Погоди. Дошло до меня, дойдет и до тебя. А чем стало хуже, я тебе расскажу. Давай рассуждать по-простому. Сколько в городе было купцов, не считая мелких лавочников? Три, вместе со мной. А теперь? Восемь. Что же мы, втроем с торговлей не справились бы? А теперь барыши не на троих, а на восьмерых разложились. Ясно? К карагасам из Шиверска, кроме меня, кто-нибудь ездил? А теперь? Гурдус тоже товарец откладывает. Попробуй не пусти его! Дороги не закрыты. Кому карагасская пушнина достанется? Одному Василеву или в доле с Гурдусом? А? Как ты думаешь? А на Ангару, на Енисей, к тунгусам? Конечно, и не суйся. На каждого тунгуса чуть не по два купца. И еще торговый народ из России в Сибирь подваливает. Да что в Сибирь! При железной дороге они теперь еще сильней и в Кяхту, и в Харбин, и к Японии потянутся. А по-доброму, чье все это? Наше! Мы в голове, первые. А замешкайся чуть - сразу теперь обойдут, и кусай потом локти. Понимаешь, Лука?
Промышленность свою надо развивать, Иван: фабрики, заводы строить, рудники разрабатывать, - не поймешь, серьезно или. с иронией заметил Баранов.
Так разве это не моя мысль, Роман Захарович! - воскликнул Василев. - Разве не я два года тому назад уже ее высказывал? Правильно: надо промышленность развивать. Но накую? Как? И при каких обстоятельствах и возможностях? Поставил я паровую мельницу. Промышленность это? Получается, что промышленность. А молоть мне на ней нечего. День работает, два стоит. Не везут зерно мужики. По Рубахиной речке заслоном стоят водяные мельницы. Их там - черт не считал! - десятка два понаставили.
Задавить их надо, - просто объяснил Баранов. - Возьми задави - и останешься один в этом деле хозяином. А тогда хотя и еще паровую мельницу строй.
Задави! - бессильно выдохнул Василев. - Давлю, а они не даются. Дешевле моего, стервецы, мелют.
А ты, Иван, тогда вот с такой трубой завод поставь, - широко развел руками Баранов и прошелся еще по комнате, показывая, какой должна быть в диаметре труба, - да такой завод придумай, чтобы никакая шантрапа тебе на Рубахиной речке не мешала.
Придумал я уже, Роман Захарович. Консервный завод. Мясные консервы делать. И не здесь, а в Тулуне его построить: там скота больше и цены на скот дешевле. Оборудование подыскал, из Швеции можно выписать. С деньгами туговато, но получу кредит - спасибо за хлопоты, Роман Захарович…
Так за чем же дело стало? - не сдержался Федоров.
За малым, Лука: куда девать потом консервы? Что же я, по баночке их, что ли, буду продавать? Вот здесь… Кто их купит? А выгодного покупателя, да так, чтобы брал всегда и все подряд, пока я не вижу.
Солдат бы кормить, - заметил Баранов. - Тогда
пихай в банки что попало. А с интендантством хорошую цену всегда выговорить можно.
Толкнулся я и сюда, Роман Захарович. - Василев
порывисто встал. - За Урал не повезешь, перевозка дорого станет, а на Дальнем Востоке, в Маньчжурии, уже американские фирмы прежде меня успели.
Солдат много, - изрек Федоров.
Нет, мало, Лука! Конечно, если бы там что-нибудь завязалось… Словом, мысли насчет такого завода я пока не оставляю. Только это все в воздухе.
Так я тебе еще совет подам, - прищелкнул короткими, толстыми пальцами Баранов, - своей мечтой поделюсь. Лес! Спластать его верст на десять вглубь с обеих сторон, вдоль железной дороги и по Уде - да в вагоны! Можно и на доски испилить сперва. Сколько это миллионов потом получится? Смекаешь, Иван? А лесу у нас - сто лет огнем жги, не выжжешь.
Иван Максимович быстро завертел головой.
Рано. С таким размахом за лес браться рано еще. Близкого сбыта ему не найдешь, а далеко - перевозка все прибыли съест. А труднее всего, пожалуй, - столько рабочих рук не найти. Бревна ворочать дюжие мужики нужны. Машины работать в лес не пошлешь. Нет, сейчас ваш совет не годится, Роман Захарович.
Ну, а рудники твои? - уже скучнее спросил Баранов.
О рудниках я как раз и скажу, - все бодее горячась, продолжал Иван Максимович. - На Монкресе еще десятка два-три старателей осталось, надо понимать - все же золото, как магнитом, тянет, а вот со слюды у меня все разбежались. А куда разбежались? На прокладку железной дороги ушли! Вот вам и развивай промышленность. Хорошо. Допустим так: железная дорога не век будет строиться. Закончат - рабочие руки освободятся, и народ тогда наниматься пойдет. Так ведь и беда-то караулит не только в этом. Не в этом… Беда еще в другом. - Василев заходил по комнате, теребя густые кольца бороды. - Кон-ку-ренция уже повсюду начинается. Вот в чем беда. Кон-ку-ренция! Понимаешь, Лука, ты это слово? Конкуренция!
- Черт его знает, вроде как понимаю.
