Калитка резко распахнулась. Высокий, худой сердитый старик стоял перед Бекайдаром. Но на сумасшедшего он отнюдь не походил. Аккуратно подстриженная желтая бородка, расчесанный пробор, подбритые усы, и одет очень прилично, хотя и совсем по-домашнему. Почти новый шелковый халат с отложным воротом, чистейшая, голубоватая сорочка, на ногах красные мягкие туфли с какими-то полумесяцами, на голове черная бархатная тюбетейка. Только вот глаза красные и бегают, да рот чуть скошен в сторону.
Так они стояли друг перед другом и молчали.
Первым прервал молчание хозяин.
- Ну, долго будем так стоять? - спросил он. - Ты что, шкурки принес (в руках Бекайдара был небольшой портфель).
- Шкурки? Нет, шкурки я не принес... - сказал Бекайдар, с трудом преодолевая свое волнение - я так... я поговорить пришел.
- Поговорить?! - старик недоуменно поглядел на него. - Да кто ты такой? Что ж я тебя не знаю? Ты что, мулла или следователь? Эти все любят говорить с незнакомыми.
- Нет, я не мулла, - Бекайдар был так растерян, что до него не доходили ни насмешка старика, ни комизм своего положения - пришел неведомо зачем, неведомо к кому, - я из Саята ("А-а, - сказал хозяин, - а-а!"). Я, знаете, сын Ажимова... Бекайдар. Я поговорить...
- А-а, - повторил старик, внимательно изучая его. - А-а!
Почти с целую минуту они молчали.
- "Я Бекайдар", - вдруг передразнил старик. - Бекайдар! Здорово звучит! Я! Бек! Айдар! Он засмеялся. - Ах вы... Недаром говорят: самого плохого щенка хозяин называет Борибасар. Ну, говори, Бек! Айдар! - он с особым шиком произнес эти слова. - Что тебе от меня нужно? Ведь у меня кроме ядовитых змей ничего нет. - И вдруг на иконописном лице старика проступило что-то совершенно иное. - Да! Ведь ты из Саята приехал! - воскликнул он. - Ну, как там моя Дамели, жива, здорова, а?
Бекайдар поглядел на старика и чуть не вскрикнул от удивления, до такой степени он переменился. С его лица исчезло все колючее, насмешливое, глумливое. Теперь оно было ясным и простым - глаза улыбались и сам он весь сиял, как будто в этом имени "Дамели" таилось что-то действительно разрешающее. Кажется, ответь ему сейчас Бекайдар: "не видел я вашей Дамели", и старик расплачется, как ребенок.
"Да, перед такой любовью Дамели устоять было трудно", - подумал Бекайдар.
- Я вашу дочку видел за день до отъезда, - сказал он, - шла с подругами по улице и узнала, что я еду в Алма-Ату, велела вам кланяться. "Ну что я несу такое, - в ужасе подумал он, - ведь вот я сейчас буду говорить о том, что со свадьбы я с ней не встречаюсь и не разговариваю".
- Маша, Маша, - вдруг закричал старик, поворачиваясь к дому. - Ты слышала, что рассказывает джигит. Он только вчера видел нашу Дамели. Говорит, идет веселая, здоровая, смеется. Нам привет передала.
"Маша! Что еще за Маша...?" - только и успел подумать Бекайдар, как из дома появилась сама Маша. Первое, что пришло в голову Бекайдару, когда он ее увидел: "Вот кустодиевская купчиха". Маша и в самом деле походила на женщин Кустодиева - красивая, полная, круглолицая, голубоглазая женщина, лет сорока пяти. Как и все такие женщины, была она крупна, ширококостна, полна, но и это шло к ней, а легкий пестрый сарафан очень выгодно подчеркивал ее высокую грудь и тугую талию. Ноги были, пожалуй, чуть великоваты, но и это не портило ее.
- Здравствуйте, - сказала женщина подходя и протянула Бекайдару руку с тяжелым золотым браслетом. - Если бы вы знали, какую радость принесли нам сейчас. Ведь он меня замучил! Через каждые три слова: "Дамели, Дамели, а что сейчас с Дамели?" Как она уехала учительствовать, так он и сон потерял. Вот, посмотрите на него: в чем только душа держится? Так, значит, все в порядке? Ну, славу богу! А что ты, Хасенюшка, остановил человека среди двора? Разве это казахский обычай? Веди его в комнату.
- Да, да, прошу, прошу, - как будто вспомнив что-то, заторопился и забеспокоился Хасен, - идем, идем. Маша, ты знаешь нынешняя молодежь какая? Так вот надо бы на этот случай...
- Ладно! Знаю, - отрезала женщина, - проходите.
Хасен двинулся к дому, Бекайдар за ним, и тут вдруг Хасен опять остановился и спросил подозрительно:
- Эй, а ты не женился на ней случайно?
"Вот проклятущий! И что он против меня имеет?" - подумал Бекайдар и покачал головой.
- Нет, нет, как она ушла с вами, так я ее и не видел.
- А! - кивнул головой старик. - Ну, идем, идем! - и последние нотки неприязни исчезли в его голосе.
