Не успел Грачев ответить, как заговорила Ира.
- Я сама виновата... Он не разрешал мне с горы спускаться, а я не послушалась. Летела как стрела, и вдруг - кувырк!.. Вывих колена... А, чепуха, - махнула она рукой, - до свадьбы заживет.
Мать тронула ее за плечо.
- Какая свадьба? - строго сказала она. - Ах, Ирочка... Ведь ты учишься. Надеюсь, Петя это понимает? - И Надежда Федотовна мило улыбнулась Грачеву.
"Уж как-нибудь мы с Ирой сами разберемся", - с горькой улыбкой на уставшем лице подумал Петр. Чай он пить не стал, сославшись на позднее время, простился и ушел.
А наутро корабль вышел в море на ракетные стрельбы. Две недели были для Грачева пыткой: он старался не думать об Ире, но все мысли были о ней: как она, что с ногой? И едва "Бодрый" вернулся в бухту, как он сошел на соседний причал, и тут же позвонил Ире. Трубку, однако, взяла ее мать.
- Кто, кто, не поняла? - ручьем звенел в трубке голос Серебряковой. - Ах, это вы, Петя. Не узнала вас. Голос какой-то чужой. Вы не простыли? Нет, да? Молодцом. Вам Иру, да? Я так и поняла. Но ее нет, Петя. Она бы взяла трубку, но ее нет. Как где? Вы меня слышите - уехала. Каникулы-то у нее короткие.
- Когда? - Петр до боли в суставах пальцев сжал трубку. - Вчера, да? А как же нога? Ах, врача вызывали... Так, так. Ну, ладно, спасибо...
Он положил трубку.
"Вот бы съездить к ней в Ленинград", - подумал сейчас Грачев.
Раздумья Петра прервал матрос Гончар. Вошел он в каюту робко с виноватым лицом.
- Товарищ старший лейтенант, вам тут письмо, а я сразу не отдал, позабыл, - он протянул ему белый конверт.
Грачев буквально выхватил письмо из его рук, увидел, что почерк Иры, сказал матросу "идите, спасибо, идите", потом уселся в кресло и осторожно надорвал конверт. Письмо он читал медленно, ощущая в душе прилив необыкновенно радостных чувств. Ира успешно сдала экзамены и теперь собирается на практику; она еще не знает куда, но, видимо, за рубеж.
"Я понимаю, ты ждешь, что я скажу о нашей дружбе? - спрашивала Ира. - И я все чаще об этом думаю - пора наконец нам решать... Я привыкла к тебе и не стану этого скрывать. Без тебя мне тоскливо, скучно, кажется, уехала бы к тебе. А вот когда я дома, то тоска по тебе куда-то мигом исчезает. Я думаю, почему? Только, пожалуйста, не обижайся, я ведь пишу то, что лежит у меня на сердце. Я не знаю, как ты относишься ко мне, но я отношусь ко всему очень серьезно. Кажется, я особо остро поняла это, ощутила всем сердцем, когда в январе уезжала домой. Я даже повздорила с отцом: ведь это он угнал ваш корабль в море! Я прямо и заявила ему, что видно, не хочет, чтобы я дружила с тобой. Он так на меня обиделся, что даже не провожал на вокзал. "Грачев мне близок как никто другой, но я не собираюсь создавать ему особые условия службы, даже ради своей дочери". Ты понял? Он так и сказал.
Петр, а почему ты редко мне пишешь, да и коротко: жив, здоров, был в море, и все. А я бы хотела знать, что у тебя на сердце. Ну, а не забыл насчет нашей поездки к твоей маме? Я вернусь с практики, и мы поедем. Мне очень хочется ближе узнать твою маму. Надеюсь, ты не станешь возражать? Если честно, то мне даже стыдно, и я корю себя, что не съездили мы с тобой в январе. Этот глупый случай на лыжной прогулке... Две недели я не выходила из комнаты, все ждала, вот-вот ты придешь. А потом не вытерпела, спросила у отца; он засмеялся и сказал, что "Бодрый" давно в море. Мне вдруг стало не по себе, я готова была плакать, рыдать, только бы тебя увидеть. Но так и не дождалась. А ты, Петр, думал обо мне? Только правду напиши.
Ты как-то бросил мне упрек, что не сердце у меня, а камень. Ох, как ты ошибаешься! Помнишь, мы весной ходили с тобой в Загородный парк? Ты вел меня под руку, а потом увидел моего отца и вытянул руки по швам. Ты чего так испугался Серебрякова? Мы ведь были в парке, где люди не только ходят под руку, но и целуются. Я не хочу, чтобы ты был как та заводная пружина; любовь, чувство уважения - все это нам, девушкам, очень дорого. Ты тогда отпустил мою руку, а я весь день ходила как в тумане, думалось: не любит он меня, не нужна ему. Только пойми - не ради себя я говорю об этом, ради тебя, Петр. Что, разве не так? У тебя есть пример - Сергей Кесарев. Вера любила его, ждала, надеялась, а он вдруг приревновал ее к другому, а что получилось? Кесарев женился на другой. Я не скажу, что Наташа женщина лукавая, нет, она по-своему хороша, она тоже имеет право на счастье, на семью. Но ведь первая любовь у Сергея дала трещину, а это долго не забывается..."
Грачев свернул письмо. Но тут же вновь развернул его и в конце прочел:
"Я очень буду рада, если ты хотя бы на день приедешь в Ленинград. Я очень хочу тебя видеть. Только, пожалуйста, не говори об этом маме. Она станет волноваться".