То-то же…
В одном ты неправ, Иван, ей-богу, неправ, - заговорил, также вставая, Баранов. - О нехватке рабочих горевать нечего. Помяни мое слово - безработных не оберешься. И здесь тебе та же железная дорога поможет. Из российских-то, тесных землей губерний куда мужик подастся на заработки? Куда пойдут эти крепкие, дубовые руки, дубовые головы? Ха-ха-ха! - вдруг захохотал он, довольный каламбуром. - Да в Сибирь, в Сибирь попрут! По российским-то заводам давно безработица, там городского рабочего хоть отбавляй, а придет хлебороб сиволапый - на него ж мастеровщина сама волком смотрит. Тоже конкуренция, - зло усмехнулся он. - Вот они и поедут по гладенькой дорожке, сдобные калачи с берез обрывать. А тут уж ваша забота принять дорогих гостей… - оглянувшись, закончил он свою речь.
Конечно, рабочие будут, Роман Захарович, - согласился Василев. - Верно говорите. А вот конкуренция в промышленности, пожалуй, всерьез заставит сухарики есть. Ведь черт ее возьми, слюду эту, по совести говоря - дело новое и вообще вряд ли много на ней заработаешь. Зря я на нее тогда позарился. Так нет, и то из Тайшета пробрался дьявол какой-то и рядом жилу остолбил. А жила богаче моей. На днях Маннберг заезжал, рассказывал, что и на Белогорье поисковая партия пойдет. За золотом. И сядешь со своим Монкресом. Кругом поджимают, дышать не дают. Я…
У меня же еще другое беспокойство, - не дождался конца его речи Баранов. - По этим чертовым путям, по рельсам, теперь какая только шпана не поедет! Убийцы, мазурики, побирашки, а что хуже всего - нигилисты, революционеры. Ты посмотри, что в России уже творится!" У нас было только раз - листовку на забор прилепили. И ничего еще особенного в той листовке не было. А в Питере, рассказывают, по заводам какие прокламации разбрасывают! Каких в них мерзостей там не нагорожено! А главное - в конце все время пишут вот этакими буквами: "Самодержавие долой!" Долой! Ты понимаешь: долой! Вот она, мастеровщина!..
Ссылать надо больше. В руду их. К тачкам. Смертью казнить, - шмыгнул носом Федоров и полез в карман за платком.
Либеральничают с ними, - в тон ему фыркнул Баранов. - Мода пошла: все гуманные идеи проводят.
А кому это нужно? Тут надо не то, надо кнут и железные цепи. Запугать, запугать надо. Лаской здесь не возьмешь: они ласку за трусость, за слабость считают.
Ласки, положим, особой не заметно, - усмехнулся Иван Максимович.
Раз подряд не казним, значит, милуем. Середины в таких" делах не бывает. Верно я говорю, Лука?
Уклонюсь отвечать, - шумно вздохнул Федоров.-
Все ваши разговоры сбоку прошли. Ранее об этих вещах не говорили. Знали свое: торговые дела.
Такое время настало, Лука, - разъяснил Иван Максимович, - кто не поймет, тот и бит будет.
Господи!
Ты вот говоришь, железная дорога тебе не помешала?
Вроде нет, - неуверенно ответил Федоров и оглянулся назад. - А господь ее знает, теперь кругом подвохи.
Так будь покоен, дойдет и до тебя очередь.
Вот-вот, сперва разоришься, в трубу дымом вылетишь, а там, гляди, и кишки мастеровщина выпустит, - полоснул его пальцем по животу Баранов.
Что же мне делать? - в страхе зашептал Федоров. - Запугали вы меня до смерти, право, запугали.
Сопротивляться надо, Лука, вот что, - наставительно произнес Баранов.
Да кому же сопротивляться, Роман Захарович?
Всему новому.
Новым людям в особенности, - добавил Василев. - А ты что делаешь?
- А что? Ничего я не делаю.
Что? На Бирюсу изыскательская партия идет. Кто ей обоз, снасти снаряжает? Ты, Лука. Ты. А зачем? Думаешь заработать? Рубишь сук, Лука, на котором сидишь. Кто бирюсинскими рудами заинтересован? Я. Так если ты мне ногу подставишь, думаешь, я тебе спущу?
Господи, какую ногу? - растерялся Лука. - Нет никакой ноги. Ну я не дам коней - даст другой.
А если и другой не даст? И все так?
Да где ж среди нашего брата это видано? Слава богу, мы не голытьба какая, каждый сам за себя постоит.
Ну, а кто не устоит, того съедят. Ты это тоже запомни, Лука.
- Иван Максимович, - окончательно заробев, развел руками Федоров, - страсти одни только и слышу от вас сегодня. Скажите мне, ради господа: я-то здесь при чем? Хотя бы и с вашими бирюсинскими рудами. Сами говорите - на слюде обожглись, а уже опять про руды думаете. В одни руки целый свет вам все равно не забрать. Вот крест святой, не дам я лошадей, в убытке останусь, а все равно пойдет на Бирюсу партия.
Пойдет не пойдет, а у меня мужики по тайге уже ходят. Найдут - там будет видно, стану я ее разрабатывать или нет. А остолбить остолблю. Не за кем другим, а за мной руда закрепится. На будущее. Понял?
Что же тебе еще хочется?
Тянуть надо, Лука, тянуть. Время выигрывать.
Эк ты! Иван Максимович! Так бы и раньше сказал. Просто. Сборы задержать? Да господи! Пожалуйста! Ну на сколько оттянуть? На неделю? На две?
И не только это. Есть и другое дело. Слыхать, в наш уезд тысяч пять переселенцев прибывает. Верно это, Роман Захарович? Вам лучше знать.