Они повернули на узкую песчаную тропинку, и тут вдруг Бекайдар чуть не вскрикнул. Часть сада была обтянута мелкоячеистой решеткой и за ней по кустам летали птицы! Каких только здесь не было: черные дрозды, розовые скворцы, золотистые щурки, голубые сизоворонки, какие-то небольшие серые птички - соловьи, наверно, саксаульные сойки, которых так редко можно увидеть на воле. Большой пестрый удод сидел неподвижно на бугорке и, откинув голову с пестрым хохлом, неподвижно, как будто насмешливо, смотрел на них. В другой вольере по камням бегали горные куропатки и кеклики. Затем была еще высокая квадратная клетка, и в ней на камнях, на стволе дереча, просто на подставках неподвижно сидели или чистили перья хищники - беркут, орел, могильник, красный ястреб. Они, кажется, так привыкли к неволе, что отпусти их - они не полетят.
- Вот тот у меня десять лет живет, - сказал Хасен мимоходом, показывая на беркута, - птенцом его из гнезда вынул, а теперь вот какой красавец.
Прошли еще немного и завернули за сарай. Здесь тоже была клетка и в ней сновала горная лисица и лежал на песке серый корсак.
- Недавно поймал, - сказал Хасен, - это уж для Москвы.
В другой клетке около крошечного бетонного водоема спала выдра.
- Совсем ручная, - сказал Хасен, - беру с собой купаться в пруд. Вот плавает, плавает, а наплавается залезет мне в шапку - я шапку нарочно на берегу оставляю - и ждет, когда я выйду и возьму ее на руки.
Козленок белой антилопы подошел к старику и стал настойчиво тыкаться носом в его руки.
- Захватил, захватил! - сказал ему деловито Хасен и вынул из кармана кусок сахара. - Поведение у тебя не то! Да уж ладно.
Небольшой козленок архара стал поодаль и смотрел на них.
- Вот никак не могу их помирить. Бьет этот рогатый маленького, ревнует, дурак. Иди, иди! Ты сегодня ничего не получишь. Вон там соль. Лижи!
Но архар постоял немного, посмотрел, подумал и решительно подошел к тете Маше и лизнул ее руку. Та стала гладить его и что-то сунула ему в мордочку.
- Вот всегда находит заступницу, - искренно огорчился старик. - Маша, ты же мне портишь Тилектеса, он не чувствует, что я на него сержусь.
- Ладно, ладно, - примирительно сказала тетя Маша. - Твоя любимая Умит тоже хороша. Я ее сегодня два раза с грядок гнала.
"Да тут целая республика, - подумал Бекайдар. - И имена какие! Надежда, Единомышленник, Тоскующий - прямо как у доктора Айболита на приеме".
И в это время раздался тихий, но такой пронзительный и страшный свист, что Бекайдар похолодел, он обернулся и увидел длинный, как огромный пенал, сетчатый ящик. Он был полон змей. Были в нем змеи черные, были змеи пестрые, были змеи цвета сухого песка - все это шипело, ползало, сплеталось, карабкалось вверх по проволоке. И такая непонятная притягательная сила была у этих гадов, что Бекайдар невольно остановился перед ящиком.
- Здесь еще не самые большие, - сказала мимоходом сзади Маша, - самые большие там, в доме. Три кобры и две гюрзы. Эти уж для заграницы.
Голос женщины был ясный, ласковый, но Бекайдар почти со страхом поглядел на нее. "Что? Тоже сумасшедшая?" - подумал он. - "Нет, как будто не похожа, но разве их различишь, Хасен-то, ясно, не в себе, а какая нормальная женщина выйдет за тронутого?" И вдруг сразу без всяких переходов - это часто у него бывало, ему стало стыдно. "Нет, это я сошел с ума, - подумал он в горькой и твердой уверенности. - Только я, и больше никто. А они просто хорошие, добрые люди: Дамели, ее отец, эта тетя Маша (он ее как-то сразу окрестил для себя тетей), а вот я верно какой-то не такой. У всех ищу недостатки. Вот поэтому и Дамели..."
И тут тетя Маша вдруг заговорила с ним.
- Что? Удивляешься, дорогой? - спросила она, сразу переходя на ты, и Бекайдар с благодарностью посмотрел на нее. - Целый ноев ковчег, правда? Это все заготовлено для московского зооцентра. Я каждый год приезжаю сюда месяца на два. И никто не знает, где я. Пропала Мария Ивановна Бойкова - и все, в песках утонула. А я тут из кандидата наук становлюсь просто Машей или еще тетей Машей, так называет меня Дамели. Ведь она мне, как дочка. Ты никогда от нее, наверно, и не слышал обо мне? Ну, правильно! Это секрет, и знали его до сих пор только трое, не считая соседей, ну им ни до чего дела нет, а теперь ты вот четвертый, кто знает, правда, Хасен?
Хасен стоял рядом. Он молчал и смотрел на Машу, и необычайную теплоту излучали его светлые тихие глаза. "А ведь он чем-то похож на Дамели, - вдруг остро подумал Бекайдар, - и в молодости он, наверно, был хорош. Да он и сейчас, впрочем, хорош".
- Он храбрый у меня, - вдруг сказала женщина и каким-то неуловимо быстрым движением чуть погладила старика по плечу. - Всех этих гадов он просто руками берет, как червяков. Я его за эту храбрость люблю.
"Дочь за доброту, любовница за храбрость, - подумал Бекайдар, - а я за что не люблю его? За то, что он расстроил мою свадьбу? Господи, какая же чепуха? Надо немедленно объясниться! Не может быть, чтоб он не понял меня!"