— А как еще прикажете о нем говорить? — удивился Марсден. — Да по нему давно Бедлам[19] плачет. Еще недавно он был лучшим другом Бони, потом разругался с ним и начал заигрывать с нами. Теперь же, по слухам, он торгуется с русскими и австрийцами за поддержку их в будущей кампании.
— Да, сэр, — кивнул Хорнблоуэр, — именно об этом я и собирался напомнить, но вы изложили мою мысль более чем исчерпывающе. Перейдем теперь к датчанам. Как известно, шведы всегда считали Данию чуть ли не одной из своих провинций. Так это или не совсем, но шведское влияние в этой стране чрезвычайно велико. Дания стремится к нейтралитету, хотя ее тянут на свою сторону те же русские и пруссаки…
— Дальше, прошу вас, капитан! — воскликнул Марсден. — Кажется, мне начинает нравиться ход ваших мыслей.
— Благодарю вас, сэр. Так вот, если мы напишем в послании, что в результате тайных дипломатических переговоров Наполеону удалось склонить к союзу Швецию и Данию, и объединенный флот обоих государств направлен в Ла-Манш с севера, чтобы блокировать Проливы во взаимодействии с Вильневым, он может клюнуть на этакую приманку. Одновременно можно отдать приказ блокирующей эскадре отойти от Кадиса. Французы решат, что ее отозвали в связи с появлением у английских берегов датско-шведского флота, и перестанут сомневаться.
Первый Секретарь долго молчал, время от времени бросая на капитана странные взгляды, причем трудно было понять, чего в них больше — восхищения, изумления или сомнения.
— Вы не находите, друг мой, — сказал он, наконец, обращаясь к мистеру Барроу, — что для человека, последние два года проведшего в открытом море, капитан на редкость основательно разбирается в тонкостях европейской политики?
— В самом деле, м-р Хорнблоуэр, — поддержал начальника Барроу, — откуда у вас такое знание обстановки? Насколько мне известно, даже газеты доходят до Ла-Маншской эскадры с месячным опозданием.
— Английские — да, сэр… — возразил Хорнблоуэр, — зато французские и бельгийские мне порой удается прочитать раньше, чем вам.
— Ну конечно! — хлопнул себя ладонью по лбу Барроу. — Вспомните еженедельные пакеты от Корнуоллиса, Генри. Мы тогда еще с вами шутили, что он, должно быть, каждый день отряжает специальную команду на берег для покупки свежих газет. Я только сейчас сообразил, что это вы добывали французскую прессу в таком количестве, капитан. Как вам это удавалось?
Хорнблоуэр позволил себе улыбнуться и даже отважился на шутку:
— Боюсь, джентльмены, министр финансов не одобрил бы мои методы, хотя газеты я действительно получал регулярно и в большом количестве. Вот только каждый номер обходился примерно в годовую подписку на какое-нибудь английское издание.
— Вы говорите загадками, капитан, — не выдержал Марсден. — Неужели вы и вправду посылали за газетами на берег?
— Ну что вы такое говорите, сэр! — удивился Хорнблоуэр. — Все было гораздо проще. Вам, должно быть, известно, что в мои обязанности входило патрулирование ближайших подступов к Бресту и сбор любой разведывательной информации. На эти цели мне ежемесячно выделялась определенная сумма золотом, причем деньги были французские. Я с первых же дней завязал приятельские отношения с местными рыбаками: покупал у них часть улова, угощал выпивкой, беседовал по-дружески обо всем на свете, ну и об обстановке на рейде, разумеется. Платил я щедро, и ни один рыбак не отказывался, если его приглашали подняться на борт «Пришпоренного». Большая часть переданных мною сведений получена от рыбаков, джентльмены.
— Все данные, передаваемые нам адмиралом Корнуоллисом, отличались высокой достоверностью и важностью, — подтвердил Барроу.