимыч.
- Тсс! - испугалась Дарья Дмитриевна и перешла на боязливый шепот. - Не дай бог отец услышит.
Она вызвала из комнаты Машу и попросила ее сейчас же уложить Бориску в постель.
Маша без особой приветливости поздоровалась с Токмаковым и попыталась отвести Бориса, но тот вдруг заартачился:
- А я с Машкой не пойду. Я с К-константин Мак-ксимычем пойду!
Чтобы избежать лишнего шума, Токмаков отправился в комнату Бориса. Снял с него ботинки, уложил.
- Дайте я его раздену, - смутилась Маша. - Что вы с ним возитесь?
- Отстань! Это наше м-мужское дело… И народы Азии на нас смотрят, - забеспокоился вдруг Борис, тыча голой ногой в карту мира, куда-то в восточное полушарие.
- Конечно, смотрят народы, - поддержал Токмаков с готовностью. - И очень внимательно. А ты, брат, в таком виде.
Когда Борис угомонился и как будто заснул, Токмаков выслушал слова благодарности от Дарьи Дмитриевны, от Маши и начал прощаться.
- Может, чайку выпьете на дорогу?
- Нет, спасибо. Поздно уже. Я к вам в воскресенье приду. Если, конечно, ваше столь горячее приглашение остается в силе.
- А вы, оказывается, злопамятный! - смутилась Маша. - Я вас еще раз приглашаю.
- Ну если еще раз, приду обязательно.
6
Вешалка большая, но не найти свободного крючка. Все увешано кепками, фуражками, картузами. Начальнические картузы из парусины. Висит шляпа, измятая, выцветшая и запыленная до потери естественного цвета, - значит, и Нежданов здесь.
В комнату вносят баллон с газированной водой. Баллон держат в оцинкованном ящике, набитом льдом. Не закрывается крышка ящика, баллон все время шипит. Стаканы переходят из рук в руки.
Сквозь раскрытые окна доносится смутный гул стройки. Резко выделяются только гудки паровозов и пневматические очереди клепки.
За окнами - отсветы электросварки, прожекторы, мощные фонари, полосы света от снующих мимо машин.
Оперативка вот-вот начнется. Не всем хватило места за большим столом, иные сидят у окон, вдоль стены.
- Ты что меня уговариваешь? Что я - девушка? - гремит главный диспетчер Медовец.
На прораба, тоже не очень низенького роста, Медовец смотрит сверху.
- Вот увидите, Михаил Кузьмич! - Прораб заискивающе подымает глаза. - Вы мне только пиломатериалов подбросьте. Много мне не нужно. Ну хотя бы пяток платформ. Сразу всем участком с места рванусь!
- Як та кляча! - громыхает Медовец. Он бережно трогает своей ручищей верхнюю пуговицу прорабовского кителя и продолжает вполголоса: - Ты кинокартину "Индийская гробница" бачив? Не бачив? Зря! Там один магараджа хотел заживо похоронить свою любовницу. Изменила она ему. С одним хлопчиком. Ты меня чуешь? Алло!.. И вот стоит эта самая бабенка и смотрит в окошко, как ей индусы гробницу строят. А индусы босые, надо считать, в одних трусах. Копают землю мотыгами, трамбуют ее деревянными ступами. И в этот самый трагический момент слышу голос в зале, впереди: "Надо было Матюшину поручить стройку. Матюшин ту гробницу за пять лет не построил бы. Такая же у него на участке механизация… И бабенка эта через него спаслась бы". - Медовец затрясся от приступа смеха. - Да чего ты рукой машешь? Алло! Чистая правда! Какие могут быть шутки?..
Одни входят в комнату, громко здороваясь, и тут же начинают между собой споры или как бы продолжают споры, начатые давно и лишь временно прерванные. Другие входят молча, держатся в тени и садятся в дальнем углу, за печкой.
В углу за печкой сидел и Токмаков. Сегодня его впервые пригласили на совещание.
Управляющий трестом Дымов увидел Токмакова на площадке уже к концу дня, когда тот собрался уходить, и сказал:
- Будьте сегодня к восьми. У нас оперативка - как Футбольный матч. Состоится при любой погоде. Даже в воскресенье.
"В восемь вечера меня у Берестовых будут ждать, - подумал Токмаков с досадой. - Вот так напился чаю с вареньем! И Борис ушел. Не с кем записку передать, извиниться!"
И все-таки Токмаков скорее обрадовался, чем огорчился, - уж очень лестным было приглашение Дымова.
Дымов сидит на председательском месте, в конце длинного стола, и что-то пишет. Его мощные покатые плечи опущены. Справа от Дымова - главный инженер Гинзбург, Глаза полузакрыты; у него, как всегда, сонный вид. Гинзбург - в вылинявшей холщовой куртке со следами не то бетона, не то извести и в таких же, некогда синих, штанах. Гинзбург сосет потухшую трубку, а Дымов, глядя на трубку, морщится и с подозрением следит: не горит ли?