"Я очень хочу тебя видеть..." - повторил про себя Грачев. Каким теплом повеяло от этих строк! Ему так и хотелось крикнуть: "Я люблю тебя, Ира, я, конечно же, приеду к тебе! Но он лишь горько усмехнулся: когда приедет, если снова "Бодрый" уходит в дальний поход? А просить Склярова отпустить его на два-три дня бесполезно, скажет: "А что вам, товарищ Грачев, делать в Ленинграде? Ведь ваша мать живет на Кубани?" Петр вздохнул: да, спросит, а объяснить цель своей поездки он не сможет. Ира ему не жена, а невеста...
Грачев спрятал письмо.
"Серебряковым я о нем не скажу", - решил он.
Но стоило ему сойти на причал, как комбриг капитан первого ранга Серебряков, отец Иры, подозвал его. Улыбнулся, поздоровался с Петром за руку.
- Ну, как жизнь? Чего не заходишь к нам? Надежда Федотовна в субботу тебя ждала, даже блины приготовила.
Грачев сказал, что был занят.
- Тебе привет от Иры, - продолжал Серебряков, - Вчера письмо прислала. После экзаменов у нее практика. И туристскую путевку предложили в Норвегию. Пишет, не знает, как быть. А мы с Надеждой Федотовной так решили: пусть сама выбирает. Вот скажи, кто у тебя друг?
- Кесарев. Самый близкий...
- Разве ты не желаешь, чтобы в жизни у него не было срывов, чтобы его любила жена... Ну, понимаешь? Ира вовсе не друг мне, а дочь. Родная моя плоть и кровь. В ней мое сердце: то, чему научил ее, она должна пронести всю жизнь и передать своим детям. А ты что, перестал ей писать? - неожиданно спросил Серебряков.
Грачев покраснел, неловко потупил глаза.
- Я люблю Иру... Я... - Он запнулся, подыскивая нужные слова, но так и не нашел их. Серебряков ласково тронул его за плечо.
- Это ты ей скажи. Я не стану возражать, если она... Ты же знаешь, я к тебе давно привык. Человек ты честный, прямой, море и корабль тебе не в тягость. А это тоже счастье. Пусть маленькое, но твое счастье. Скажу тебе по совести - на море я человеком стал. Отними его у меня, и я не жилец. Да, да - не жилец.
"А съездить бы к Ире надо", - вздохнул Грачев, сидя в каюте на стуле, он задумчиво курил. Тут его и застал Скляров. По лицу командира было видно, что он чем-то озабочен. И Петр не ошибся. Скляров, пристально глядя на него и, покуривая сигарету, заговорил о том, что на рассвете "Бдительный" уходит в море на обеспечение подводных лодок. А старшина команды радистов в отпуске. Надо отправить на противолодочный корабль старшину команды мичмана Крылова.
- Где он? - Скляров загасил окурок. - Крылову убыть на "Бдительный" к двадцати двум часам.
- Товарищ командир, у Крылова сегодня жена именинница. Как же, а? Может, пошлем Гончара?
- Я это знаю. Но... - Скляров развел руками. - Служба, сами понимаете. Гончар еще молод. А поход будет нелегким: на море семь баллов, резкий ветер. Вы, кажется, собирались к мичману на день рождения? Вот и хорошо, поздравьте его супругу и с ним на корабль...
Петр загасил папиросу, встал, прошелся по крохотной каюте. В иллюминатор был виден клочок рыжей сопки, возвышавшейся неподалеку от бухты. Там, на сопке, живет Игорь Крылов. "Танюша очень просила быть, - говорил мичман, приглашая его на день рождения. - Вы уж, пожалуйста..."
Грачев взял с вешалки фуражку. Но тут вспомнил, о Кесареве. Направился к нему, но в каюте его не оказалось.
"Сошел на берег", - сказал Грачеву дежурный офицер.
Петр обрадовался: "Что ж, поговорю с ним дома..."
Дверь ему открыла Наташа. Видно, недавно она пришла из школы, потому что в руках держала какие-то книги. Улыбнулась мягко, как улыбаются близким людям.
- Что, небось за Сергеем?
- Мне надо с ним поговорить, вот и пришел. Ты извини, но откладывать я больше не могу.
Светло-розовое лицо ее вмиг стало серым.
- Так ведь он на корабле. - Голос у нее дрогнул. - Значит, его нет? Тогда я знаю, где он. Знаю! У Веры. Он там, да?
Петр ласково взял ее за руку.
- Не волнуйся, Наташа. Не надо. Сергей, видно, пошел на соседний корабль, он давно собирался к ребятам. Ну?
Она смахнула со щеки слезинки, посерьезнела.
- Это я так... Прости... Ты уже уходишь?
- Да, мне надо еще зайти в магазин, а потом к мичману Крылову...
На корабле у трапа Грачева встретил старпом.
- Где ваш Крылов? - спросил он, хмуря брови. - Время бежит...
- Я вызвал его, вот-вот придет.
Не успел Грачев выпить чаю, как пришел Крылов. Робко постучался в дверь и, мягко ступая, вошел в каюту.
- По вашему приказанию... - начал было докладывать, но командир боевой части прервал его:
- Прибыли, значит? А я-то жду вас... - Грачев, уловив на лице мичмана досаду, развел руками: - Служба... Я не смог посидеть у вас, торопился на корабль, вы уж извините...