Слева от Дымова стенографистка. На стене за спиной чертеж - доменная печь в разрезе.
Корреспондент газеты "Каменогорский рабочий" Нежданов протирает очки и оглядывает соседей прищуренными глазами. Выражение лица у него насмешливое и в то же время беспомощное. На висках, возле ушей и на переносице видны вдавлинки от очков. На столе перед Неждановым блокнот.
Рядом с Неждановым сидит, излишне выпрямившись, Дерябин.
Токмаков видит острый профиль Дерябина и вспоминает: "Наверное не скажу, но по всей вероятности навряд ли.." Так Пасечник передразнивает старшего прораба. Токмаков улыбается; эта улыбка так неуместна, что он кусает себе губы. Удивительно все-таки, что Дерябин был одним из ведущих инженеров главка. А может, там он был на месте? Но разве можно быть хорошим главным инженером и при этом скверным прорабом?
Дымов разговаривает по телефону:
- Плохо слышно? Удивительно! Когда вас хвалят - слышимость отличная. А ругаю - сразу глохнете?.. Я спрашиваю: сколько бетона будет завтра. А вы перестаньте гадать. Я же не прошу вас предсказать погоду на будущий четверг. В процентах? Я в процентах не разбираюсь. Я хочу знать в кубометрах. Что значит "будем стараться"?! Это не художественная самодеятельность!.. Это график… Не знаю, не знаю… По моему календарю после июля сразу, без всякого перерыва, начинается август… Ни одного дня в резерве у меня нет…
Дымов бросает трубку не прощаясь.
Никто не выступает с докладами. У всех под рукой график работ.
График, график и график!
Одни строители наступают на пятки другим, одни торопят или задерживают других, часто возникают трения и взаимные претензии друг к другу.
Непосвященный человек многого бы не понял в пестром словаре оперативки, где перемешались технические термины, цифры, фамилии прорабов, условные определения. Легко сказать - хозяйство доменной печи!
- Как у вас сегодня с планом? - спрашивает Дымов у прораба, фамилии которого Токмаков не помнит, но знает, что тот занимается электросваркой.
- Тяжело, очень тяжело…
- С планом как раз не тяжело. Это без плана тяжело. Завтра наверстаете?
- Постараемся.
- Это не ответ.
- Хочу попросить еще два дня.
- И вы правы. Но просто нет у меня этих дней. Неоткуда их взять…
- Как-нибудь поднатужимся…
- Нет у вас уверенности… Ни в голосе. Ни в поведении. Ни в работе. Что вы глаза опускаете? Что я вам - неприличный вопрос задаю? Опять голову повесили?
- Это я такой сутулый.
Слышится чей-то приглушенный смех.
- А лестницы на эстакаду готовы?
- Вот сейчас, - прораб смотрит в окно на сполохи сварки, - доваривают!
- Вчера почему не варили?
- Думал, "Стальмонтаж" со своими людьми сделает.
- Оказывается, надо было Москву запросить, кто нам эти лестницы приварит. Что вы мне тут загадки загадываете и ребусы сочиняете?
Дымов сердится, а когда сердится, наклоняет голову и смотрит исподлобья.
- А все потому, - продолжает Дымов неторопливо, в раздумье, - что мы слишком долго привыкаем друг к другу. На каждой домне заново знакомимся. Только сработаешься с человеком - прощаться приходится. А я вот мечтаю, чтобы все конторы переезжали со стройки на стройку, как цехи одного завода…
Дымов помолчал и уже совершенно другим тоном сказал, обращаясь к прорабу:
- Чтобы завтра вы и ваши сварщики появились на эстакаде в последний раз. Чтобы больше я вас там не видел. А как лестницы на наклонном мосту?
- Вечером закончили.
- Ходить можно? Или лазить придется?
- Можно ходить.
- Ну, я, например, могу сейчас пройти по этим лестницам?
- Если проект предусматривает ваши габариты - сможете.
Смеются все, а Дымов охотнее других. Дымов - крупный, грузный, а лесенки, ведущие на колошник, очень узенькие.
Дымов предоставил слово Дерябину. Тот поспешно встал, пожевал тонкими губами и начал обстоятельно докладывать, но, перехватив нетерпеливый взгляд Дымова, быстро закруглился:
- В общем, Иннокентий Пантелеймонович, нужно считать, что с графиком - порядок.
- Нельзя ли все-таки сжать ваш график?
- Насколько я помню, Иннокентий Пантелеймонович, ни одна из построенных, в прошлом году домен…
- При чем здесь прошлый год? В прошлом году вы сидели в главке и хвалили нас за темпы. А сейчас за те темпы нас с вами ругать следует.